Когда он защитился и решил поменять место работы, тётя Тоня согласилась перейти с ним. В новом, престижном медицинском центре на него, явившегося на работу в сопровождении пожилой неласковой – впрочем, такой она была с кем угодно, но только не с пациентами и не со своим ненаглядным Сашенькой – Антонины Сергеевны, молоденькие кокетливые медсестры посмотрели удивлённо. Но вредничать не стали. Что возьмёшь с восходящей звезды?! Её, звезду, то есть, сам главврач к ним перетащил, при этом нахваливал так, что им оставалось только удивляться. Так что нравится, не нравится – придётся принимать и идти на уступки.

Однако восходящее светило не капризничало, нос не задирало, особых условий не требовало, только вот решительно заявило, что работать будет со своей пенсионеркой. И ни с кем другим. Потому что молодые-перспективные звезде не нужны. А нужна только она, седая и грозная Антонина Сергеевна Легачёва, тётя Тоня. Лучшая медсестра всех времён и народов…

И вот теперь его тётя Тоня приказным тоном сообщила ему, что он должен жить.

– Как жить-то, тёть Тонь? Как работать-то? Куда я Тёмика дену?

– А сейчас он где? – Она мрачно порылась в своём столе, вытащила из верхнего ящика пакетик с ирисками «Кис-кис», достала несколько и незаметно подсунула поближе к нему. Александр, рассеянно перекладывавший бумаги, наткнулся на конфетки, несколько секунд бессмысленно перебирал их длинными сильными пальцами и вдруг улыбнулся:

– Всё ты меня балуешь, как маленького, тёть Тонь. Я ж уже взрослый дяденька.

– Ну, дяденька не дяденька, а сладкое в трудную минуту ещё никому не вредило. Пожуй, пожуй… – Чтобы скрыть свои чувства, Антонина Сергеевна говорила резко, даже грубовато.

Александр снова улыбнулся, ласково и понимающе: он её очень любил. И знал, что и она его тоже.

– Артёмку я с утра к Рябининым отвёз. Помнишь, я тебе про них рассказывал? Меня с ними Вадька Валдайцев познакомил. Отличные ребята… – Он снова устало потёр лицо. – О чём я? А… да…… Злата Рябинина ребёнка ждёт, уже в декрет ушла. Я им позвонил ещё вечером, а с утра пораньше зайца к ним отвёз. Но я ведь не могу его туда навечно определить! Хотя они и предложили пока у них пожить. Но Злате рожать скоро, нелегко ей с младенцем, а что потом – боюсь даже думать… Ох, Таня, Таня! Что же ты наделала?

– Александр Николаич, соберись! – снова скомандовала тётя Тоня. – Значит, делаем так. Возьму-ка я больничный, в моём возрасте это вполне объяснимо и даже полагается, и посижу пока с Артёмкой. Ты мне доверяешь?

– Доверяю, но…

– Ты уж тут как-нибудь без меня недельку перекантуешься. А там посмотрим. Или я совсем на пенсию уйду и буду нашего мальчика нянчить, или гувернантку ему за это время подыщем.

– Ко-го-о? – удивился Эмерих и не выдержал – засмеялся. Антонина Сергеевна тоже: громко, басовито и раскатисто.

– Гувернантку.

– Тёть Тонь, ты б ещё в пару к гувернантке кормилицу предложила взять и дядьку. Или кто там по статусу полагается маленькому барчуку?

– Нашему мальчику всё самое лучшее.

– Хорошо, пока пусть так. Только я без тебя не могу. Давай ещё кого-нибудь искать, вместо тебя, а?

– Поищем. Я сестре позвоню. Может, она согласится, наконец, ко мне переехать из своего Рошаля. Она у нас молодец, тебе понравится. И Артёмке тоже. Она, кстати, всю жизнь в детском доме медсестрой проработала. Вот познакомишься с ней и…

– Да я ж её видел, – перебил Александр, которому жизнь внезапно перестала казаться совсем уж конченой и беспросветной.

– Когда это?

– Да на твоём юбилее.

– А, точно! Ну, и как она тебе?

– Твоя копия, тёть Тонь.

– А то! – хулигански подмигнула ему медсестра. – Мы ж близнецы. Вот приедет Акулина, и будет у тебя полный комплект бабок Легачёвых… Мы тебя женим. Только теперь уж на хорошей девушке. А Татьяна пусть локти кусает!

– Да не будет она локти кусать… Да и ни к чему это…

– А это мы ещё посмотрим! – Антонина Сергеевна сделала устрашающее выражение лица и подбоченилась. – Посмотрим. Смеётся тот, кто смеётся последним.

Вид у неё был такой потешный, что Александр не выдержал и фыркнул против воли. Хотя смотреть в будущее ему было страшно как никогда.

Наревевшись до икоты, Александра сидела на их с мамой маленькой кухне и думала только об одном: что происходит? Что – так и растак! – происходит в её и без того не самой лёгкой жизни? А в том, что её всё происходящее касалось самым непосредственным образом, она уже не сомневалась.

– Тебе не кажется всё это странным? Я бы даже сказала – подозрительным? – за полчаса до этого спросила, испытующе глядя на неё, Нелли Геннадиевна Зайченко, главный в их подъезде специалист по сбору и распространению информации…

Она встретила Александру, когда та вернулась от мамы домой и шла, обвешенная сумками, от машины к дверям подъезда. Настроение было прекрасным. Саша собиралась позвонить Валдайцевым и позвать их покататься на кораблике по Москве-реке. Поэтому, да ещё и по причине врождённой приветливости, Александра весело улыбнулась встреченной у подъезда соседке, поздоровалась и хотела пройти мимо. Но Нелли Геннадиевна заступила ей дорогу и грустно и торжественно изрекла, глядя на Сашу с тоской, смешанной с любопытством, во взоре:

– Вот ведь горе-то какое, Дашенька…

Совершенно не поняв, о каком таком горе идёт речь, Александра всё же на всякий случай с готовностью кивнула головой. Ну, раз вы считаете, что горе, то да, разумеется, нельзя с вами не согласиться, – так должна была расценить движение её головы Нелли Геннадиевна. Получилось удачно. Сочувственный кивок был благосклонно принят.

– Бедная девочка, – развила тему соседка. – Это ведь с вашего этажа девушка погибла?

Чуть больше двух месяцев назад умерла Олеся, поэтому Александра, стараясь распрямить изрезанные ручками тяжеленных пакетов пальцы, хоть и удивилась запоздалой реакции обычно лучше всех в подъезде информированной Нелли Геннадиевны, но согласно вздохнула:

– Да, бедная наша Олеся, уже два месяца как…

– Нет, не Олеся. Маша.

Маша… Маша?! Маша! Если бы ей неожиданно дали под дых, Александра не так бы испугалась. Она дико взглянула на соседку и хрипло выдохнула:

– Что-о?!

– Так ты не знаешь? – заметно вдохновилась Нелли Геннадиевна.

Саша нашла в себе силы на нервное отрицательное помахивание головой.

– Она под машину попала, – старательно прикрывая возбуждение постной миной, сообщила Зайченко. – Под маршрутку. Раз – и нет человека… Тебе не кажется всё это странным? Я бы даже сказала – подозрительным? В марте – Олеся. Теперь – Маша… И ещё одна их подружка пропала. Ну, помнишь, из соседнего подъезда Наташка, с одиннадцатого этажа. Говорят, на следующий день после смерти Марьи. Даже на похоронах не была. И до сих пор неизвестно, где она. Будто похитил кто девку…

Александре вдруг стало холодно, так холодно, как не бывает никогда даже в самом студёном январе. А тут, в тридцать градусов майской жары, вдруг ледяное омертвение – пожалуйста, получите и распишитесь. И холодящий ужас внутри и снаружи заставляет трястись поджилки…

Кто бы знал, что это такое «поджилки»? И почему они так жалко, так трусливо трясутся?

Не кажется ли странным, подозрительным?! Да она сама об этом не переставая думает вот уже два месяца кряду. Но не признаваться же в этом их главной подъездной сплетнице. Поэтому Александра, с трудом придав перекошенному и побледневшему лицу более-менее человеческое выражение, грустно посмотрела на соседку и покачала головой:

– Бог с вами, Нелли Геннадиевна. Это просто трагические совпадения. Пойду я. Вы меня простите, пожалуйста, я настолько потрясена, что сил нет стоять. А тут ещё и сумки эти. – Она с трудом чуть вытянула вперёд руки, демонстрируя навешенные на них пакеты в количестве семи штук. – Я и лошадь, я и бык…

– А, да, иди, иди, Дашенька. Ты же у нас теперь одна, помочь некому, – понимающе покивала женщина, снова назвав её чужим именем. Раньше Александра пыталась поправлять, но потом поняла, что бесполезно, и стала отзываться на Дашеньку. Какая, в конце концов, разница? Хоть горшком назовите, только в печь не сажайте…