— Да, вот так, грязнокровка, — он двигался, а она продолжала стонать в такт, впиваясь острыми ноготками в его плечи. — Я хочу, чтобы ты запомнила этот момент, чтобы он снился тебе всякий раз, когда ты подумаешь обо мне или услышишь моё имя, — Долохов зарычал, — моё имя, Грейнджер.
— Замолчи, замолчи, замолчи!
— Только моё имя, Мерлин, ты сойдёшь от этого с ума! Ты наконец-то поймёшь, что я чувствовал, когда ты появлялась в поле зрения! Ощутишь мою злобу на сына предателя, ошивающегося возле тебя!
— Да! — Она прокричала, ощущая каждой частичкой тела настигающий оргазм; голос эхом отразился от влажных обшарпанных стен.
Антонин был близок к завершению, и Гермиона видела, как его напряжённое лицо сменилось блаженством.
Убедившись в том, что пожиратель слишком увлечён наступающей кульминацией, Гермиона осторожно вытащила из рукава маленький стилет.
Всего доля секунды на то, чтобы взвесить все «за» и «против».
Она полоснула лезвием по горлу Долохова; достаточно глубокая рана закровоточила. Его реакция обескуражила Гермиону: он не хватался за шею даже не пытался спасти себя или убить её. Он только аккуратно опустил её на пол и отошёл на несколько шагов назад. Его лицо выглядело совершенно спокойным.
Хочешь умереть достойно?
Гермиона будто в замедленной съёмке маггловского фильма наблюдала за пожирателем. Кожа шеи и ключиц покрылась кровью, которая стала пропитывать воротник его рубашки, окрашивая в багровый цвет. Антонин поднял согнутые в локтях руки:
— Ты победила, девочка, — слова давались ему с большим трудом, — а теперь, думаю, тебе пора.
Не может этого быть! Долохов бы так просто не сдался. Кто угодно, но точно не он.
Гермиона подошла к решётке и достала палочку, попутно одёргивая юбку и кутаясь в мантию. Что-то внутри ведьмы оборвалось, и она почувствовала себя полным ничтожеством. Но чего она ожидала? Триумфа победы над миражём мучителя или свободы? Нет, ничего этого не было. Пустота смешавшаяся с грязью.
Долохов опёрся трясущейся рукой о стену, пытаясь до последнего стоять на ногах, но стремительно покидающие его тело силы не дали ему сделать этого. Ладонь скользнула по шершавой стене, кожа содралась в кровь, и Антонин повалился на пол. Звуков тяжёлого дыхания пожирателя и ударяющихся капель об пол хватило чтобы оглушить Грейнджер. Она посмотрела на него, наконец, простонавшего от боли, и вместе с пожирателем в ней что-то так же прямо здесь и сейчас умирало. Что-то, чему, казалось бы, самая умная ведьма столетия, не могла дать должного объяснения.
— Победила, — повторила она его слова, накинула на голову капюшон и вышла из камеры.
***
— Я была с ним сегодня, — Гермиона хоть и остро ощущала вину перед Малфоем, но смотрела ему прямо в глаза.
— Нет, я не хочу слышать об этом!
Не было необходимости называть его имя, Ведь Малфой понял, о ком речь. Пожиратель стал неотъемлемой частью их романа.
Он раздражённо откинул в сторону свою мантию. Его напряжение было ощутимо настолько, что выстави руку — и ты сможешь потрогать его: холодное липкое раздражение, щедро приправленное ядовитой злобой.
— Послушай меня, Малфой, я была с ним и мы не просто разговаривали. Я должна сказать тебе это, понимаешь, я чувствую, что должна сделать это! — она говорила громко, даже громче, чем следовало. Внутри бушевали чувства, выедающие Грейнджер изнутри. — Ты можешь ударить меня, послать ко всем демонам в аду на вечные муки, но не смей молчать, я хочу услышать…
— Услышать ЧТО? — Драко перебил её. В его голове никак не укладывалась эта мысль — Грейнджер переспала с Долоховым. Что теперь от неё ожидать? Она отдалась заклятому врагу, тому, кого презирала и ненавидела. Убийце одного из её самых близких людей. Бедная Уизли наверняка не раз перевернулась в гробу. — Что в твоей сумасшедшей башке?! Это уму непостижимо! Ты сошла с ума!
Драко кричал, хватая всё, что попадалось под руку, и тут же отправлял это в стену. Хрустальная чернильница разлетелась вдребезги, пачкая чернилами обои и дорогой персидский ковёр. Гермиона вздрогнула, но продолжила свою исповедь.
— Я хотела почувствовать, каково это, — она тщетно пыталась подобрать правильные слова, которые ускользали от неё с каждым глотком воздуха. Да и могли ли быть любые слова о содеянном правильными? — Может, ты и прав, я просто свихнулась, но в этом есть и твоя вина! Ты был первым и наверняка знал, к чему это приведёт! Ты научил меня всему: как обольщать, как целовать и как отдаваться мужчине! Малфой, ты разрушил меня!
Драко остановился и развернулся к Гермионе, его раскрасневшееся лицо исказила гримаса злобы. Малфой слушал её, закипая от той ереси, что она тараторила. Бессовестная девка обвиняла его! Мало того, что она смешала его достоинство с грязью, растоптала и плюнула в душу, так Грейнджер посмела использовать его любимое оружие — нападение.
— Значит, это я во всём виноват! А не ты ли тогда пришла ко мне вся в слезах? «Драко, помоги, спаси меня, он такой козёл», — передразнил он её, припоминая о первой связи. — Никто не запрещал тебе прыгать в койку к любимому Уизелу и жить с ним долго и счастливо! Твоё нутро с самого начала нуждалось в чём-то большем, и, как оказалось, наших игр тебе было недостаточно!
Драко устало сел на пол и схватился руками за голову. Ему не хотелось смотреть на Грейнджер, особенно сейчас, когда он слышал её тихие всхлипы.
Плачь, Грейнджер, выплакай всё это дерьмо!
— Ты не понимаешь…
— Да, я не понимаю, как мог поддаться на твои провокации и как мог просрать всё, что имел! Невеста, приличная должность, Мерлин, я родную мать предал ради тебя! И что я получил взамен? Правильно — ничего!
Гермиона сильнее сжала пальцами подол мантии. Сердце с бешеной скоростью разгоняло кровь по организму, а вместе с ним и чувства вины и паники. Когда она шла по коридору Азкабана, когда отдавалась Долохову, даже когда убивала его, ей не было настолько страшно. Драко сжал челюсть почти до хруста, и Гермиона поняла, чем для неё это грозит, ведь такой Малфой бывает исключительно на допросах преступников, которых он ненавидит и презирает.
— Тебе было не до меня, когда я набрался смелости, чтобы, наконец, признаться в своих чувствах, когда купил то кольцо, и НЕ ДО МЕНЯ, КОГДА ТЫ ПЕРЕСПАЛА С ДОЛОХОВЫМ! Помнится мне, ты его голыми руками чуть не убила у меня на глазах. А теперь ты в очередной раз прибежала ко мне, вся такая жалкая и запутавшаяся. Нет, Грейнджер, с меня хватит!
— Просто выслушай меня, и я уйду, я обещаю, больше ты никогда меня не встретишь.
Обещаю, Драко.
— Выкладывай и проваливай из моего дома!
Его терпение вот-вот лопнет и одному Мерлину известно, чем это обернётся для них обоих. Быть может, Драко схватит её за ворот мантии и вышвырнет на улицу, а может и придушит голыми руками.
— Мне было больно, я клянусь тебе, это было той самой точкой невозврата. Я думала о нас с тобой и обо всём, что произошло. Все эти судебные разбирательства, рейды, и вообще, эта работа оказалась не для меня. Я была не готова ко всему этому, Драко. Ты единственное, что держало меня на плаву, но и тут я облажалась, — Гермиона замолчала, шумно выдыхая от быстрого темпа своего монолога. — Я пошла к нему не потому, что хотела его. Я мечтала покончить с ним раз и навсегда! Я была уверена, что сделав это, почувствую всю ту гниль и выброшу его из своей головы. Эти видения… они превратили меня в чудовище, Драко! Сегодня он умрёт, а я совершенно ничего не чувствую. Я наивно полагала, что буду рада, но нет… пусто. Будто этот человек никогда не присутствовал в моей жизни, и я даже имени его не слышала.
Драко исподлобья взглянул на неё: стоит, обнимая себя за плечи, слегка покачиваясь, точно душевнобольная. Внутри что-то приказало подойти, обнять и пожалеть эту глупую запутавшуюся в себе девчонку. Он еле сдержал себя от минутной слабости и приложил все усилия, чтобы представить себе картину, где она в объятиях, будь он проклят, Антонина Долохова. Представил и тут же отогнал прочь грязные мысли. Ему хотелось остаться один на один с информацией, которую так легко вывалила на него Гермиона. Нужно обдумать всё и хорошенько напиться, ведь трезвым он эту ночь не переживёт, как и утро, день, вечер и новую ночь. И если огневиски не поможет, он сотрёт себе память и навсегда исчезнет с радаров Грейнджер и ей подобных.