От отца, прошедшего Гражданскую, Иса слышал, что такое поведение людей перед боем было признаком того, что они чувствуют приближающуюся смерть.

Усилия командиров отделений, которые пытались привести солдат в чувство, объясняя, что бояться на фронте нельзя, так как страх – главный враг, мешающий действовать правильно, ни к чему не приводили.

А вскоре после полудня, старший сержант Крамаренко сообщил Исе, что один из солдат «оцепенел». Рядовой Вохряков в какой-то момент просто сел на дно траншеи и перестал реагировать на окружающее. Его толкали, пинали, даже окатили водой, но он продолжал сидеть словно статуя, глядя, не мигая, на земляную стенку.

Ротный санинструктор Иванов, тридцатилетний хмурый ворчун, сделал заключение, что Вохрякова нужно отправить в лазарет, откуда он, скорее всего, попадёт в психушку. Но Иса сделал иначе. Он приказал двум солдатам поставить Вохрякова на приступок стрелковой ячейки, лицом в сторону немецкой позиции и держать его так, не давая упасть. Затем Иса вынул пистолет и выстрелил над головой «оцепеневшего».

Немедленно со стороны далёкой немецкой позиции раздалась пулемётная очередь. Стоявшие рядом с Вохряковым солдаты дружно охнули, увидев, как сразу после того, как над траншеей понеслись пули, его тело вдруг дёрнулось, а рука ухватила за дуло прислоненную к стенке траншеи винтовку.

С этого момента сержанты взвода и даже строгий Крамаренко стали относится к командиру более уважительно. Иса не подавал виду, но ему это было приятно. Но особенно Исе понравилось то, что Головач вдруг перестал хмуриться, когда они встречались глазами.

Ближе к вечеру, зайдя в окоп миномётного отделения, оборудованный в нескольких метрах позади траншеи, Иса заметил синяки на лицах двух бойцов, сидевших рядом у стенки окопа. Сержант Самочинный и Головач, как ни в чём ни бывало, возились с миномётом.

–Что у вас тут? – спросил Иса сержанта и подозрительно покосился на Головача.

–Нормально с бойцами! – ответил сержант, хлопая Головача по плечу. – Так, веселим друг друга, чтобы не было страшно!

И странно: оба побитых бойца рассмеялись. В этот момент, в первый раз за эти дни, Иса увидел на лице Головача искреннюю улыбку.

27 июня во взвод был прислан противотанковый расчёт – двое стрелков с ПТР Дегтярёва. Сержант и второй номер – рядовой, представившись Исе, деловито расположились в основной траншее, без долгих церемоний «выселив» одного из бойцов из его ячейки. Разложив рядом брезентовые сумки с тяжёлыми 14,5-мм патронами, они принялись сапёрными лопатками переделывать ячейку, обустраивая её на два места. В передовой траншее они свою позицию оборудовать не стали, пояснив Исе, что у ПТРД дальность эффективной стрельбы 800 метров.

К концу дня сильно посмурнел старший сержант Крамаренко. Он начал уже излишне строго придираться к бойцам, зло ругая их за малейший непорядок, вроде валяющегося под ногами патрона или неровно прислоненного стенке траншеи оружия.

После того, как незадолго до заката по ротам прошёл общий приказ всем бойцам находиться на своих местах, при оружии, спать посменно, не раздеваясь и быть готовыми к началу немецкого наступления, солдаты взвода Исы зачастили к ходу сообщения прорытому от траншеи к отхожему месту.

Прислушиваясь к себе, Иса всё время ждал, боялся того, что и его вдруг начнёт ломать, что он, так уважающий себя, знающий как воевать и к этому готовый, вдруг тоже поддастся страху смерти, опозорит себя перед солдатами и перед самим собой. Но нет, страх не приходил. Мысль о том, что какая-нибудь пуля вдруг разрушит его крепкое тело, не заставляла сердце Исы биться быстрее. Помогали ему и воспоминания об Эльзе, никогда ничего не боявшейся.

Около двенадцати ночи Иса увидел идущего по траншее офицера, не относившегося к его роте. Высокий майор–пехотинец подошёл к Исе, оглядел его недобрыми внимательными глазами и вдруг улыбнулся.

–Вы, кажется, Иса Межиев? А я – майор Ермаков. Вам привет от Эльзы и ваших друзей.

–Ермаков? Эльза говорила. Вы – тот офицер, который помог ей у Сада Пионеров. Но… вы были капитаном.

–Был. Теперь – майор.

Ермаков покосился на солдат, с интересом прислушивавшихся к их разговору, и кивнул Исе на блиндаж.

–У меня мало времени. Я – помощник командующего фронтом, проверяю готовность обороны к наступлению немцев. Но к вам у меня небольшое личное дело, не терпящее отлагательств.

Когда они вошли в пустой блиндаж, Ермаков первым делом посмотрел на часы, затем сел на топчан, указав Исе на соседний.

–С некоторого времени я себя чувствую обязанным Эльзе, – сказал майор. – И поэтому считаю необходимым помогать людям, которые ей дороги. Вы, а также Иван и Сева ей дороги.

–Всё это из кино! – бросил Иса, которому не понравилось то, что этот чужой человек, каким-то образом считает себя связанным с Эльзой. – Мне нужно ко взводу, товарищ майор.

–я вас надолго задерживать не стану. Эльза говорила, что вы очень смелый. Но, так как вы ещё не были в реальном бою, я должен сообщить вам порядок правильных действий на случай отступления.

Иса хотел было гордо возразить, что отступать не собирается, но майор с таким сочувствием посмотрел на него, что Иса сдержался.

–121-я дивизии укрепилась хорошо, тыл её, у деревни Расховец, подпирает 111-я стрелковая бригада; недалеко находится 14-я танковая бригада. Однако с соседями 121-й не всё в порядке. В стоящей севернее 15-й стрелковой дивизии 13-й армии я ещё не побывал, но командующий фронтом считает, что 15-я может не выдержать концентрированного удара. Такое же у меня сложилось мнение о вашем соседе слева – 160-й стрелковой. Если 15-я или 160-я дивизии попятятся, вскоре придётся отходить и 121-й. В связи со всем этим, вам нужно кое-что знать. Надеюсь, приказы в вашу роту, в ваш взвод будут поступать чёткие, но я много раз слышал, ещё в 41–м году, как погибли подразделения, которые, получив приказ на отход, пошли не туда. Поэтому знайте: в случае отступления, чтобы не попасть в окружение, отсюда нужно двигаться на северо-восток, по дороге, ведущей от станции Черемисиново к селу Расховец, а далее к переправе через реку Кшень.

Ермаков умолк и встал. В этот момент Иса, наконец, решил для себя, что майор – хороший человек.

–Пойдёмте, товарищ майор! Мне, и правда, нужно к солдатам.

Ермаков дружески хлопнул Ису по плечу, с высоты своего роста чуть наклонился к его лицу.

–Эльза очень хочет, чтобы вы были осторожнее. Постарайтесь, младший лейтенант! Смелому человеку тоже не следует глупо погибать.

–Ничего. Разберёмся!

Ермаков снова внимательно посмотрел ему в лицо и шагнул к выходу из блиндажа.

Вокруг царила ночь, тихая, безветренная, наполненная ещё остаткам дневного тепла. Стоявшие в ячейках солдаты неотрывно смотрели на запад, в сторону немецких позиций.

–Тихо слишком. И осветительных ракет не запускают, – сказал командиру старший сержант Крамаренко. – Видно, на минных полях теперь возятся. Разминируют.

Не выдержав напряжения, кто-то из взвода Исы выстрелил в темноту. Тут же раздалась злая ругань одного из командиров отделений. Но и на выстрел немцы не ответили.

По траншее в который раз пробежал вестовой командира полка с увещеванием не спать и соблюдать бдительность.

–Быстрее бы пошли! – проворчал кто-то в траншее.

Его тут же изругали в два голоса, и нетерпеливый умолк.

–Прощайте, Иса! – сказал Ермаков. – Мне, пора уходить.

–Со мной повоевать, значит, не хотите?

–я должен ещё побывать в 15-й стрелковой дивизии, – ответил Ермаков, не реагируя на иронию. – Там оборона может посыпаться, и я об этом должен вовремя сообщить командующему фронтом. А вы уж постарайтесь здесь. Помните, что я вам сказал!

Он с силой пожал Исе руку и пошёл по траншее. Вскоре его высокая фигура растворилась в темноте.

Около трёх часов ночи, Иса, сам не зная почему, положил на земляную приступочку свою каску, встал на неё и словно охотник на шорох лап зверя, принялся всматриваться в южном направлении, где очень далеко, за позициями 160-й дивизии небо вдруг посветлело и, откуда послышался глухой гул.