— Вы помирились? — спросил он, сжимая одеяло и не мигая смотря куда-то в пространство.

Лия замялась и поёрзала на стуле.

— Ну-у, как тебе сказать, — протянула девушка, — скажем так: лёд тронулся. Она рассказала мне про отца. — Лия сжала в руках коробочку. — Я, оказывается, многого не знала о нём. Отец… — она взглянула на окно, и в заблестевших от майского солнца небесных глазах Армин увидел ту же бесконечную боль, какую он видел каждое утро в отражении зеркала. Сейчас Армин понял, что имела в виду Лия, говоря, что все люди одинаковые: все они испытывали одни и те же эмоции. Люди были абсолютно разными снаружи, но внутри, там, где была спрятана сама сущность человека, все были похожи, — был ужасным собственником.

— Ты ей веришь?

— Не знаю, — пожала плечами Стрём. — Хочу съездить к отцу и сама во всём разобраться. Я, честно, уже не знаю, кому и во что верить.

Армин изучающе взглянул на Лию. Она запуталась, заплутала в мире иллюзий и обмана, где правда, точно тонкая золотая нить, вплеталась в серые лоскуты лжи. Лия заблудилась так же, как несколько лет назад заблудился и он.

— Что это? — Кирштайн-младший указал на коробочку в её руках.

— Ой, — спохватилась Лия, — это ж я тебе принесла, мама просила передать.

— Мне? — Армин принял коробку и аккуратно открыл её — внутри лежал новый небольшой слуховой аппарат. — Но, но откуда твоя мать?..

— Кто знает.

Армин нацепил приборчик, который оказался ему чуть великоват, на ухо и сдвинул переключатель. Давно уже он не слышал мир так хорошо, давно уже он не слышал ругань дяди такой чёткой и чистой. Армин стыдился своей глухоты. Живя в мире стереотипов, он считал, что люди относятся к инвалидам с пренебрежением, и было не важно, насколько сильно она проявлялась. Будь то слепота, глухота, паралич или отсутствие конечностей — всё одно, люди не любили «не таких, как все». Кирштайн не хотел, чтобы кто-то знал об этом, особенно та, чьего внимания он желал особенно сильно.

— Я тебе, наверно, неприятен сейчас, — загрустил Армин. — Считаешь меня неполноценным.

Лия широко распахнула глаза и непонимающе глянула на Кирштайна.

— С чего бы это? — поразилась она. — Из неполноценных я знаю только Зака, а ты, Армин, очень даже полноценный. Да и мне, знаешь, как-то всё равно. Для меня твоя душа куда важнее.

Армин дёрнулся и взглянул в улыбающееся лицо Стрём. Тепло разлилось по всему телу. Ещё никто не говорил ему таких слов. Лия первая, не считая Саши, за последние несколько лет, кто заговорил именно о нём. На глазах выступили слёзы.

— Ты что, плачешь? — Не успел Армин опомниться, как совсем рядом с его лицом возникло лицо Лии.

Кирштайн-младший поспешно вытер слёзы, отворачиваясь от девушки и краснея по самые уши.

— Ничего я не плачу! — насупился он, сгорая от стыда. — Глаза просто слезятся.

— Ну-ну, — ехидно хмыкнула девушка, — ещё скажи, что это всё из-за гипса. Кстати, надо там что-нибудь написать.

— Не смей, — по словам произнёс Армин, по довольной ухмылке Лии поняв, что конкретно она хочет там написать.

Лия рассмеялась звонким смехом. Впервые Армин слышал этот переливчатый звук настоящей радости. Лии шла улыбка. Лии шло счастье. Тут в коридоре послышался хлопок, и голос Эрена моментально стих. Лия и Армин устремили свои взоры на дверь.

— Твой дядя голос сорвал? — иронично спросила Стрём.

Кирштайн улыбнулся и пожал плечами.

— Ты решила, чем будешь заниматься после окончания школы?

Девушка склонила голову набок и задумалась.

— Наверно, всё же постараюсь воплотить в реальность свою мечту и поступлю на курсы фотографа. Там видно будет. А ты?

Армин бы без раздумий ответил, чем бы он хотел заниматься в будущем. Но не всегда получаешь то, чего хочешь. Смирение пришло уже давно, но Кирштайн упорно противился ему. Надежда. Армин ненавидел это чувство. Он молчал, не хотел ставить крест на своём будущем. И тут, в этой гнетущей тишине, со стороны входа раздался женский голос:

— Подумай хорошенько, Армин. От этого выбора зависит твоё будущее.

Воспоминания заполонили разум, радость и боль смешались в сердце. Кирштайн помнил этот голос, он слышал его с самого рождения. Его любимый голос. Армин поднял взгляд на женщину, прислонившуюся к стене и скрестившую руки на груди.

— Ма, — только и смог сказать он.

Микаса стояла перед ним, совсем рядом, всего в нескольких шагах. И даже мимолётного взгляда на неё хватило, чтобы Армин понял, что самые худшие его опасения не сбылись, — мама совсем не изменилась. Тот же стройный стан, те же чёрные шелковистые волосы, уложенные в аккуратную причёску, то же лицо с чёткими и резкими контурами, разве что морщин стало чуть больше. Даже серые, слегка выцветшие глаза смотрели знакомым сердитым взглядом. Будто и вовсе не уезжала на несколько месяцев в другой город.

— Извини, не могла бы оставить нас наедине, — властно, но вежливо обратилась Микаса к Лии.

Стрём робко кивнула, съёжившись под пристальным взглядом женщины, быстро поцеловала Армина в щёку и, попрощавшись, покинула палату. Микаса молча прошла в глубь комнаты, пристроилась на стуле и с ног до головы оглядела сына. Ни одна мышца не дрогнула на её беспристрастном лице. Армину стало не по себе. Он с детства помнил, какой строгой могла быть мама, и после того, что он сделал, — дядя не мог скрыть это матери, — очень боялся её кары. Не такой Армин представлял себе их встречу.

— Мам, я, — начал Армин, но Микаса остановила его.

— Твой дядя мне уже всё рассказал. Видимо, не стоило тебя оставлять на его попечение.

Армину стало стыдно за своё поведение. Он виноват в том, что дяде досталось от матери.

— Дядя ни в чём не виноват, — попытался защитить он Эрена.

— Знаю, — отозвалась Микаса. Виновник всего этого…

«Я», — мысленно закончил за матерью Армин.

— …я.

Кирштайн резко поднял голову и ошалело уставился на мать. Микаса опустила взгляд и сцепила руки в замок.

— Я слишком погрязла в своей тоске. С тех пор, как не стало твоего отца, я сутки напролёт только и делала, что убивалась горем и пыталась вернуть прошлое назад, не замечая, как стремительно меняется настоящее. — Микаса немного помолчала, а затем продолжила: — Я не замечала самого главного, Армин, — тебя. Я настолько вцепилась в образ мужа, его голос, его взгляд, что неосознанно перенесла их на тебя. Но понять, что в каждом твоём движении, в каждой твоей фразе я вижу Жана, смогла не сразу.

Слова застряли у Армина в горле. Он не мог поверить, что то, что угнетало и мучило его столько лет, что было сокрыто в его сердце от посторонних, звучало из уст самого близкого ему человека. Армин и вообразить не мог, что когда-нибудь с этим будет делиться не он, а с ним.

— Я пыталась сбежать от этого, — продолжала тем временем Микаса, — пыталась раствориться в работе, даже уехала в другой город, лишь бы избавиться от навязчивого образа твоего отца… Лишь бы не потерять тебя. Но я не смогла. — Аккерман подняла глаза к окну, и Армин отчётливо увидел стоявшие в них слёзы. — Как-то твой дядя спросил у твоего отца: «Что бы ты сделал, если бы Микаса умерла?».

Кирштайна-младшего передёрнуло. Ну и вопросы у дядюшки.

— И что он ответил? — осторожно поинтересовался Армин.

— «Прожил бы остаток своей жизни так, чтобы, встретившись с Микасой вновь, мне не было стыдно смотреть ей в глаза». Твой отец был сильным, Армин, и ты чем-то похож на него в этом. А я не смогла, не смогла… Я, я всё испортила. Я ужасная мать.

— Не правда! — порывисто возразил Армин и взял мать за руки. Микаса взглянула на сына, и в её глазах он видел столько горечи и боли, что ими можно было затопить всю палату. — Ты лучшая мама, я не хотел бы другой! Ты, ты неправа, ещё ничего не испорчено, всё ещё можно исправить. Просто… просто вернись ко мне, ма. Я прошу, просто будь рядом, мне ничего больше не надо, только будь рядом, прошу.

Горячие слёзы закапали на одеяло. Армин крепко сжимал руки матери, словно, если он отпустит их или хоть на чуть-чуть ослабит хватку, мама снова уйдёт, навсегда покинет его. Армин боялся этого. Больше всего на свете он боялся вновь потерять её.