Ещё через полчаса из штаба 7-й позвонили Сабо и передали, чтобы он и его десять жандармов проследили за порядком у дороги, ведущей через лагерь. На свой вопрос, в чём причина беспорядка, Сабо ответа не получил.
Отправив, ждущего у штабной палатки бездельника денщика Ласло в палатку жандармов, Сабо поспешил к дороге. Там в это время от передовой медленно двигался длинный конный обоз с ранеными. Испуганные выражения на лицах выпачканных в крови санитаров, по одному сидевших на телегах среди стонущих раненых, и хмурые мины возчиков показались Сабо совершенно неуместными.
–Эй, бодрее, солдаты! – крикнул он, приветственно взмахнув рукой. – Слава Венгрии!
Ближний возчик быстро обернулся к нему, явно собираясь сказать что-то дерзкое, но заметив знаки отличия жандарма, тут же отвернулся.
Солдаты полка, стоявшие за спиной Сабо, зашумели, высказывая предположения, что на передовой что-то не так. Расталкивая их, к подполковнику подошли все десять его жандармов, и солдаты примолкли.
Неожиданно, к линии фронта, обходя санитарный обоз впритык к палаткам, потянулась немецкая колонна. Лица сидевших в кузовах солдат Вермахта были спокойны. Взгляды, которые они бросали на венгров, показались Сабо не слишком уважительными.
«Ничего, мы ещё покажем им, какие у Венгрии солдаты!» – подумал Сабо.
И вдруг он осознал, что командующий 2-й Венгерской армии генерал-лейтенант Яни, почему-то направил в подкрепление сражающимся венгерским войскам приданные немецкие подразделения.
Увидев рядом с возницей одной из санитарных телег лейтенанта санитарной службы, Сабо пошёл рядом. Младший офицер привстал, намереваясь слезть с телеги, но подполковник его остановил.
–Сидите, лейтенант! Отвечайте на вопрос! Что там, на передовой на самом деле теперь происходит?
Лейтенант замялся, но всё же ответил жандармскому офицеру, осторожно подбирая слова:
–Наши сражаются хорошо. Прорвали фронт. Там артобстрел очень помог.
–А почему не ведут русских пленных?
–Так нет пленных, – лейтенант пожал плечами с таким видом, словно сам был в этом виноват. – Русские в траншеях в рукопашную бились. Многих наших положили. Ну, и их всех…
–Так, – Сабо раздражённо мотнул головой. – А что теперь? Где теперь венгерские войска?
–Командир нашей 6-й пехотной дивизии генерал Гинский приостановил наступление у Морозово. У русских там вторая полоса обороны оказалась. Пушек у них много, и стреляют они очень точно. Бьют наши танки как орехи.
Гневным жестом Сабо прервал лейтенанта и быстро пошёл к штабной палатке полка, на ходу приказав своим жандармам продолжать следить у дороги за порядком.
В шестом часу утра в штаб 35-го полка пришло сообщение из штаба 7-й дивизии о том, что в 4:50 остановилась уже 9-я венгерская дивизия. 2-й батальон её 17-го пехотного полка был встречен сильным пулеметным огнём с западной окраины хутора Прудок. Затем последовала яростная контратака роты советских солдат, в результате которой втрое превосходивший по численности венгерский батальон был рассеян и побежал. Только под угрозой расстрела на месте, командир батальона остановил своих солдат.
На хутор Прудок вместе со 2–м батальоном был брошен резерв 17-го полка – его 3-й батальон. Но атака снова захлебнулась.
К 8.00 другой полк 9-й дивизии – 47-й, потеряв половину личного состава, пробился к хутору Кабица. Но дальше полк не продвинулся, даже несмотря на то, что его атаку активно поддерживала немецкая авиация. Группы пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс» в сопровождении «Мессершмиттов» каждые десять минут подлетали к передовой, чтобы расчищать венгерским войскам дорогу.
По всей новой линии соприкосновения советские части оборонялись бесстрашно и упорно. Их миномётные и артиллерийские батареи, укрытый в оврагах, вели непрерывный губительный огонь.
Лишь поддерживающим 2-ю Венгерскую армию немецким 16–м моторизованной и 387-й пехотной дивизиям, наступавшим на её левом фланге, удалось продвинуться достаточно далеко – к реке Тим.
Вскоре, крайне разочарованный действиями венгерских войск командующий Яни приказал командирам своих дивизий приостановить движение и в течение суток подготовить их к скоординированным штурмовым ударам, так как обороняться при наступлении противника в форме преследования русские были явно готовы.
«Наступление 3-го корпуса не было успешным. Если перед корпусом сосредоточены значительные силы противника, то приостановка наступления разумна. Подготовившись, мы штурмовым ударом окружим крупные силы», – написал Яни в журнале боевых действий 2-й Венгерской армии.
Но и возобновившееся 29 июня в 13:00 наступление венгерских пехотных дивизий и танковых частей не привело к решительной победе. Сильный дождь мешал действиям немецкой авиации, поддерживающей венгерские войска. А сопротивление советской 212-й стрелковой дивизии в районе сел Кленовка, Липково и хутора Прудок было настолько сильным, что в 15.30 командир 9-й венгерской дивизии доложил командиру 3-го корпуса: «По моему убеждению, из хутора Прудок в южном направлении можно ожидать атаки крупных сил противника. Усталость, потери в личном составе побуждают отказаться от наступления на сегодняшний день и подготовиться к отражению русских контратак».
Однако при повторной атаке, после продолжительно артиллерийской подготовки и активной авиаподдержке, венгерским войскам ценой больших потерь удалось пройти на восток от хуторов Прудок и Кабицы и приблизились к селу Гнилое. К исходу дня после кровопролитного боя село Гнилое было захвачено.
В приказе по войскам командующий Яни, чтобы их подбодрить, указал в качестве причины затруднений наступления плохую погоду. «Дождливая погода выгодна для противника», – подчёркивалось в приказе.
Советская 212-я дивизия, выполняя приказ командующего 40-й армии, начала отходить на восток к селу Рождественское. Так, с боями, эта дивизия, держа противника на расстоянии, отступит к Дону, и затем будет оборонять мост к северу от Воронежа – у Новоживотинного, обеспечивая переправу на восточный берег других отступающих дивизий 40-й армии, а также частей 6-й сапёрной армии, 15-й стрелковой дивизии 13-й армии и многочисленных беженцев.
В 19 часов 29 июня немецкий открытый полугусеничный бронетранспортер, в котором ехала жандармская группа подполковника Сабо через час после колонн 4-го и 35-го полков 7-й венгерской пехотной дивизии, подъезжал к хутору Прудок, за которым к этому времени должен был быть раскинут новый лагерь. 6-я, 9-я пехотные и 1-я бронетанковая дивизии были снова впереди, но теперь, после того, что Сабо и его люди видели на бывшем переднем крае, они уже не завидовали дивизиям прорыва. Всё пространство на полкилометра перед русскими траншеями было усыпано трупами венгров и немцев, десятки сгоревших танков стояли вблизи траншей, а некоторые даже громоздились на брустверах. Сами траншеи представляли жуткое зрелище, так как там перепачканные кровью и грязью лежали вперемешку погибшие в рукопашных схватках солдаты – русские, венгры, немцы. На сотни метров за траншеями вся трава и кусты были выжжены, а голая земля сплошь покрыта глубокими воронками.
Дымились остовы танков, тлели трупы, горели остатки блиндажей и деревянная основа траншей. Всё вокруг было покрыто пеплом и чёрной пылью.
После такого побоища особая работа могла предстоять жандармской службе. Наверняка, нашлось пара-тройка малодушных, которые пытались сбежать с поля боя. Теперь, арестованные командирами, они должны были быть отправлены жандармами в Венгрию, где их ждало длительное тюремное заключение.
Летний день длинен и потому безлюдные окрестности дороги были видны до самого горизонта. Цветущие на полях злаки, зелёные рощицы и покрытые цветочными узорами невысокие холмы своей красотой только усугубляли впечатление о том, что здесь, словно на чумных территориях, правила смерть. Казалось, опасность затаилась повсюду. Каждую секунду Сабо ждал, что на дороге вдруг начнётся бой с возникшими ниоткуда русскими отрядами. Те же чувства, судя по выражениям их лиц, испытывали и его люди. Все, кроме управлявшего бронетранспортёром тупоголового денщика Ласло – лишённого воображения дремучего крестьянина.
