- Что ты предлагаешь? - Блэк пристально смотрел на размахивающего руками паренька, уже догадываясь в глубине души, куда клонятся его размышления.

- Мы должны добраться до Хогвартса, - его глаза восторженно сверкнули в предвкушении, что полагалось ему в одиннадцатилетнем возрасте по праву рождения, но не свершилось. - Если уж кто-то и знает наверняка, где искать остальные осколки, то это Альбус Дамблдор.

- Думаешь, другие не пытались связаться с ним? - Эммелина скептически фыркнула. Плотно сжав бёдра, она слишком демонстративно пыталась не касаться сидевших по краям Доркас и Римуса.

- Думаю, другие не владели осколком, который старик лично доверил одной из непрощенных, - победно вскинул брови Джеймс, несомненно считавший свои аргументы неоспоримыми.

- Что такое Хогвартс? - тихо спросила Лили, но вопрос ее утонул в раздражённом восклицании Марлин:

- И как, по-твоему, мы найдём туда дорогу? Побьёмся головой о стену в поисках платформы девять и три четверти?

- Я знаю, кто нам подскажет, - Римус, ободрённый поразительно спокойным принятием ребятами его звериной сущности, заразительно улыбнулся. - Минерва МакГонагалл. Дамблдор назначил ее деканом Гриффиндора незадолго до инцидента с чашей. Сейчас она - одна из самых молодых и прогрессивных старейшин.

Когда запасы чая в доме Марлин изрядно сократились, а план на вечер понедельника пересмотрели дюжину раз, успев поспорить до хрипоты и поклясться друг другу в неизменности намерений, гости засобирались по домам. Римус вызвался проводить Эммелину и Доркас, прервав выразительным взглядом тирады обеих о способности постоять за себя в случае чего. В действительности после ночных событий обе девушки предпочли бы не прогуливаться по безлюдному городу в одиночестве. Но гордость беспощадно диктовала нежелание терпеть подле себя соперницу.

Джеймс осторожно убрал непослушный локон с лица Лили, забывшейся крепким сном. Во всем ее облике - от бледных веснушек до трогательно выглядывавшей из-под пледа полосатой пятки - виделись ему беззащитность и нежность. Лили хотелось заворачивать в самые тёплые и воздушные одеяла. Дарить ей цветы с исключительно пушистыми бутонами, в которые так приятно зарыться носом, вдыхая сладковатый аромат. Согревать дыханием аккуратные пальчики. Укрывать от опасностей и бед, чтобы ни одна слезинка не скатилась по бледной щеке.

- Можно я отнесу ее в гостевую комнату?

- Ночлежка для бездомных в паре кварталов отсюда, - Марлин недовольно поджала губы, не заметив, как поникли плечи напряжённо вслушивавшегося в диалог Сириуса.

- Маки, пожалуйста, не будь такой злюкой хотя бы сегодня, - Джеймс устало взлохматил волосы на затылке привычным жестом. Сомнений в том, что подруга не выгонит девчонку на улицу посреди ночи у него не было, и оттого тратить время на фальшивые уговоры не хотелось вдвойне. - Посмотри, как она устала. А идти до ее дома без малого час. Кроме того, если ты не позволишь Лили остаться, я, конечно же, отправлюсь ее провожать, а мне сейчас необходимо найти для родителей безопасное место хотя бы на несколько дней. И сделать это желательно до начала рабочего дня.

- Хорошо, - Марлин нервно махнула рукой, ощутив, как волна тревоги за мистера и миссис Поттер бередит едва воцарившееся в душе хрупкое спокойствие.

- Это ещё не все, - хитрый взгляд Джеймса - извечный предвестник неприятностей и выходов из зоны комфорта. - Как ты, возможно, догадалась, возвращаться к родным нашему бродяге теперь нельзя, потому не могла бы ты предоставить спальное место и ему? Хотя бы на эту ночь?

Марлин хотела разразиться гневной тирадой о том, что совершенно не планировала превратить свой дом в приют для попавших в затруднительное положение. Но Блэк, уронивший голову на сцепленные в дрожащий замок руки, показался ей вдруг таким мрачным и несчастным, что девушка ограничилась сухим кивком.

Ворочаясь на жестком матрасе в спальне родителей Марлин, Сириус отчаянно боролся с унижением и неприязнью к своему новому статусу бездомного. Ему казалось, что сон на холодной земле под чьим-нибудь забором был бы неплохой альтернативой постыдной зависимости от патрульной, которая молча провела его до двери и скрылась в ванной, демонстрируя всем своим видом недовольство.

Сириус думал сбежать с рассветом куда угодно из этого дома, что казался несколько месяцев назад таким уютным и притягательным. Только вот бежать ему было совершенно некуда, и оттого всепоглощающая тоска подобно дементорам из отцовских рассказов высасывала и перечеркивала все светлые воспоминания, оставляя взамен черноту.

Не прошло и суток, а он - гордый и независимый - уже скорбит по родителям, брату и Андромеде, которых теперь не увидеть во веки веков. Кто теперь раздобудет им зимнюю одежду? Защитит от нападок Беллатрикс? Развеселит неподобающим для члена благороднейшего и достопочтенного семейства поведением? Кто теперь откинет ласково с его пылающего лба челку? Кому он нужен, с клеймом на шее и фамилии?

Сириус и сам не заметил, как оказался в коридоре. Он бродил по темному дому, разглядывая фотографии на стенах, приоткрывая скрипучие двери, за которыми таилась чужая жизнь. Здесь мистер МакКиннон размахивал пером, марая чистый пергамент канцеляризмами. Тут маленькая Марлин пряталась за широкой занавеской с интересной книгой. Там миссис МакКиннон выставляла начищенный до блеска фамильный сервиз в ожидании гостей.

Он собирался вернуться в постель, когда услышал сдавленный плач. Звуки определенно доносились из спальни патрульной. Резкой, холодной, лишенной человеческих эмоций патрульной, что лишь раз за всю историю знакомства оттаяла в его руках. Но испортила к чертям все волшебство рождественской ночи следующим же утром.

Сириус приоткрыл дверь и всмотрелся в темноту. Марлин сидела на краю кровати, уткнувшись лицом в колени, и тихо всхлипывала. Оттого как мелко вздрагивали ее плечи, как рассыпались по спине вертлявыми змейками волосы, как прикрывала нескромно просторная футболка стройные бёдра, что-то в нем надломилось. Литая нерушимая доселе уверенность в том, что больше Сириус Орион Блэк не предпримет ни единой попытки расположить к себе эту маленькую задиру, дала серьезную трещину.

Неслышно приблизившись к Марлин, он примостился подле неё на кипенно белой простыне и, самоуверенно проигнорировав все попытки сопротивления, привлёк к себе. Надежно сомкнул кольцо терпеливых рук на выступающих рёбрах, покорно снося слабые удары маленьких кулачков. Уткнулся носом в горячий висок, ощущая едва различимый аромат вереска.

Когда Марлин обмякла и прижалась к нему так тесно, что коротких вдохов вдруг стало недостаточно, Сириус ощутил, что прощает ее. Прощает всякое обидное слово о семье и паскудной генетике. Прощает отчужденность и холод. Прощает затянувшееся отрицание всяких чувств и долгую разлуку. Прощает лишь за то, что она плачет сейчас у него на плече так горько и безнадёжно. За то, что прижимается беззащитно, не пытаясь спрятать наготу и выставить его прочь. За то, как скользит тонкая ладошка по его груди, впитывая охвативший все тело невыносимый жар. За то, что приподнимает мокрое от слез лицо и позволяет поцеловать себя.

- Мы не должны… - её шёпот кажется жалким и неуверенным. Подкреплённым закостенелыми стереотипами, что ненавидят в это мгновение они оба.

- …никому и ничего, - с его мягким и уверенным дополнением пропитанные болью и истомой слова тотчас расцветают весенней радугой. Играют яркими красками и снимают к чертям все навешенные чопорными стариками запреты.