Так и шли, пока, снова через шлюз, не попали в лабораторию, что мне очень не понравилось. Думал придем, куда там меня ведут, там уже вопросы о происходящем задам, так как броненосцы к этому не располагали. Но и тут меня никто ни в чем не собирался просвещать.

Даже осмотреться толком не дали, сразу подскочили двое, одетые в белые костюмы биологической защиты, полностью закрывающие их тела, только и разницы с броненосцами, что у этих глаза за стеклами видно. И глаза эти никакой жалости в отношении меня и моего состояния не излучали.

Подскочили, быстро от одежды избавили, не обращая внимания на мои ругательства и попытки вырваться, шустро уложили сначала в какой–то томограф, зафиксировав руки, ноги и двумя широкими ремнями — грудь и бедра. Просветили на этом агрегате, а потом, в том же темпе, перетащили на очень холодный стол, где к вышеперечисленному еще и голову, ремнем через лоб, к столу притянули. Только и осталось что ругаться и глазами вращать.

Ругаться прекратил, так как никто на мои слова внимания не обращал, только и осталось что глазеть по сторонам. Заодно и узнал откуда следы от инъекций на руках появились. До этого сидящие за непонятными для меня приборами лаборанты, как меня на стол перетащили, сразу же подскочили и прилично так крови откачали, дружно ее поделили по пробиркам и снова на свои места разбежались. Зато другие подступились… и началось: в рот заглянуть, в глаза посветить, датчиками меня облепить, потом убрать и уже к другим местам другие прилепить, светящимися и нет приборами надомной поводить… Так как было не особенно больно, я даже не заметил как отрубился, просто лежал с открытыми глазами и уже ни на что не обращал внимания.

В себя пришел из–за того, что вся свистопляска вокруг меня закончилась, остался один мужик, который надо мной руками водил. Мужик, не облаченный в защитный костюм, лицо которого не прикрывала маска, тупо водил вокруг моего тела руками и на мой вопрос:

— Мужик, ну хоть ты скажи, что вообще происходит? — Даже глазом не повел, продолжал изображать непонятно кого. — Сука! — выдохнул я разочарованно, прекращая за ним наблюдать и тупо уставился в потолок.

В голове всё спуталось: куча вопросов и вообще никаких ответов. Начиная с тумана… Стоп! А не из этой ли лаборатории тот туман сбежал? Потом группа зачистки та броненосная, — вспомнил, что у первого увиденного мной трупа в голове маленькая дырка была. Его точно те двое пристрелили. Потом еще у меня допытывались — иммунный я или нет? Получается, сначала заразили… тогда как узнали что я иммунный? Как определили, что я именно он и есть, без всяких анализов? У мужика того точно никаких следов заражения не видно было, но его это не спасло. Нужно вспомнить, как оно всё происходило и что те двое тогда говорили дословно.

Но предаться воспоминаниям не успел. Мужик закончил руками махать и направился… Вот черт! Окна то я и не заметил. Всё по сторонам глазел, а тут глаза ломать не нужно, прямо напротив почти во всю стену окно, за которым люди уже без серьезной защитной одежды, одетые просто в белые халаты, работали.

Рукамахатель подошел к этому окну, за которым другой мужик одетый в костюм и белоснежный халат стоял и за всем творившимся в лаборатории наблюдал, и начал ему, я так понял, про меня рассказывать.

— Первый дар у него уже окончательно закрепился и вскоре можно переходить ко второй стадии эксперимента.

— Изменений никаких? — Сосредоточил всё своё внимание на мне тот, что за стеклом стоял.

— Нет! Как я и говорил раньше, он — целитель.

— Так что, при нормальном обучении, он станет таким же как и ты — знахарем?

Черт, куда я попал? Что те броненосцы, что меня сюда привели, что этот — голосом вообще никаких эмоций не выражают. Биороботы. Вся заинтересованность, что перестал на меня пялиться своими рыбьими глазами и уставился на, как оказалось, знахаря.

— Нет, — отрицательно мотнул головой знахарь. — Он — целитель! Я с таким даром уже сталкивался. Сам себя вылечит, что, впрочем, он уже пусть и неосознанно, но делает. После утренних процедур и укола снотворного, он довольно быстро очнулся и даже сам передвигаться смог.

«Вот падлы! Это получается, что и сегодня утром они меня отбуцкали, обозвав это дело процедурами? То–то мне так погано было».

— Так же, — продолжал тем временем отчитываться знахарь, — он сможет и других лечить, только уже наложением рук. Но лечить сможет только тело, с дарами разбираться ему не дано. Он их не увидит просто. Ну и еще интересный момент, который, впрочем, нужно будет еще проверить. Если дар такой, как я думаю, то он сможет заряжать воду, делая ее целебной. В память воды прописываются те же свойства, что и у спека, но без наркотической зависимости. Я бы даже сказал — как лайт–спек она будет. И единственный минус этой воды в том, что недолго она целебными свойствами обладать будет. Дня два- три максимум, а потом снова простой водой станет.

— Очень интересно! — У мужика за стеклом во взгляде, который он на меня перевел, действительно проблески интереса прорезались. — Можно ли сказать, что дар его благодаря нашим усилиям проявился?

— Не факт, — снова отрицательно мотнул головой знахарь. — Его уже избитого нашли, поэтому и продолжили в критическом состоянии его тело держать. Но вот другие подопытные, кто подвергся тем же процедурам, совсем другие способности заимели. Так что…

— Понятно, — сразу потерял ко мне интерес застекольщик, не став дослушивать объяснения знахаря до конца. — Значит будем вести статистику. Когда он будет готов ко второму этапу эксперимента?

— Здоров он уже завтра будет, но переходить ко второму этапу лучше всего дней через десять. Это минимум, для того чтоб он нормально акклиматизировался и уверенно мог второй дар заиметь. Потом паузы нужно будет более продолжительные делать.

— Хорошо! Десять дней, так десять дней…

— Профессор! — подскочил к застекольщику суетящийся и почему–то кланяющийся лаборант. — Извините что перебиваю, но у № 18 очень, очень интересные анализы. Вам обязательно нужно глянуть.

— Сейчас подойду, — даже голову не повернул в сторону лаборанта профессор. А тот и рад, снова поклонился и так же шустро, как и подскочил, улетучился. — Через десять дней продолжим, — уже не таким размеренным голосом продолжил говорит профессор знахарю. Хоть внешне этого и не показал, но видимо лаборант всё же сумел его заинтересовать и тот торопится посмотреть на те интересные анализы. — Но всё это время… — задумался он на миг. — Снотворное прекращаем колоть, раз оно на него стало слабо действовать, начинаем эмоционально подготавливать его ко второму этапу.

А вот это мне не понравилось. Это что, все десять дней я буду звиздюлей выхватывать?

Что там еще сказал профессор узнать не суждено было — ко мне подскочили два лаборанта, освободили от ремней голову, грудь, живот и чуть приподняв, шустро защелкнули на моей шее ошейник.

— Проверка! — скомандовал левый, повернув голову куда–то в сторону.

— Ах, мать вашу! — аж подскочил я на столе, шею прострелил приличный такой электрический разряд. — Да вы вообще охренели!

Но на мои возмущенные вопли они никакого внимания не обратили. Посмотрели на именно в этот момент вошедших в лабораторию броненосцев и кивнули им:

— Можете его забирать, — отстегивая при этом оставшиеся ремни с моих ног и рук.

— Не советую этого делать, — заговорил вдруг один из броненосцев, когда я за ошейник схватился. — Если ты его повредишь, то сразу головы лишишься. Сработает заряд и шею тебе как гильотиной срежет.

От такой перспективы руки сами разжались и бессильно повисли вдоль тела. И я уже не сопротивлялся, когда меня довольно грубо со стола сдернули и толчком в спину направили на выход. Так, изредка подталкивая, до камеры меня и довели, куда уже пинком поторопили войти, лязгнув замком на прощание.

Даже не думал что надетый на мою шею ошейник на меня столь оглушающе подействует. Как до камеры дошел почти не помню, в себя пришел от пинка под зад. Вот тут я и очнулся.