— Все на работе, здесь с этим строго, — объяснил Вадим. — «Сюсин коё» и всё такое. Это завтра здесь будет полным полно «сарарименов» с жёнами и детьми, а сегодня… Сегодня сюда плывут, причём явно по нашу душу.

По зеленоватым волнам залива с кажущейся неторопливостью двигался белоснежный кораблик с высоким острым носом и затуплённой, словно обрубленной кормой. Над полосой тёмных окон тянулась плоская крыша. Покачиваясь на высокой волне, оставляя за собой белый бурунчик, кораблик развернулся около пристани, застопорив двигатель точно напротив прохода в металлических перилах.

Стоящий на открытой части палубы молодой японец в строгом чёрном костюме и круглых очках вежливо поклонился. Два матроса в белых куртках собрались набросить канаты на причальные тумбы. Вадим их опередил — между причалом и покачивающейся палубой было каких-то полметра. Следом на палубу осторожно перебрался Олег, не выпускавший из рук чёрный дипломат.

— Здравствуйте, Рукасин-сударь! — снова поклонился стоявший на палубе молодой японец. — Вас ожидают…

В просторном, отделанном полированным деревом салоне царил приятный полумрак — окна закрывали бамбуковые занавески. За широким круглым столом сидели два пожилых седовласых японца.

С одним из них, грузным, носящим очки господином Арата Такехико, одним из заместителей министра атомной энергии, «представителем заказчика» с японской стороны, Вадим был хорошо знаком. Он даже несколько раз бывал у него дома, подарив младшему сыну настоящего, привезённого из Москвы Чебурашку. Зато другой, подтянутый и строгий, с холодным лицом старой колдуньи…

— Мой господин Кэтсу Горо! — Вадим поклонился самым глубоким из принятых в Японии, полным поясным поклоном.

В его кармане лежал остро отточенный карандаш с ластиком. В середине девяностых, во время первых опытов с СП-Генераторами в одном из полуразорившихся московских НИИ выяснилось одно их побочное, порой бесценное свойство — на тонкую электронику, в том числе и на подслушивающие устройства действовали они губительно. Внутрь карандаша был встроен конденсатор, тогда как сам ластик и был миниатюрным СП-Генератором. Без тонкой настройки и жидкостно-кислородного охлаждения он проработал бы не более одной десятой секунды, но свою функцию успел бы выполнить.

— Мой господин Рукасин! — не подозревая о возможной диверсии, привстал и поклонился в ответ управляющий министр кабинета. — Рад снова увидеться с вами.

— Мой господин Кэтсу! — почтительно сказал Вадим. — Наше с вами личное знакомство — большая честь для меня, скромного бизнесмена из России.

— О, не стоит, мой господин Рукасин! — ответил управляющий министр кабинета. — Скромность украшает благородного мужа, но услуги, которые вы оказываете не только нашей стране, но и, не побоюсь этого слова, всему миру, всему человечеству, воистину бесценны.

Вадим улыбнулся. Проблема, с которой неизбежно сталкивается любая высокоразвитая страна, владеющая атомной энергией — утилизация радиоактивных отходов. Отработанное топливо, графитовые стержни, бетонные стенки энергоблоков — всё это через двадцать-тридцать лет, после того, как атомная электростанция выработает ресурс, надо куда-то девать.

Особенно остро этот вопрос стоит перед маленькой, находящейся в сейсмически активной зоне Японией. Нет такого могильника радиоактивных отходов, который не могло бы разрушить достаточно сильное землетрясение. И ни одна уважающая себя страна не примет чужие радиоактивные отходы без многомиллиардной компенсации за моральный, материальный и экологический ущерб.

Словом, предложение, сделанное несколько лет назад японскому правительству было не просто фантастически выгодным — для Японии, с её высокой плотностью населения, с её сложной экологической ситуацией, с её трепетным отношением к собственной и мировой экологии, с её особыми традициями оно было ещё и весьма этичным.

Разумеется, решение непременно будет приниматься на высочайшем государственном уровне. Министерство Атомной Энергетики, Государственное Казначейство, Министерство Путей Сообщения — нужно провести специальный бронированный поезд через всю страну, а в точке рандеву с СПК построить для него отдельную железнодорожную ветку, японские Силы Самообороны — охрана точки рандеву и бронированного поезда на пути следования. И, как это принято в Японии, решение будет приниматься на основе личных впечатлений о партнёре.

Молодой японец в круглых очках положил перед господином Арата Такехико электронный планшет и папку для бумаг. Вертя в пальцах так и не понадобившийся карандаш, Вадим смотрел, как заместитель министра Атомной Энергетики подписывает бумаги. Затем молодой японец передал планшет и бумаги Вадиму. Быстро просмотрев текст, написанный одновременно по-русски и иероглифами, Вадим размашисто расписался, ввёл на планшете пароль. Он снова улыбнулся, набирая транслитом фразу из старого советского фильма: «Барклай — не немец. Барклай — шотландец».

Полминуты спустя мелодичный сигнал извести присутствующих, что шестьдесят семь миллиардов иен — почти пятьсот сорок миллионов евро покинули японское Государственное Казначейство, оказавшись на счетах нескольких европейских и американских банков. В том числе и на счетах британского Барклай-банка — если японская сторона и удивлялась тому, что сумма некруглая, то не подавала виду. В действительности же на счета Компании поступит лишь пятьсот миллионов евро — остальные сорок, не ставя в известность руководство, Вадим собирался оставить себе.

Минут через пятнадцать со стола исчезли планшет и бумаги. Две миловидные официантки, похожие на бабочек, ловко накрыли на стол.

— Мне давно хотелось ближе познакомиться с вами, мой господин Рукасин, — заметил господин Кэтсу Горо, отставляя чашечку с саке. — Вы называете себя скромным бизнесменом. Воля ваша, но скромный бизнесмен с вашими финансовыми, но в первую очередь техническими возможностями — это уже не бизнесмен. Это, скорее, политический деятель высокого полёта, способный учреждать и смещать правительства. Чего вы добиваетесь?

— На этот вопрос не так-то просто ответить, мой господин Кэтсу! — подобно первому и единственному президенту СССР, Вадим не признавал горячительных напитков. — Мой непосредственный руководитель, пославший меня сюда, долго рассказывал бы вам о Советском Союзе — стране, которую мы потеряли. Что до меня… Скажите: вы в детстве не мечтали о далёких странах? Представьте: горный перевал, лежащая внизу равнина под тёмно-синими небесами. И вы сами, с винтовкой в руках, держа верного коня за повод, смотрите на земли, на которые не ступала нога человека. Когда-то мне буквально снилась эта картина…

— Ах, эти детские мечты! — улыбнулся управляющий министр кабинета. — Знаете: в детстве я мечтал, чтобы у меня была возлюбленная-лисичка. Это персонаж наших сказок — лиса, способная обернуться прекрасной девушкой, хитрая и коварная, порой жестокая, но бесконечно верная своему возлюбленному. Но что толку мечтать — мы оба знаем, что в мире давно уже нет ни девушек-лис, ни далёких, загадочных, неоткрытых земель.

— О да, мой господин Кэтсу, — кивнул головой Вадим. — Кстати, не будете ли вы столь любезны принять от меня маленький подарок. Как вы справедливо подметили, на нашей маленькой планете больше не осталось далёких, загадочных, ждущих первооткрывателя стран. Но это не означает, что их вовсе нет на свете…

— Олег, золото! — приказал он по-русски.

Ждавший этого момента Олег торопливо защёлкал замками «дипломата», куда только что убрал подписанные документы. Из разговора, шедшего на японском языке, он не понял ни слова — но, всё равно, в присутствии столь важных персон слегка робел. Японцы терпеливо ждали, пауза затягивалась. Наконец на полированный стол, на чистую салфетку лёг маленький — не больше спичечного коробка, неровный, изломанный, в крошечных кварцевых искрах золотой самородок.

— Мой подарок лично вам, мой господин Кэтсу Горо, — объяснил Вадим. — Это настоящее золото и, поверьте, не самой низкой пробы.