– Не хочу! Не хочу, чтобы они уходили! – не потому, что не помню иной жизни. Потому, что для меня ее нет и не будет. Они – это я.

Пусть и худшая часть меня.

Наас широко улыбается.

– Что на другой стороне? У страха и злости! – прячу руки в карманы. Скажи это, произнеси вслух – как колдовство, молитву. Парень встает напротив:

– Страсть! Желание выжить! – защитить свои границы. Окружить невидимой и непобедимой стражей. – Ха! Я знал, что ты не безнадежна!

– Конечно! Ведь я тебе нравлюсь, – смеюсь в ответ. – И да. Да! В обмен на твою помощь.

– Конечно! Спасибо.

Я убью ее. Легко.

Людей же убивала.

III

– Мы должны закончить сегодня, – говорит Наас, когда сосны сменяются желтеющими орехами, а впереди слышится шум дороги. Вчера мы пересекли ее вместе с Ниной. Целую вечность назад. – Завтра приедет Костром, главный техник. Я сейчас найду одну девушку, у нее есть допуск в подземный архив библиотеки. Пойдем вместе. Оттуда попадешь в Заповедник. Ты уверена, что хочешь сама забрать вещи? Засветишь дом. Лучше попросить кого-нибудь из друзей и встретиться в левой точке. Я дам телефон.

– Я живу в общежитии. Моя семья – в других городах. Все нормально.

– По записям в общаге отследят твое имя. Ты ведь не сказала настоящего? Они все равно узнают, но можно…

– Пусть отслеживают. Это неважно, правда, – и у меня все равно нет друзей, чтобы просить о помощи.

– Но твоих родных найду…

– Неважно! – вышло громче, чем стоило. Наас понимающе вздыхает:

– Ладно. Извини. Хорошо, так даже проще. И будет нормальное оправдание твоему отсутствию, а то Кан и Моня, походу, уже обыскались, – кривится. – Сраные бюрократы,

– Та девушка знает…?

– Не-не, мы напросимся за компанию. Скажем, почитать про магов огня. Что ты волнуешься по поводу ритуалов. В архиве больше информации, чем в библиотеке. Но туда хрен попадешь, – маг пинает мелкие камешки на тропинке. – Айяке нравится Тони, это точно, но она стесняется знакомиться первой. Пусть впишет меня помощником в свои исследования, тебя проведем контрабандой. Айя напряжется, но я намекну, что устрою свидание с Тони. Я же его лучший друг.

Фыркаю:

– Надеюсь, Тони об этом не пожалеет.

– Нет, она очень красивая и славная, – что-то в его тоне цепляет, но парк обрывается – пора прощаться. Наас пишет свой телефон на листке из блокнота:

– На всякий случай. Возвращайся к восьми. Я буду ждать у ручья. Сразу же и пойдем. Больше никаких разговоров. В Университете на улице еще болтать можно, если не рядом с оградой и зданиями, но лучше не рисковать. Основное я, вроде, объяснил. Когда спустимся в архив, сама поймешь, что делать дальше. Внизу ее сила… – мимо проносятся машины. Наас рассеянно следит за цветным потоком. Качает головой:

– Увидишь. Плутон направит тебя. Главное, помни: режешь палец, прикладываешь в место, где сходятся все линии на знаке. И вспоминаешь.

– Что именно? – мои джинсы закапаны кровью. На левом бедре пятно с кулак – это Нины.

– Плутон объяснит. Слушай ее, но помни: ты доверяешь магии, не ей самой.

– И не тебе. Да, знаю, – хмурится и трет затылок.

– Прости. Я могу поклясться, что защищу тебя, но какой смысл?

– Никакого, – соглашаюсь. – Увидимся в восемь.

– Спасибо, – серьезно говорит Наас. – Правда, спасибо. Ты не представляешь, насколько это важно для меня.

– Сдержать обещание?

– Да.

– Данное твари? – Наас отступает, прячет руки в карманы. Глядя в землю, негромко говорит – мне приходится шагнуть ближе, чтобы разобрать:

– Любое обещание рождает веру. Прогоняет страх. Делает нас сильнее. Это тоже своего рода заклинание, и чтобы замкнуть формулу, нужно сдержать слово, – поднимает глаза и криво улыбается:

– Иначе как ты поверишь в себя, если другие не могут?

***

Забираю сумку с гаража. Вещи в порядке, на телефоне ни одного пропущенного звонка. Бобби встречает счастливым лаем.

– Позорище, – глажу жесткую шерсть. – А если бы я не заметила ее? Нина…

Была бы мертва. Ежусь, пряча планшет. Одеяло оставляю Бобби: пригнувшись, чтобы сторож не увидел, подбираюсь к красной будке и расстилаю внутри. На память о совместно проведенном лете.

– Я не вернусь, – шепчу улыбчивой морде. – Береги себя.

Дворняга виляет хвостом, обнюхивает Канову кофту, водит носом по кровавым помаркам на джинсах.

– Придурок.

Время до вечера пролетает незаметно. Добраться до общежития, переодеться. Собрать самое необходимое. Перекусить. Позвонить коллеге, чтобы подменил в баре:

– Надо съездить домой, бабушка заболела, – и давно умерла, да только кто знает? – Эту неделю я пас. Извини, что поздно предупредила.

– Без проблем, мне как раз не помешают лишние деньги. Можешь даже задержаться.

– Могу, – руки покрываются мурашками. Могу и не вернуться.

Я переехала сразу после окончания школы. Сдала бабушкину квартиру, поступила на модельера. Шила с детства: когда стрекочет машинка и строчки убегают из-под лапки, легко забыть о скребущейся темноте в глубине шкафа. Да и каждая новая вещь оставляла монстрам все меньше места – или так мне хотелось думать. Теперь тяжелый рюкзак набит под завязку, а целый ворох одежды обречен дожидаться следующего захода.

– Пусть отследят, – продолжая разговор с Наасом, трогаю метку за ухом. Выпуклая, жесткая. Достаю фотографию родителей из кошелька и, сложив вдвое, засовываю за полки. – Пусть узнают мое имя. Если они найдут…

Я ведь старалась. Правда.

– Знали бы вы, что мне приходилось делать, чтобы защитить вас.

Когда вы не делали ничего. Просто сбежали.

Что ж. Лучше бы вам сбежать дальше, чем способен дотянуться Университет. Настало время заботиться только о себе.

Переложить монетку Валентина в карман чистых джинсов. Туда же – кусочек от леденцового кома. Как назвал его Наас? Непенв? Непенф? Мыльница с остатками отправляется на дно сумки. Колбу привязываю к лямке на поясе, чтобы не терлась о порезы у ключиц. Их не смазали чудесной мазью, и, переодеваясь, я обнаружила гнойные пузырьки на глянцевой припухлости воспаления.

– Ого! Куда это ты собралась? – заглядывает соседка по комнате.

Проверяю ворот черной водолазки: спрятаны ли шрамы.

– Я поживу немного у… – она знает про мою семью. Что сказать? Но Кира уже сделала выводы:

– У своего парня! Давно пора! Все лето где-то пропадала, личико посвежело, вечно витаешь в облаках. Думала, не догадаюсь? – девушка лукаво улыбается, и я подыгрываю:

– Решили попробовать съехаться. Не знаю, как пойдут дела… прикроешь меня от коменданта? Не хочу пока терять комнату, – мне легко дается смущение. А кофта Кана, аккуратно сложенная на кровати, делает картинку в сознании Киры завершенной.

– Конечно! Перестраховщица, – соседка окидывает меня оценивающим взглядом. – Так и пойдешь?

Наверное, я не выгляжу как девушка, начинающая новую жизнь с любимым человеком. Стряхиваю несуществующий мусор со светлых джинсов. Грубые черные ботинки откровенно пыльные, и Кира неодобрительно хмурит тонкие брови. Роется в моей шкатулке с украшениями:

– Ты ее не забираешь? С ума сошла? Надень… да вот это хотя бы! – вздрагиваю. Она выудила потемневшие от времени, но по-прежнему звонкие звездочки. Я совсем про них забыла. Когда-то давно скрепила браслет с цепочкой, получившееся длинное ожерелье Кира набрасывает мне на шею, поправляет зацепившийся хвост, челку. Заставляет подобрать сережки и утрамбовывает шкатулку в сумку, не слушая возражений:

– Что ты за дизайнер такой? Серьезно, как в монастырь уходишь. И губы подкрась! Почему это платье не взяла? Оно тебе очень идет! А тут что…

Возмущаясь, перебирает брошенные вещи. Мне тяжело дышать. Отворачиваюсь, накидываю тяжелую темно-серую кофту и подхватываю рюкзак. Там, куда я направляюсь, платья вряд ли понадобятся.