– Зачем они преследуют магов огня? Чего хотят? – мести?
– Умереть. Жить они не умеют. Сами по себе медленно угасают, а хотят сгореть… вернее, хотят и не хотят. Кормятся от твоей силы, продлевая свой срок, но это и ранит их одновременно. Ты понимаешь? – теребит кончик хвоста, пропускает пряди сквозь пальцы.
– И да, и нет, – нас накрывает холодом, дрожь волной проходит по ветвям. Знак за ухом дергает судорогой.
– Хорошо, – отвечает Наас, – никто до конца не понимает. Даже если говорит обратное. В тебе достаточно пламени, чтобы убивать. Поэтому их так много вокруг тебя. Поэтому я прошу, – маг наклоняется ближе, сквозь закручивающийся спиралью воздух. Его мятежная стихия беснуется, деревья оглушительно трещат, между стволами порхают листья. Никто, кроме меня, не услышит горячего шепота:
– Убить тварь. Она особенная. Очень умная, умнее любого человека, таких мы называем Высшими. Их очень мало: может, и десятка нет во всем мире. В древности маги делали Высших в специальных ритуалах, но сейчас ключ к этим чарам утерян, а ученым он позарез сдался. Поэтому над ней проводят опыты, мучают почти полвека! Я слышу ее голос во сне каждую ночь – и ты слышала сегодня. Ей больно. Она хочет умереть. А еще знает, как справиться с магией тьмы. Помогла мне в обмен на обещание закончить ее жизнь. Я достал заклинание, все произойдет быстро. Сам не могу: на Заповеднике полно охранных чар, меня сразу поймают, как и любого мага Университета. Но не тебя! Тебя внесли в систему, но еще не зарегистрировали. Главный техник обычно появляется раз в месяц, а только он работает с регистром. Его наверняка уже вызвали, но Костром не жалует порталы, а иначе старику добираться не меньше суток. Сейчас ты можешь пройти в любое место Университета: заклинания пропустят, но не заметят. Ты вроде привидения! – сжимаю ладонь со шрамом в кулак. Наас отстраняется, карие глаза лихорадочно блестят. Рыжие волосы вьются змеями, хлещут по щекам. Слова дробятся и теряются в воздушных струях, я почти читаю по губам:
– Убей ее. Ей так плохо, а в тебе полно ярости. Знак сразу сработает, вот увидишь! За это я что угодно для тебя сделаю. Научу, чему она учила. Помогу избежать ритуалов. Они сводят с ума: разрушают память. Раскалывают душу. Ты очень сильная, гораздо сильнее сорока четырех процентов. Валентин соврал в отчете. Я чувствую это, а скоро и они заметят – тогда тебе конец. Пожалуйста… я знаю, что прошу многого, но не могу не попытаться: огненных магов слишком мало, а сильных и того меньше. Может быть, ты – ее последний шанс!
Она кричала. В моем сне – не звала, кричала. Наас сказал про привидение, и попал в точку. Знал? Случайность?
Они ведь тоже кричали, пусть не произнося ни звука.
Натан. Эйлин. Анна. Истер.
– Я говорил с Ниной и знаю, что Валентин дал тебе монету. Поможет спрятать силу, но нельзя использовать больше нескольких раз. Это отрава. Нарушает работу мозга. Если ученые сразу не отвяжутся с тестами – а наверняка так и будет, – после третьего-четвертого испытания тебе придется выбирать: выдать себя или тронуться умом. Но даже единственное применение яда может необратимо порушить нервные окончания, и тогда…
В ушах звенит. Царапаю шрам, зажмуриваюсь.
– Эй. Я помогу тебе. Все будет нормально.
– Откуда она знает мое имя?!
– Она многое знает. Ее сила прорывается даже сквозь барьеры.
Боль в ладони помогает прояснить мысли:
– Допустим, она умрет. Никто ничего не заподозрит? – Наас вертит головой. Щурюсь, защищая глаза от хлестких прядей.
– Заклинание отменное. Она умрет как бы естественной смертью. Но есть еще кое-что, что ты должна знать, – парень выглядит смущенным. – Наверное, с этого надо было и начать. Я тебе нравлюсь, – приложив палец к моим губам, не дает возразить. – В смысле, ты мне чересчур доверяешь. Согласилась жить с нами, хотя мы только познакомились. Пошла сюда. Это странно, вдумайся.
– Я не понимаю, – задерживаю дыхание. А ведь… какого черта я делаю? Оглядываясь назад, действительно: нет ни одной достойной причины, которая бы привела меня сюда. И он… когда в последний раз я подпускала кого-либо так близко?
Когда кто-либо хотел подойти…?
Наши носы соприкасаются. Я чувствую тепло его тела, запах… тонкий весенний аромат. Комкаю рукава кофты: Наас тоже фонарь в темноте. А я ничем не лучше бабочек, летящих на свет.
– В Нину ты тоже поверила. Тебя тянет к подобным. И меня, всех нас. Огонь к огню, тьма к тьме. Поэтому мы говорим сейчас, рискуя памятью, если не жизнью. Плутон, та тварь, ей ты тоже поверишь. Ты веришь им всем, правда же? Даже больше, чем людям.
Отшатываюсь, вмиг оказавшись на ногах и едва не упав с камня. Наас успевает поймать за руку, но я вырываюсь:
– Я здесь, чтобы избавиться от них! Чтобы научиться…
– Не бояться. Перестать убегать, – заканчивает неожиданно властно. Ветер будто натыкается на невидимую стену – листья рушатся вниз, ветки облегченно застывают. Наас злится. Воздух больше не подвластен ему: настало время поджигать.
– Да, но…
– Ты правда хочешь, чтобы они ушли? Нет, серьезно. Подумай. Давай.
Парень отходит, перепрыгивая с камня на камень.
– Зачем мне…
– Считай это первым уроком! Ты не сможешь подчинить свою силу, если не поймешь ее. Твари – ключ к тьме. Хочешь его выбросить? Сосредоточься! Вспомни, на что это похоже – когда они исчезают!
Вокруг тихо. Между стволами в столпах света танцуют, оседая, пылинки. Наас уже далеко, выбрался из сосновых теней и остановился на валуне посередине ручья. Блестит вода, рыжая макушка сияет золотом. Он дает мне время понять. Черт. Как странно. И глупо.
Ладно. Почему бы и нет.
Прячусь среди деревьев. Теперь, когда твари отстали, я неизменно выбираю темноту. Пахнет хвоей, шершавая кора пачкает пальцы крохкими лишайниками. Совсем рядом шелестит листва, шаги глушит ковер из иголок.
Твари тоже приходили бесшумно. Некоторые скрывались, другие норовили подобраться вплотную, дотронуться. Иногда их не было неделями. Иногда я не могла и на секунду сомкнуть веки, даже днем. Из-за липкого присутствия дом превратился в склеп.
Первым сломался папа. Сначала перестал заходить ко мне пожелать спокойной ночи. Конечно, ведь из-под кровати тянуло холодом, стены шептались и прорастали тьмой, а дверца шкафа открывалась сама собой. Он начал возвращаться с работы так поздно, что я и не слышала, забывшись коротким сном в круге света под торшером, а потом и вовсе ушел, и с тех пор мы виделись по выходным – в его новой жизни. И новой семье. Новый ребенок заходился плачем, краснел, выгибался, не успокаивался. По папиным глазам я видела: он знал причину. Не понимал, но… вздохнул с отчетливым облегчением, когда я сказала:
– Мне тяжело даются наши встречи. Давай пока не будем видеться.
Мама уехала через год. Частые командировки ознаменовало предложение остаться, а я тогда училась в старших классах:
– Я пока устроюсь, а ты подтянешь язык. Потом приедешь поступать. Глупо менять школу, там совсем другая программа. Бабушка за тобой присмотрит. Хотя, уверена, ты и сама отлично справишься, – я пожала плечами. Я не собиралась приезжать, но сказала, что приеду.
Я устала от страха и одиночества, но еще больше устала чувствовать вину.
Друзья закончились в детстве, вместе с рухнувшей крышей, а новые знакомые не переступали черту, обозначенную торшерным светом: он защищал не только от чудовищ.
В конце лишь чудовища и остались.
Тру шрам, зажмуриваюсь до черных пятен. Хочу ли я, чтобы они ушли?
Изменчивые, ломкие, рядом с ними вещи теряют смысл. Есть только ты и выворачивающий наизнанку ужас.
Который останавливает воздух без всяких заклинаний.
Они сделали меня пленницей. Отрезали от мира людей.
Но… есть кое-что еще. Обратная сторона – и страха, и злости. Объединяющая их в одно.
Я иду к Наасу сквозь дробящие пространство косые лучи. После тени под деревьями ручей ослепительно ярок. Маг сидит на камне среди воды, запрокинув лицо к солнцу. Коричневая куртка небрежно брошена рядом, рукав наполовину в потоке. Кричу, пусть меня услышат в Университете:
