— Плевать мне, кто сегодня приходил. Но… если он часто здесь появлялся, то теперь дорога ему закрыта. Смекаешь, Эрл?

Обозначенный Эрл, словно кол проглотивший, закивал головой. Но Элиста все равно успела заметить его странный взгляд.

— Да, госпожа, — гаркнул Эрл, чуть расслабляясь. — А… как же… остальные… ваши старые друзья?

— Тоже нахрен.

Неудобное возникшее молчание она прервала сама.

— Мама с папой… рассказывали довольно много. Но ведь вы все видели гораздо больше, не так ли? Выкладывайте.

Слишком жестко у нее, конечно, это требование вырвалось. Присутствующие сразу потупили глаза в стол.

— Мы… ничего такого не наблюдали, госпожа, — выдавил из себя Эрл. В глаза смотреть он упорно отказывался.

Поначалу не понимая их поведения, Элиста даже разозлилась. Но потом дошло. Ребята опасались всего чего только можно. Только ее уже понесло.

— Чушь. Рассказывай. Это приказ, — хлестко выпалила она, поджав губы.

И Эрла прорвало.

Отчаянно смущаясь, и дергаясь, бугай словно через силу выдавливал из горла слова. Было весьма странно наблюдать, как этот шкафообразный мужчина мямлит и бубнит себе под нос. И она сразу пожалела, что попросила рассказать ей все-все. В процессе от услышанного ее бросало то в холод, то в жар. Гневно сверкая глазами, смотрела куда угодно, лишь бы не на сидевших рядом мужчин. Элисте с каждой минутой было все больше… стыдно. И злилась на себя, как никогда. Щеки горели, как огонь в камине. Выводы в голове выстраивались совсем неутешительные. Она ведь была натуральной стервой. Сукой, что видела только деньги. И вообще никого не ставила ровней себе, даже родителей, что воспитали ее. Открывший ей глаза на прошлую жизнь Эрл был сейчас кем-то навроде хирурга, что вскрывал в каждом предложении нелицеприятное. Вытаскивал за шкирку каждый порок, повинуясь ее же приказу. Судя по словам Эрла, она быстро из обычного подростка стала мразью, оскорблявших и унижавших всех вокруг. И портила всем жизнь. Оглушенная осознанием собственных наркоманских выходок, Элиста изо всех сил прятала злые слезы стыда. И предпочла свалить, едва охранник выдохся. Провожаемая виноватыми взглядами, она не сразу услышала тихий вопрос.

— Простите, госпожа. Мы… мы уволены?

— С чего вдруг?

С того дня Элиста сознательно отреклась от своего прошлого.

Все попытки этого самого прошлого прорваться в ее новую жизнь тоже сразу пресекала. После и просто махнула рукой. Ей на самом деле было уже неинтересно. Теперь ее больше интересовала ее новая жизнь. Начатая с нового листа, по-настоящему нового, она с удовольствием погрузилась в изучение своего окружения. Благо незримая общая компьютерная сеть, охватившая всю империю, давала много пищи для размышлений и выводов.

Первым возник невольный вопрос у нее в голове, почему ее родители еще совсем недавно вообще-то обитали где-то на задворках вселенной, и относительно недавно были назначены в местный управленческий сенат. Но потом вспомнила, что отец все-таки был военным, значит их всех успело побросать из одной систему в другую. Родители стали сенаторами буквально за год до ее аварии. Покопавшись в собственном терминале, Элиста не раздумывая ни минуты, удалила все голофото. На которых она была то там, то сям в обнимку с кем-то или одна, но всегда посреди разнообразных людей.

И не всегда одетой и в заметном измененном сознании.

Смотреть на все это желания больше не возникало. Дальше копаться в прошлом тоже не хотелось, и различная информация была уже более сумбурной и хаотичной. Начиная от модных ныне тенденций, заканчивая сводками метеослужб. Между копаниями в себе и голосети, Элиста часто гуляла по нескончаемым тропинкам на территории усадьбы. Или играла с домашними животными. Или снова часами просиживала на скамейках на берегу озерца.

Пока не поняла, что ей попросту скучно.

Но все никак не могла ухватить кончик того, о чем именно скучает. Чего-то упорно не хватало. Зачастую просто неподвижно сидела в общественном парке, издалека наблюдая за снующими по своим делам домочадцам, или втихаря подглядывала за парочками влюбленных, что обжимались по кустам, пока их не прогоняла зоркая вездесущая охрана. Или немигающим взглядом провожала лодочки с туристами, катающихся по зеркальной глади озера. Чего-то все равно не хватало, а чего именно, понять было трудно.

Неторопливая размеренная жизнь приносила свои плоды. Элиста уверенно понемногу прибавляла в весе, округляясь, где положено, и уже не напоминая ходячее пособие по анатомии гуманоидов. Волосы отрастали, а кожа давно уже не светилась бесящими розовыми полосками, сравнявшись по цвету. Разглядывая себя по утрам в своем огроменном зеркале, все ловила себя на мысли, что ей упорно не хватает чего-то именно на теле. Руки все порывались схватить нечто на уровне бедер, а бледно-серая кожа на спине и челюсти иногда так зудела, что хотелось разодрать ее ногтями, чтобы посмотреть, нет ли под ней каких насекомых или чего еще. Иначе с чего бы ей так чесаться.

И почему-то всегда была необъяснимая вина.

Словно она кого-то бросила, намеренно оставила. Будто позабыла о чем-то сверхважном.

О ком-то сверхважном.

С пониманием, что ее родители совсем забросили свои рабочие обязательства, дабы постоянно быть рядом, не умаляло ее состояние. Только еще больше вины добавляло. Вины и стыда вперемешку с крайним смущением. Пока в один прекрасный вечер отец, отлично видевший все ее душевные метания, не обрубил их на корню одной мягкой фразой.

— Детка, милая. Перестань уже обвинять себя во всех грехах. Мы с мамой считаем, что все что произошло или произойдет — это нерушимая линия судьбы. Неискоренимая воля. Так что расслабься уже. Давай уже будем жить, как нормальные люди.

После этого Элиста… расслабилась.

Перестала цепляться за те смутные ощущения недостаточности, что держали в незримых кандалах. Перестала дергаться непонятно от чего, вглядываясь в чужие далекие фигуры людей. Папа и мама были правы, стоило начать жить как нормальный человек. Познание окружающей ее жизни продвигалось относительно быстро. Куча прочитанных энциклопедий вкупе с различной информацией потихоньку выстраивали тот жизненный фон, что обычно люди называли обыденностью. С каждым днем узнавалось что-то новое, будь то политической состояние ее системы и общего положения Империи, или то, что мама терпеть не может молоко, но обожает работать со своей рабочей документацией лежа прямо на полу на животе. Сама же Элиста никак не могла понять, что ей нравится самой.

Все было не то, все было совсем не так. Она пыталась найти себя. Заняться хоть чем-то. Попытки рисования обернулись громогласным смехом от нее и красными милыми щеками мамы. От нагромождения цифр моментально разболелась голова, а очередные разглядывания новомодых нарядов и пробрал новый гомерический смех.

Пока не поймала себя на повторении танцевальных движений из музыкальной постановки очередной планетарной дивы. Мама, давно заметившая, как замирает дочь, жадно следя за голомюзиклом или балетным танцем и неотрывно всматриваясь в каждое па, с улыбкой умиления одобрительно хмыкала, углядывая, как та неосознанно двигает телом или дергает рукой в попытках повторить увиденное.

Мама сама предложила дочери нанять репетиторов. Элиста искренне взвизгнула, бросаясь в объятия матери.

Нанятый учитель танцев в первое же пробное занятие отметил необычную грацию и пластичность подопечной.

— Вы знаете, госпожа… а вы ведь двигаетесь как отменно обученный убийца.

На это Элиста только недоуменно хихикнула, задеревенев от странной похвалы.

Тут же переглянувшихся родителей она не заметила.

На следующий день почему-то явился другой наставник по танцам. Спросить у родителей, куда подевался первый, Элиста забыла. Забыла, потому что второго учителя, вернее учительницу, ей пришлось вежливо, но довольно долго… выгонять прочь. Эта дама в годах больше сыпала льстивыми речами и комплиментами, чем смотрела на нее или обучала хоть чему-то. От этой дамы Элиста отказалась в тот же вечер, прямо заявив отцу, что не хочет часами слушать хвалебные дифирамбы.