Русские заночевали в три раза ближе, и окапываться не собирались. Второй взвод устроился лучше всех, заняв пустые амбары Вацлавина. Первый и третий распихали часть машин под яблони придорожного сада, а часть в гаражи МТС.

После налета матроса послали на полуторке с донесением в Ровно, в штаб мехкорпуса к Фекленко.

– На словах доложите, что против нас полк с танковым усилением, – лейтенант Ивашковский вздохнул. – Пока вы доедете, пока там все прочитают, именно столько немца тут и соберется. Разведбат одиннадцатой танковой – для кого-то же они мосты брали?

Может, из Ровно и пакет свой моряк сможет как-то переправить. Хотя куда? На Дунае, скорее всего, уже немцы с румынами. Если Пинская флотилия еще отступит по Припяти в Днепр, то Дунайской флотилии отступать можно лишь по морю, а это выйдет исключительно в хорошую погоду, при высокой волне мониторы просто захлестнет. Ладно, это дела военморов, у танкистов хватает собственных забот.

Лейтенант занял место в башне командирского танка, осмотрелся: все флажки подняты, все готовы. Круг флажком над головой и взмах в сторону окраины Млынува.

Танки пошли.

Танки пошли!

Немцы засуетились – они тоже не окапывались. Вот-вот подоспеет вся тринадцатая танковая дивизия, снесет охранение иванов, и нах остен, к чему зарываться в землю?

Пока немцы залегали кто где, русские танки пересекли поле, но теперь уже за танками бежала пехота. Млынув городок небольшой, и то немцы заняли его не полностью. Прежде, чем они поняли, что тут не Франция, тут уставы надо выполнять буквально – русские уже сели на шею.

Два танка шли севернее площади. Подойдя к окраинам, на улицы не полезли: проломились огородами, давя заборы. Выкатились на первую мощеную улицу, что шла от площади – по-местному, майдана – к элеватору и мукомольному заводу, где вчера на мостике сгорел первый танк. Выкатились и оказались позади низкой противотанковой пушки, смотревшей на площадь; немцы мигом развернулись, но поздно. Танк исполинской зеленой лягушкой подпрыгнул на остатках сломанного забора и шлепнулся на противотанкистов сверху, размазал пушку и снарядный ящик по брусчатке. Пехота стреляла из огорода, немецкие пушкари головы поднять не успели, как их порвало и раскидало пулями.

Далеко слева, от нависшей над крышами округлой головы собора, простучал немецкий пулемет – как пилой; пехотинцы закричали, а танк повернул в ту сторону башню. Справа из дворика высунулся восьмиколесный броневик с автопушкой, смел с улицы половину роты, а танк вблизи прошил насквозь. Машина чуть-чуть подымила и вспыхнула сразу вся; немцы не успели обрадоваться, как второй танк положил снаряд прямо в пятнистую морду броневика, тот расселся, как бочка со сбитыми обручами.

Тогда немецкий разведбат пополз к речке, надеясь удержаться на второй мощеной улице. Танк проводил их несколькими осколочными, а пехотинцы гранатами.

Южнее майдана два танка вошли на окраину тоже через дворы, пехота за ними в проломы. Жили здесь победнее, заборы ставили привычные деревянные. Броневиков южнее майдана не случилось, а противотанкистов, что сюда смотрели, уже раздавили.

Пулемет с крыши собора прижал пехоту. Один танк повернул все же вдоль узкой улочки к майдану, чтобы обстрелять пулеметчика на церкви без помех. Второй так и пошел напролом к речке, за ним успели только человек десять пехотинцев. Шустрого немца с канистрой и гранатами они снесли залпом, немец упал и сгорел на собственном фугасе. Выйдя ко второй, прибрежной, улице, танк повернул опять же в сторону церкви. Тогда через речку в него вбила болванку противотанковая "колотушка", из-за приземистости до выстрела никем не замеченная. Танк встал и взорвался, упавшая башня загудела колокольным густым басом. Но пехота уже выгнала немцев из южной части городка – что там той части, сто дворов и два проулка!

Не выходя на широкий и пустой майдан, немецкие разведбатовцы залегли на плотине, вокруг мельниц. С крыши ближней мельницы им в помощь ударил еще пулемет.

Оба уцелевших танка первого взвода сошлись на майдане. Один сбил пулеметчика с церкви, второй сбил с мельницы крышу: тамошний немец не стал дожидаться снаряда, закинул пулемет на спину и побежал через плотину к панскому дому, а пока бежал, его обстреляли пехотинцы. Кто попал, понятное дело, не узнали. Немец крутанулся на пятке, запнулся и рухнул в воду, окутавшись паром от горячего ствола. Хороший пулемет немец утянул на ремне за собой, отчего пехотинцы немного расстроились.

До окраины доехали полковые "сорокапятки" – их так и перли на руках через поле, не конями же на пули ходить. Взвод с одной пушкой оставили держать плотину, а два танка Оськина и остальная пехота повернули к северной окраине, где мукомольный завод.

Немцы на заводе успели укрепиться, так что лейтенант Оськин в этот раз дуром не полез. Пехота рассыпалась по дворам. Немецкая артиллерия вышла из игры, потому что в садах завязалась рукопашная. Элита из разведбата стреляла и дралась лучше пехотного полка с трехзначным номером, но по части боевого духа у русских все оказалось ничуть не слабее арийцев, а числом полк больше батальона ровно в три раза.

Со стороны поля показались резервные танки с ротным во главе, и тоже принялись лупить по высоким бочкам элеватора. Немцам пришлось убрать наблюдателей с крыш, но на мукомольном заводе и в болотистом овраге от элеватора до самой речки, разведбатовцы окопались крепко. Потеряв человек десять, пехотный комбат подобрался к танку Оськина:

– Товарищ лейтенант, у них там стенки кирпичные, вы бы их раздавили, что ли?

– Сейчас посоветуюсь с ротным, в два огня их поставим!

Разговор этот заметил немецкий снайпер, но ничего не успел сделать: по его лежке ударили залпом, сразу почти взводом – немец так и не узнал, что выдал его блик от прицела. Когда немец выбирал позицию, солнце еще стояло низко. В горячке боя снайпер не заметил, что солнце уже заметно передвинулось к югу.

Солнце уже заметно передвинулось к югу, когда первый плавающий Т-38 выдернул-таки застрявшего в болотине второго. Немцы Аршичин занять не успели, так что переправляться никто не помешал. Красноармейские дозоры пробежались по хатам единственной улочки Аршичина, протянувшейся вдоль высокой кручи над речкой. Противника не обнаружили, и залегли под вербами у выезда из села. Низенькие плоские Т-38 долго вылезали из болота, но все же справились.

Поехали вдоль речки на север, по проселку, не выходя на большую отсыпанную дорогу слева. Осторожность себя оправдала: очень скоро на большой дороге показался встречный четырехколесный броневичок, а за ним грузовик. В два пулемета "тридцать восьмые" разнесли немцев быстро и чисто, пехоте только и осталось подобрать оружие с бумагами.

Открылся справа на таком же высоком берегу Пекалов, за крайними хатами которого встали посовещаться. Дальше проселок соединялся с большой дорогой, та выходила на берег.

Левее дороги простерлось ровное поле – аэродром. На поле вяло дымили брошенные вчера самолеты сорок шестого истребительного авиаполка.

Немцам сорок шестой ИАП обошелся недешево. Еще весной здешние летуны исхитрились принудить к посадке дальний высотный "юнкерс" Ju-86, испортив Ровелю всю стратегическую разведку.

А в первый день войны сорок шестой ИАП знатно начистил рыло пятьдесят пятой бомбардировочной эскадре. Полк не позволил застать себя врасплох и потому потерял "на мирно спящих аэродромах" единственный самолет, а всего за сутки три. Немцы же к вечеру признали потерю пяти "Хейнкелей". Причем один из них старший лейтенант Иван Иванович Иванов сбил первым в этой войне воздушным тараном. Таранил не от большой лихости – "хейнкель-111" машина серьезная, пара ШКАСОВ с "И-16 тип 5" ему, что слону дробина. Самого старшего лейтенанта подобрали (таран произошел прямо над Млынувом), довезли до госпиталя в Дубно, но там, к сожалению, не спасли.