- Не смей! – отчаянно закричала Марлин, с силой толкнув слизеринца в грудь. В её глазах было столько боли, гнева и непонимания, что любой, наделенный толикой сострадания человек, отступился бы. – Не смей так говорить о моём отце!

- А то что? – Мальсибер сжал запястья гриффиндорки.

- А то вновь отправишься в больничное крыло в виде червя, - выставив перед собой волшебную палочку, Сириус мрачно смотрел на однокурсника. Его глаза цвета нечищеного годами серебра впились в утонченное лицо мучителя.

- Даже не думай делать глупости, - с другой стороны Мальсибера держал на волшебном прицеле Джеймс, а Ремус и Питер замыкали полукруг, безмолвно расположившись за спиной поборника чистоты крови.

- Отойди от неё и попроси прощения за свои слова, - холодно потребовал Блэк.

- И не подумаю, - слизеринец растянул губы в хищном оскале.

- Ремус, тебе не попадалась информация о волшебниках, в которых одновременно ударило четыре диаметрально противоположных по форме воздействия заклятия? – с деланным любопытством обратился к другу Джеймс.

- Уверен, результат превзойдёт самые изощрённые ожидания, - вымолвил дрожащим от волнения голосом Питер.

- Вы не посмеете, - угрожающе прошипел Мальсибер.

- Желаешь проверить? – усмехнулся Блэк, начиная выводить магический пас.

- Хорошо. Ладно, - слизеринец выпустил из рук запястья Марлин и с ненавистью пробормотал, - прости.

- Ты мог бы сделать это с большим уважением, - неудовлетворенно протянул Сириус, - но урок вот-вот начнётся. Поэтому ползи, червячок. И не вздумай больше даже смотреть на МакКиннон.

Мальсибер невнятно выругался и спешно скрылся в дверях кабинета зельеварения. Мародёры опустили палочки, но на лицах ни одного из них не осталось и следа удовлетворения или радости от маленькой победы. МакКиннон била мелкая дрожь не то от пережитого потрясения, не то от злости. Она смотрела перед собой, сжимая и разжимая кулаки.

- Всё хорошо, Марлин, - Сириус стремительно шагнул к ней и обхватил за плечи обеими руками. – Всё хорошо.

- Спасибо, - прошептала гриффиндорка, пряча лицо в складках мантии на груди у друга.

Джеймс схватил под руку Ремуса, и парни тактично двинулись прочь, оставляя пару волшебников наедине. Лишь Питер продолжал смущенно переминаться с ноги на ногу. Он хотел сказать или сделать что-то ободряющее, красивое и правильное, но все его начинания таяли с каждым бережным прикосновением руки Блэка к спине Марлин, с каждым невесомым поцелуем высокого лба.

31 октября, 1976 год, Хогвартс, Визжащая хижина и окрестности

Канун Дня всех святых был ознаменован полнолунием. Испробовав десятки тыквенных блюд на праздничном ужине, Мародеры собрали для Ремуса внушительный паёк из вкусностей и направились к Гремучей Иве. Её тонкие высохшие листья казались в свете восходящей Луны серебряной гирляндой.

- Прекрасная ночь для шалости, - Джеймс вдохнул морозный ночной воздух полной грудью и сладко потянулся. Он предусмотрительно оставил новую мантию в спальне, и теперь разгуливал по внутреннему дворику Хогвартса в одном только тонком джемпере, надетом на голое тело.

- Надеешься, что когда ты заболеешь банальной маггловской простудой, Эванс будет сидеть подле твоей койки в больничном крыле и прикладывать к воспаленному лбу ледяные компрессы? – иронично спросил Сириус, поправляя на шее завязанный в несколько узлов гриффиндорский шарф.

- Надеюсь, что, оказавшись в больничном крыле, не увижу пару дней твою влюбленную физиономию, - парировал Поттер, с легкостью перепрыгнув через каменную ограду.

- Объяснитесь, господин Сохатый, - потребовал Сириус с очевидным неудовольствием в голосе.

- Ты помешался на МакКиннон, приятель, признай это, - Джеймс лукаво улыбнулся, искоса взглянув на друга.

- Глупости, - возмущенно фыркнул Блэк.

- Почему же тогда я слышу её имя не менее сорока восьми раз за день? – притворно удивился Поттер, а Петтигрю нахмурился. - К слову, в сутках всего двадцать четыре часа, а с учетом того, что спишь ты по ночам не менее четырех часов, получается, что ты вспоминаешь о МакКиннон не реже двух раз за один час.

- Шёл бы ты нумерологию изучать, - беззлобно отмахнулся Сириус, не отрицая и не подтверждая догадку друга.

Миновав тоннель, ребята вошли в подвал Визжащей Хижины и поднялись на второй этаж, где сжался в углу от боли Ремус Люпин. Его бледная, испещренная неровными шрамами кожа покрылась испариной, а в глазах стояла привычная для полнолуний тоска. Его тело сотрясали мучительные судороги, и парень впивался ногтями в ладони, едва сдерживая протяжный стон.

Когда ночное светило достигло самой высокой точки, Люпин неестественно выгнул спину и издал звериный вой, ощущая, как изменения разрывают его сухожилия и мышцы. Человеческие черты сменила волчья морда с вытянутой челюстью и щелевидными зрачками, а ноги и руки увеличились в размерах, покрывшись густым слоем жесткого меха.

Не раздумывая, мародеры обратились в свои анимагические формы, чтобы не дразнить друга человеческим запахом. И, едва трансформация Ремуса была завершена, все четверо ринулись прочь из старого покосившегося дома с мутными стеклами.

Сириус в облике большого черного пса с восхищением смотрел, как мчатся вперёд, касаясь друг друга мощными боками, грациозный олень и нескладный волк. Где-то в переплетениях сухой травы и мертвых полевых цветов затерялся шустрый крысеныш, который изо всех сил старался не отставать от товарищей. С лёгкой досадой Блэк отметил, что его собственная шерсть кажется серебряной в свете Луны. Цвета Слизерина настырно просочились в его жизнь, дополняя собой поистине гриффиндорское решение стать анимагом, чтобы поддержать друга-оборотня.

Когда до восхода солнца оставалось не больше часа, Лунатик замер на месте и повёл носом, принюхиваясь. Его звериные рецепторы уловили сладкий тягучий аромат человека. Молодой женщины. Оскалив пасть, полу-волк припал от восторга на передние лапы и мощными прыжками бросился к краю луга, граничащему с дорогой в Хогсмид. Сохатый и Бродяга одновременно осознали, что в ближайшие минуты их друг может сам того не ведая совершить непоправимый поступок, и, не сговариваясь, бросились следом за ним.

В голове Сириуса стучало в такт бегу тягостное воспоминание о другой похожей ночи, когда Ремус учуял человека. В тот раз, благодаря Джеймсу, всё закончилось без последствий. Но сегодня оборотень мчался как никогда быстро, и слишком большое расстояние уже отделяло его от друзей.

Блэк разглядел впереди тонкую девичью фигуру, застывшую подобно истукану, у края дороги. От бессильного ужаса Бродяга завыл, словно этот клич мог остановить Лунатика. Тот, в свою очередь, почти достиг потенциальной жертвы и глухо зарычал.

- Обскуро! – уверенно крикнула девушка, нацелив палочку на оборотня. Тот взвыл, утратив способность видеть, и замер, привыкая к кромешной тьме перед глазами. – Депульсо!

Ослепленный Лунатик поднялся в воздух, словно его подхватила невидимая рука, пролетел несколько футов и грузно рухнул на землю. Девушка непоколебимо продолжала стоять на одном месте, словно встреча с полу-волком её ничуть не пугала. Подбежав к крутящемуся юлой Люпину, Блэк бросил взгляд на ловкую волшебницу и узнал в ней Доркас Медоуз. Студентку Равенкло седьмого курса.

На долю секунды Сириуса охватило неподдельное удивление. Эта староста школы отличалась безупречным поведением и ни разу за всё время обучения не была наказана даже в словесной форме. Её неуемная тяга к знаниям и нелюдимость стали препятствием в щепетильном вопросе заведения друзей, но уважением девушка пользовалась как у студентов, так и у преподавателей. Что же она делала под занавес ночи за стенами Хогвартса?