– Итак, – заговорил, выступая вперед, инспектор Нордберг, – вы, Шеннен Демер, оказались невольной свидетельницей преступления, совершенного по непонятным мотивам. Я очень надеюсь услышать от вас правдивый пересказ событий, произошедших в тот злополучный день, желательно в хронологическом порядке. Кстати, надеюсь, что вы уже оправились от шока, пережитого в день убийства, и без труда сможете восстановить всю картину событий, – переводя дыхание, закончил он.
– Мне не легко будет это сделать, – скорбно смотря на Лебеля, начала Шейна, – но я постараюсь ничего не пропустить.
– Кем приходилась вам Джоанна Кольстад? – немедля начал допрос Виктор Лебель.
– Она… Она была, простите, – извиняясь, Шейна быстрым движением ладони смахнула со щеки наступившие слезы, – единственным близким мне человеком, моей лучшей подругой, которой я полностью доверяла, больше, чем сестрой. То, что произошло, до сих пор не укладывается в моей голове. Это как будто наваждение, сон, нереальность, другой мир, сотканный из противоречий разных судеб и насквозь пропитанный неоправданной жестокостью к…
– Простите, что перебиваю, – привстал Лебель, – но кто вы по профессии, Шеннен?
– Я – писатель, в основном пишу рассказы для журналов, рецензии на фильмы и спектакли, сценарии для телепередач, но, вскоре, я на это надеюсь, выйдет моя настоящая книга, мой роман. Литературный агент, да и я сама, ждем, когда наступит этот день, ведь писать художественные произведения – это единственное во всем огромном мире, чем мне нравится заниматься. Я нигде не задерживалась надолго, – продолжала Шейна, – потому что часто переезжала. А здесь я планировала остаться навсегда, здесь я встретила Джоанну, здесь ее потеряла…
На минуту молчание повисло в кабинете и только учащенное воспоминаниями дыхание Шейны выдавало присутствие людей.
– Извините, можно немного воды? – тихо, вполголоса сказала Шейна.
Лебель тотчас исполнил просьбу девушки и, взяв стакан, опустился перед ней на колено.
Шейна поднесла стеклянный предмет к губам, медленно вливая его содержимое в себя. Лебель пристально на нее смотрел, словно пытаясь проникнуть в разум девушки, так захватившей его ум.
– Вам уже лучше? – спросил он, – Мы будем продолжать? Если хотите, то можно провести допрос немного позднее, как вы на это смотрите?
– Не стоит откладывать. Потом будет то же самое. Я готова к вашим вопросам. Приступайте…
Не теряя ни секунды драгоценного времени, инспектор Нордберг погрузился в мир свидетельских показаний, внимательно слушая все сказанное, отмечая про себя наиболее важные на его опытный взгляд детали и улавливая своим непревзойденным детективным слухом фальшь или ложь в голосе.
Часы стремительно бежали вперед. Стрелки циферблата исполняли свой танец, ускоряя с каждым шагом свой темп, хотя по логике вещей это было невозможным. Наконец ровно в четверть десятого они остановились. Сумерки за окном сгустились до цвета черничной начинки. Рабочий день Лебеля и Нордберга подошел к концу, свидетели были допрошены, но это мало чем помогало продвинуться в расследовании убийства.
Глава 9.
Шейна медленно ступала по мокрому асфальту. Ее мысли были доступны только ей. Для всех она была просто девушкой, идущей куда-то по своим, ведомым только ей, делам. Дождь уже почти закончился, но задумчивость на лице Шейны никуда не делась, если даже не усилилась.
На минуту она остановилась и обернулась. Улица была пуста, вокруг никого не было. «Странное ощущение», – подумала Шейна, – «такое чувство, что больше в этом мире никого кроме меня нет».
Но чувство одиночества резко ушло, как только она завернула за поворот. Толпа незнакомых людей стремительно двигалась вперед, к ней навстречу, несколько машин с шумом, исходящим от работающих двигателей, пронеслись в спешке мимо. Чувство одиночества обманчиво, стоит только заглянуть за поворот, и все может измениться.
Почему-то от этого неожиданного прилива внешних обстоятельств Шейне сразу стало легче, как будто ее боль растворилась в этом людском потоке, растеклась в этой хаотичной массе, словно маслу, крепко закупоренному в бутылке, наконец-то позволили разлиться.
Возможно, счастье уже существует в нашей жизни, и, чтобы его заметить, нужно просто повернуть голову в другую сторону. Иногда что-то мешает сделать это. Временами мы видим определенные знаки, позволяющие устремиться к счастью. Хотя, чувство полного блаженства вполне может оказаться эфемерным, а если и так, разве это мешает наслаждаться этой гаммой ощущений, пускай вымышленной, пускай иллюзорной.
Так думала Шейна, направляясь в свою небольшую квартиру, где ее никто не ждал. Она, впрочем, этого и хотела. Ей нужно было побыть одной, успокоиться, привести свои мысли в соответствие со своими возможностями… и продолжить написание недавно начатого романа.
В последнее время у Шейны исчезло вдохновение, а сейчас, вдыхая вечерний, пропитанный влагой воздух, она понимала, что что-то в ее сознании неизбежно меняется, и ощущение творения овладевает ей.
«Удивительное чувство», – думала писательница, – «наверное, у каждой мысли есть крылья, но чтобы подняться, им необходима движущая сила, которой и выступает вдохновение, рождая новые образы, воспевая великолепные и восхитительные идеи, которые нельзя ни в коем случае упустить. Но что самое опасное – так это то, что человек быстро привыкает к этому чувству эйфории и уже не может не писать».
Шейна чувствовала острую необходимость опустошить переполнившуюся чашу внутри себя, для того, чтобы заново ее наполнить. Опустошить – наполнить. Краткая характеристика творчества в двух глаголах. Призыв к действию, инструкция к применению. Так зарождается новая жизнь… Только так, никак иначе.
Люди, расталкивая друг друга на улицах, торопились успеть куда-то, кто-то толпился в метро, а Шейна уже была у себя дома – с чашкой горячего чая, тетрадкой, ручкой, ноутбуком (инструментами своего ремесла) и с палящим сознанием, пребывая в состоянии, называемым творческим экстазом, почти написала девятую главу своего романа.
Около двух часов ночи она заснула, перебравшись поспешно в кровать и накрывшись бежевым, с золотым узором по краям, одеялом. Через некоторое время экран компьютера, освещавший комнату магическим бледно-голубым свечением, погас.
Глава 10.
Шейна шла по какому-то жуткому коридору, со стен которого капала грязная вода, а воздух был таким омерзительным, что лучше было не дышать вовсе. Ее ноги были босыми и все покрыты красными зудящими пятнами.
В помещении, где находилась Шейна, правил холод, поэтому все ее тело дрожало, ведь на ней была только тонкая хлопковая сорочка. Обои в некоторых местах отходили от стен, и можно было воочию наблюдать царство ползающих с невероятной быстротой насекомых. Затхлый сырой воздух мутил сознание, ко всему прочему Шейну трясло от холода и болезненных ощущений в ногах.
В коридоре почти что не было ничего видно. Тусклые светильники, озарявшие часть пространства, были уляпаны какой-то маслянистой желтой жидкостью, которая сильно смердела, распространяя свое благоухание подобно ароматическим лампам.
На полу валялись старые газеты, текст которых было невозможно прочесть, обрывки обоев; в лужах, собиравшихся там, где сильнее капало со стен, плавали полумертвые насекомые, двигавшие еле-еле своими волосатыми лапками. Один только вид их вызывал полнейшее чувство отвращения, хотелось выбежать отсюда, стремя голову, вырваться как можно скорее из этого гадкого места, но Шейна осторожно ступала вперед, боясь повредить свои ноги о ржавые гвозди, торчавшие из под деревянного, напрочь прогнившего пола, и проволоку, валявшуюся где попало без надобности.
Несколько раз, пока она осмотрительно шагала по коридору, был слышен чей-то тонкий писк, похожий на крысиный. Прислушиваясь к звукам, Шейна шла все дальше и дальше. Какое-то шебуршание, исходившее непонятно откуда, на секунду-другую испугало и задержало ее, но по прошествии этого времени, ноги девушки сами понесли ее из этого проклятого места.