К люку уже мчалась следующая жертва – оранжевый Рено. Мы со Львом замахали руками, закричали «Стой!», но было уже поздно. Нам-то ещё повезло – мы ехали на Ладе-копейке. А бедолагу француза с его низкой посадкой почти разорвало пополам.

– Теперь, – сказал Лев, – у меня вдвойне депрессия.

– Да брось! – возмутился я. – Нам только чуть-чуть поцарапало днище. Посмотри на водителя Рено, вот у кого должна быть депрессия. Не у тебя.

– Тут не в аварии дело. Всё просто очень плохо. Страшно.

– Да что страшно, можешь ты мне объяснить?

– Ты не поймёшь.

– Ты сам понимаешь?

– Не до конца, но достаточно.

И мы поехали дальше. Абсолютно все светофоры горели красным. ГАИ поджидала нас на каждом углу, хотя и не беспокоила. Ниоткуда образовывались пробки. В свой район мы вернулись поздно.

– Как твоя депрессия? – спросил я Льва.

– Прогрессирует.

– Ну выспись хорошенько, завтра пройдёт.

И я ушёл домой. И был новый день. И в этот день Лев перестал отвечать на телефонные звонки. Все друзья беспокоились за него. А я беспокоился меньше всех, поскольку не верил в депрессию. Как я и ожидал, через несколько дней всё прошло. Прежний Лев вернулся. Казалось, он стал более сдержанным и вежливым, однако всегда с тех пор был в хорошем настроении.

А потом, много лет спустя, когда я уже жил в Питере, депрессия настигла меня. И я понял, о чём тогда говорил Лев. И это было печально и действительно страшно. И когда я говорю «действительно страшно», я не преувеличиваю. Потому что некуда преувеличивать. Представьте, что страх высоты, страх темноты, и страх опозориться на публике объединились в один всеужасающий Мегастрах. Это я сейчас ёрничаю, но тогда, повторюсь, было действительно страшно. Беспричинный ужас давил и сжирал меня, пока вдруг ни с того ни с сего мне не позвонил Лев. Мы не общались полгода и тут он внезапно звонит. Страшно? Страшно. Я пересилил себя и взял трубку.

– Алло.

– Привет, старик. Как ты?

Голос его спокоен и добр. Но в то же время мне кажется, что Лев знает, что со мной. Откуда он знает?

– Депрессия, – отвечаю. – Знаешь, как это бывает?

– Ох, это да, – говорит Лев.

И, к моему удивлению добавляет:

– Поздравляю.

– Это ты мне?

– Конечно.

– С чем же тут поздравлять?

– А ты ещё не понял? Как же вовремя, оказывается, я тебе позвонил!

– Боюсь, ты что-то путаешь, старик…

– Нет-нет. Ничего не бойся, – так же спокойно отвечает Лев. – Вот что. Я послезавтра буду в Питере. Хотел тебя попросить встретить меня в аэропорту. Теперь же я на этом настаиваю!

От неожиданности я сказал:

– Нет проблем.

Хотя проблемы, конечно, были. Они заключались в том, что уже три или четыре дня я не вылезал из постели. Как в детстве, после ночного просмотра «Секретных Материалов», мир за пределами одеяла казался страшным и населённым одними лишь монстрами. Причём, если в детстве они жили только в темноте, то сейчас, казалось, не чурались и света. И даже одеяло теперь помогало слабо. Помню, я ещё решил расслабиться за чтением Буковски и открыл рассказ наугад, а это оказалось «Одеяло». История о том, как одеяло хотело прикончить своего хозяина. Стало ещё хуже. Но самое страшное – казалось, что теперь так будет всегда.

А ведь ещё на прошлой неделе я жил вполне себе полной жизнью. Играл то на гитаре, то на бас-гитаре, писал роман, слушал Led Zeppelin – в общем, проводил время как среднестатистический представитель своей эпохи. А теперь лежу, ничего не желаю, усматриваю злые намерения в действиях собственного одеяла. В общем, не хочу углубляться в подробности, вы, наверное, и так уже поняли, что картина была хуже некуда.

Каких нечеловеческих усилий мне стоило в условленный день преодолеть ужас выхода из дому. Однако негоже нарушать даже слово, данное незнакомцу, а уж другу – и подавно. Пришлось действовать.

Оделся, выпил чаю (кофе побоялся), выбросил своё тело на улицу. Немытые с прошлого тысячелетия стены. Окна скалятся битыми стеклами. Серые тучи плюют мне в лицо мелким дождём. Даже удары церковных колоколов сотрясают воздух зловеще.

Может, мой друг Лев – посланник Сатаны?

К таким мыслям приводят депрессия и несколько суток без сна и еды. Окажись во мне чуть больше суеверия, я бы, наверное, остановился на этой версии. Но я подумал: «Стоп. Вот это уже перебор. Ну какой же Лев посланник Сатаны? Мы с ним с детства знакомы. Он и мухи не обидит, не то что меня. А даже если и посланник, то всё равно негоже слово нарушать. Хуже будет, если он прилетит, и я его не встречу, чем если я его встречу, а он разверзнет пол терминала и утащит меня в преисподнюю».

Из последних сил храня внешнее спокойствие, торможу грязный Опель. За рулем бойкий дядька в кепке. Предлагаю:

– До Пулково за полторы.

– Давай за тысячу, – отвечает водитель.

– Не понял.

– Тысячи хватит. Что непонятного?

– Нет, – говорю. – С вами не поеду.

Ну вы понимаете. Уже почти закрыл дверь, а он мне:

– Да шучу я, шучу! Конечно, поехали за полторы.

Пришлось ехать, чтобы не опоздать. Как только мы тронулись, водитель меня засыпал вопросами.

– Видишь, – говорит, – поехал Харли-Дэвидсон?

– Вижу.

– Знаешь, кто такие были эти самые Харли и Дэвидсон?

– Здоровенные бородачи в кожаных жилетках?

– Неа. Парочка евреев, иммигрировавших из Одессы в США, Харламов и Давыдов.

– Занятно. А вы не могли бы…

– А знаешь такого актёра – Сергея Харламова?

– Слышал что-то.

– Недавно подвозил его. Он голосовал возле Петропавловской крепости. Попросил отвезти в театр Ленсовета. А я говорю: откинулся что ль? А он – нет бы сказать, мол, начальник отпустил за ворота спектакль отыграть да сразу назад в карцер. Говорит: да ты что, в Петропавловке тюрьмы давно уже нет, я просто живу тут рядом… Ну вот и скажи мне теперь, о чём с ним можно разговаривать?

– Да уж, – говорю. – Только я сейчас тоже не лучший собеседник. Депрессия.

– О, депрессия! – восклицает дядька, что-то объезжая. – А сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

– Мои поздравления.

– Я не понимаю.

– А это нормально, – отмахивается он. – Скоро всё поймёшь, не бойся.

– Да ничего я не боюсь!

– И не лги.

Мне добавить нечего. Что они все такое знают, чего не знаю я? Лев, таксист в кепке, Далай Лама, утверждавший, что если в жизни всё идёт наперекосяк, значит, в неё пытается войти что-то прекрасное. Помню, впервые услышав это, я сказал: «Тогда, судя по последним событиям, на мой дом готовится рухнуть самолёт, полный супермоделей». Как ни странно, примерно так оно и вышло.

Мы прибыли в аэропорт на удивление вовремя. В терминале я вспомнил падающий Боинг, полный супермоделей, и стал бояться, что Лев попадёт в авиакатастрофу. Если бы вы тогда спросили меня почему, я бы не смог привести ни одного довода – голая паника, безосновательная, как нацизм. А люди стоят вокруг с красными и белыми розами и табличками, на коих написано «Symposium Delphi» и «Mr. Jebran». Как, думаю я, они не боятся за тех, кого встречают? Уму непостижимо.