Егор завертел копье над головой, окутался призрачными крыльями скрестных восьмерок. Липовые знатоки в толпе с умным видом зашептали на ушко девушкам: "Та самая веерная защита!" А мастера поняли, что Егор быстрыми размахами продувает легкие, прикинули, для чего – и ужаснулись: куда еще-то повышать скорость?

Луиза тоже все поняла, но не позволила себе ни движения, ни жеста, чтобы не нарушить сосредоточение.

Граф на половину удара сердца сдвинул ноги, проходя в очередной молниеносный выпад; в этот неуловимый миг атаковал Егор. Граф едва успел распутаться, но все же не новичок, справился. Выпад граф пропустил над собой, неимоверным усилием вытащил копье на рубящий удар сверху…

Луиза прикрыла глаза.

Ее связке научила Ашигара, а вот Егора учила она сама.

Выпад уже прошел, тело накатом подтягивается к выброшенному вперед стальному жалу, набирая инерцию. Прямо из выпада, просто руки поднять – блок над головой, "Защита святого Георгия".

А теперь горизонтально провернуть копье. Тяжеловесно, неизящно, на первый взгляд медленно. Только Луиза видела, как раскрученное копье прошло сквозь плывущий лист, и лист развалился на половинки, и те закрутились, завились винтом друг за дружкой.

Потом пришел звук. Тихий, короткий, тошнотворный.

И запах поплыл такой же.

Куски графского копья звонко щелкнули о гранит.

– Не смотри, – Луиза притянула Кэтрин к себе плотно. И вообще вокруг всего поля девушки отвернулись – кто сразу не обвис на руках кавалеров. Кавалеры тоже… Держались бодро, но выглядели бледно.

Барон де Рибас поднял непроницаемый взгляд на спутников графа. Те молча поклонились, не отнимая от лица платков.

Половинки листа упали на половинки графа.

Закончив разворот, Егор отступил несколько шагов, поставил копье вертикально и прикрыл глаза – о, Луиза слишком хорошо знала, что поселяется в глазах после такого удара, и долго, долго, долго всплывает потом по ночам.

Только Карин Штормовой Ветер с явным удовлетворением произнесла как бы в пространство:

– Когда труп уже не портрет, но еще не пейзаж, что же он?

И Егор выдохнул-рыкнул тоже как бы в никуда, но и его услышали все собравшиеся:

– Натюрморт!

– Вот, – шепнула Кэтрин, даже не пытаясь отстраниться от груди Луизы, вжимаясь как в мать. – И что графу не жилось на свете? Красивый, богатый… Мечтал же, наверное, о чем-то…

– А о чем ты мечтал? Что бы ты хотел вернуть из молодости? Тебе как больше нравится: сильным или влюбленным?

Мужчина держал вожжи крепко, но морщился. Проворчал:

– Чтобы пальцы не крутило к дождю. А там я тебе покажу и влюбленность, и силу. И еще чего получится…

Не обидевшись на ворчание Хоро вздохнула:

– Получается, корабельная магия только там работает. Что же нам делать, если твое бессмертие тоже только там заработает? Встречаться на мосту из чаек в седьмую ночь седьмого месяца?

Лоуренс улыбнулся – никакая седина и никакие морщины не могли стереть его ту, прежнюю улыбку, навек вчеканенную в память.

– Лучше так, чем не любить совсем.

Коник неспешно трусил по песчаным колеям среди зеленой травы, среди оседающего вечера, сумрака, прохлады и влаги. Стройный старик в коричневом правил уверенно и привычно, рядом с ним на лавке тоже привычно сидела женщина в кремовом и лиловом, в огненно-алом берете на нисколько не поседевших волосах.

– … Да и сила Георгия никуда не делась, если Кэтрин все рассказала верно.

Кэтрин вздохнула. Там чудеса, здесь чудеса. Как разобраться в мешанине ярких лоскутьев мира? Везде люди живут.

– Госпожа Хоро, а чего хотите вы?

Хоро полуобернулась, добавив на полосу заката рыжие волосы и алый берет:

– Мира, где все стараются не делать неприятного друг другу. Пусть островки такого мира, нам больше и не надо. Связи мы установить сумеем, а что все островки различны, тем интереснее жить.

– Мир… Где все стараются друг другу сделать добро?

– Нет, – Хоро зевнула. – Не надо мне чужой доброты, мерки у всех разные. Уж я-то знаю, много помоталась по свету. Достаточно, если не мешают.

– Если хочешь мне помочь, отойди и не мешай?

– Именно так. А у тебя, Кэтрин, какая мечта? Зачем ты идешь в тот мир?

Лоуренс прибавил:

– От чего – это мы поняли уже. А вот за кем или чем?

Кэтрин огладила хорошее, новое платье. Потрогала непривычную сумку из непонятной ткани; госпожа ла Вальер отмахнулась: "Медяшку стоит, забирай." Кэтрин посопела и ответила:

– Хочу выучиться лечить. Хорошо бы людей, но если окажусь не способна, так хотя бы скотину. В селе и округе нет никого, кто умел бы. Магия, конечно, помогает. Но уж больно недешево стоит. И маги больше всяким огненно-поражающим заняты. И опять же, – Кэтрин грустно зевнула, – маги все благородные. А госпожа Луиза рассказывала, что там даже простолюдинка вроде меня может подняться до постройки собственного дома.

– Собственного дома? Ну, это же сколько надо работать!

– Кэддо, ты такой ленивый!

– Зато ты у нас шустрый за двоих. Куда мы идем?

– На скалу.

Мальчишка остановился и вздрогнул всем телом.

– Гурон! Сдурел?

– Я проверил, – ответил Гурон, обернувшись к товарищу; восходящее солнце обрезалось о рубленый профиль. – Там глубоко, а ныряю я лучше всех на острове.

– Стой! Ты что!

– Я хочу стать воином, – Гурон сделал полшага к приятелю и протянул ему руку.

– Я хочу, чтобы ты все видел и потом всем рассказал. Вот так, да!

– Всем? – Кэддо хихикнул. – Или синьорите Ваоль?

Гурон выпрямился:

– Девочки любят смелых, разве нет? Разве тебе никогда не хотелось впечатлить Паулу? Чтобы она смотрела на тебя, как…

Товарищ прищурился всем хитрым округлым лицом сразу:

– А она и так смотрит. Это ты не замечаешь. Гурон, честно! Да подари ты своей Грете хотя бы того зверька, что уже неделю мается у нас в клетке. А прыгать на кой? Ты же можешь… – Кэддо переступил чуть назад, загребая твердыми пятками золотой песок. – Ты же можешь…

– Не мнись, не Паула. Да, я могу разбиться об воду, – Гурон почесал нос. – Могу захлебнуться или наступить на прозрачную смерть-медузу. Но и воин может в любой миг уйти к Господу! Разве ты забыл молитву, которую мы каждое утро поем в церкви? Вот когда я стану воином, у меня этих девчонок… Во!

Кэддо попятился:

– Но зачем сейчас-то испытывать Его терпение?

Гурон отвернулся и не ответил. Восходящее солнце слепило уже обоих; черные резкие тени по золотому песку достали подножие зеленой стены, растворились в листве. Море вздыхало привычно, нестрашно, и Кэддо подумал: все же они друзья. Недостойно бросить Гурона одного.

Товарищ ушел уже до начала подъема, стройная фигура и черные прямые волосы то и дело пропадали за клочьями тумана. Кэддо подтянул пояс, поправил на нем детский нож и побежал следом.

Подняться на скалу совсем несложно, и часто мальчишки сидели на плоской верхушке, глядя в темное необъятное море, выжидая светлой полосы, а потом и солнца, а потом и мгновенного тропического восхода.

Но прыгнуть?

Гурон уже сбросил тунику и штаны, придавил поясом с ножом, чтобы не унесло ветром. Утренний туман обтекал скалу со всех сторон; Кэддо осмотрелся – какая-то неправильность во всем! Утро неправильное, туман странный, и даже море…

Додумать мальчишка не успел: Гурон разбежался, сильно толкнулся и прыгнул. Провожая его завистливым взглядом, Кэддо снова почувствовал что-то неправильное, но теперь стало не до мелочей. Пролетев добрых двадцать метров, Гурон красиво вошел в воду; от страха товарищ его забыл, как дышать. Пять… Семь… Девять… Одиннадцать… Ну где же Гурон! За каким же чертом он… Пятнадцать!!!

Кэддо прикусил кулак и понял.

Девятнадцать…

Гурон хочет, чтобы отец забрал его в Северный Приорат, где и сам служит в пограничниках.