Та — которая застарелая, годами взращенная. И эта боль почему-то не забирала ничего. Только отдавала. Бездумно, безжалостно отдавала старые образы, которые хотелось бы отрезать от себя навсегда. Насильно всовывала эту память, ничуть не жалея ее расхристанное сознание.

Старая боль лакомилась телом, насытилась по уши и ушла. Новая же боль разъедала разум.

Под веками настырно высвечивались глаза, ставшие ненавистными. Объятия, одно осознание которых приводило в безумное бешенство. Взлохмаченные отцовской рукой волосы, тут же собранные материнскими руками в тугую косу. Вцепившиеся в махонький носик огромные грубые пальцы и издевательский (такой родной) хохот. Голоса, чаще ругавшиеся, чем просто разговаривающие. Голоса, непереваренным осуждением бьющие по ушам своим молчанием. Леденящее отчуждение, с каждым днем все больше расшвыривающее их по разные концы Вселенной.

Почему вы не любили меня, так как я любила вас? Почему?! ПОЧЕМУ?!

Яркое, как голофото, изображение стало концом адской пытки.

Папа, мама… и она, сидевшие за столом.

До Зеллы. Как же давно…

Мама в очередной раз листала в коммуникаторе какие-то сверхважные (важнее дочери) отчеты. Папа, скептически поджав губы, смотрел в сторону.

Тогда ужасно воняло горелым.

Тогда сгорело печенье и кухонный дроид, и эти запахи заставляли слезиться глаза. Она сожгла дрянного кухонного дроида, отказавшегося отдать ей то злополучное печенье без разрешения мамы. Спалила всю электронику в дроиде одним лишь взглядом. Но уже тогда их объединяло одно.

Страх.

Они боялись собственной дочери.

Делали спокойный вид, но она-то видела искры ужаса в их глазах. Видела, как дергаются их фигуры каждый раз, когда они видели ее.

Они ведь не знали, кто именно летит вслед за ними. Не знали, кто был в отстреленной спасательной капсуле.

Не знали.

НУ И ЧТО?!

Незнание ничуть не умаляло их вины.

Они ведь пустили вслед капсуле заряд.

Прорвавшаяся через гнев запоздалая мысль, о том, что ее родители наверняка просто хотели ее защитить от лап властей Альянса, искавшего таких, как она, замерла на краю бездны.

Они просто отказались от нее. Как от ненужной игрушки. Бросили. Поигрались в семью и хватит.

Еще мысль, что наверняка они пытались решить проблему иначе, тоже не обрела достойной опоры.

Они должны были придумать что-то еще, а не бросать ее. Она же не виновата в том, что у совсем обычных людей родилась такая дочь.

Тогда она не выбирала свою жизнь. А теперь могла. Но… Вопреки всему, Кайло всегда следила и будет следить за их жизнями. Она прекрасно осознает, что сама себе вредит этим знанием. Но это она не для себя знает, что та мама теперь уважаемый в Альянсе сенатор, а тот папа подался в контрабандисты. Знает, что мама скрывает ото всех, что у нее вообще была дочь, как и то, что муж стал криминальным элементом, грозившей ее политической карьере. Как и знает о том, что у нее есть (был?) родной брат, затерявшийся в Неисследованных Секторах. Пошел по стопам непутевого папаши и сгинул.

Очень хорошо помнит их проклятые имена, выжженные в памяти каленым металлом. Сенатор Лея Соло, пронырливый Хан Соло. Джейден Соло, бесследно пропавший мальчишка. Ее старое имя тоже вылезло наружу, напомнив ей, что она все еще человек.

Беджамина Соло.

Собственные мысли возвращаются и часть из них предельно лаконичны.

Нет.

Уже нет.

Кайло Реэн.

Шестое Дитя Императора Зейну. И это уже даже не обсуждается.

И пусть этот секрет останется невысказанным, сокрытым.

Паники больше нет. Задавлена, растоптана логическим, абсолютно прагматичным и обычным объяснением. Она бредит и дальше, но уже с четким пониманием о том, где она и что с ней. Будет бредить и дальше, благо если еще жива и ее глючит, то уж под медицинским наблюдением.

Ее держат в подвешенном состоянии долго. Вообще без понятия, сколько, но явно очень долго. Просто в какой-то момент открыла глаза. Оба глаза.

И встала.

Отросшие волосы своей длиной намекали, что прошло не меньше полугода. Из зеркала на нее смотрело все тоже лицо. Шрам загладили, зашлифовали, как будто ничего там и не было. Ну и ладно. Гораздо важнее, что у нее был новый глаз.

Было довольно странно смотреть обоими глазами одновременно. Мозг еще путался, наслаивая два изображения друг на друга. Голова закипала от смешанной картинки, стреляя по вискам колкими искрами. Кайло еще долго прикрывает живой ладошкой поочередно то родной глаз, то пересаженный, сравнивая.

Так вот как они видят…

Второй глаз видел как-то криво (почти нелепо).

Но так ярко, что Кайло почти задыхается от незнакомой доселе живости того, что она видит. Дыхание почти сбивается от странного восторга. Это как обычный пластик под пальцем кибер-руки вдруг стал живым. Богатым, полный жизни организмом. И это было настолько удивительно, что Кайло почти готова зареветь от нахлынувшей полноты чувств.

Но по-настоящему реветь она начнет гораздо позже, когда к ней зайдут Отец и Мать. И Отец окажется с одним ювелирно зашитым глазом.

— Папа… ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ? Зачем? Папа!

— Теперь в тебе есть частица меня, мое Дитя, — скажет отец, терпеливо снося скользящие по его лицу кибер-пальцы.

Только будет обнимать за плечи, прижимая ее голову к своей груди второй парой рук.

Живая рука крепко сжимает ворот его хламиды в пол, неживая почему-то вообще не слушается и висит плетью.

И они все отлично знают, насколько Кайло ему в тот момент благодарна. Настолько, что вместо каких-либо слов просто молча роняет слезы из обоих глаз. Ни Отец, ни Мать не сказали и слова против, когда она взяла его за руку… и Отцовским когтем прорезала на щеке очень глубокую рану, точь-в-точь повторяя тот рваный шрам.

Еще позже она узнала, что первые три глаза от различных доноров — не прижились. Мысль Отцу о пожертвовании ей глаза подала Мать. То есть, изначально именно Мать пожелала отдать ей глаз, но Император воспротивился. Глаз Отца влился в ее организм, по словам врачей и прочих умных голов, идеально. Еще чуть позже Отец явился перед ней с кибер-протезом глаза новейшей разработки.

Выбор оказался настолько удачным, что еще через недельку после пробуждения у нее начали выпадать все зубы на правой стороне, еще через пару дней с дикой резью прорвался целый ряд острых как бритвы, клиновидных зубов. Если с левой стороны ее геном человека еще держал позиции, справа зеллонианский глаз потихоньку отвоевывал себе территорию, распирая клетки организма и заставляя их мутировать. Еще через неделю Кайло от расстройства будет мрачно разглядывать себя в зеркале, не обращая внимания на скопившиеся дела. Мутация, так хорошо начавшаяся, заглохла окончательно, зацепив только правое ухо и зубы. Ну зато чип больше был не нужен. Она слышала речь детей Зеллы сама.

Больше всех ее виду радовался Тейяр. Седьмое Дитя, вообще не заморачиваясь, скакал вокруг и хитро требовал тоже себе что-нибудь переделать. Например, начать с руки.

Отец дал ей месяц прийти в себя и привыкнуть к изменениям.

Через месяц Император мягко намекнул ей, что пора бы уже заняться делом. Хванжи сами себя не передавят.

В ее покоях ее ждут два силовых меча.

Отец отдал ей не только глаз. Отдал и свои мечи.

Уже через два стандартных дня она стоит на мостике системного разрушителя и любуется мерцанием далеких блестящих точек, позволяя умиротворению задавить все остальное. Вопреки первоначальному замыслу, она не позволила бывшему гранд-маршалу Сайтен покинуть флагман. Старый зеллонианец с поклоном и нескрываемым удовольствием передал ей все полномочия, при всех офицерах сняв с себя регалии и навесив их на ее плечи. Голограмма Императора уже было открыла рот, дабы сказать какую речь, но Кайло их всех опередила.

Уже просто маршал Сайтен был не просто старым опытным воякой, но и хорошим актером. Свое неудовольствие он удержал в себе, не дрогнув и мускулом на старческом лице. По ее приказу просто маршал был сходу назначен ее личным советником. О том, что она побоялась остаться со всем переданным барахлом наедине, Сайтену Кайло скажет наедине. За свою честность она сразу получила поклон и непритворное удовлетворение, укрывшим мягчайшим полотном. Удивительно мягкая энергетика старичка внушала непритворное спокойствие и подобие гармонии. Первое время так точно.