Незадолго до семи, оповещённый матерью по телефону, из Горкома Комсомола прибежал Сева. Ни слова не говоря, он обнял Софью Павловну и горестно засопел, а она принялась утешать его, называя, «мой ребёночек», как в детстве. Эльза подошла к ним, и положила руки им на плечи.
Не отрываясь от детей, Софья Павловна, заговорила с Иваном. Она сказала ему, что он обязан остаться жив, потому что не так много у её Эльзы друзей. И добавила вдруг, что он всегда должен верить Эльзе, что бы о ней не услышал. Иван, немного растерянный, в ответ забормотал всякие бодрые глупости, о том, что Эльзе он будет верить всегда, а по поводу него самого: фронт – это тоже работа, ведь танкисты, кроме наград за подбитые танки получают хорошие деньги – 2 тысячи рублей за каждый танк.
Ермакову Софья Павловна не пожелала ничего, но попросила его защитить её деток.
Не выдержав, Сева всё-таки заплакал, а Эльза лишь смотрела на мать виноватым взглядом. Ни она, ни Ермаков так и не сказали Софье Павловне, что уже завтра в город за Эльзой приедет полковник Корнев.
На улицу из дома выходило всё больше людей. Софья Павловна, наконец, оторвалась от детей и начала прощаться с соседями, желая им всякого хорошего. При этом она несколько раз, для всех, повторила, что нужно уже думать об отъезде из города, потому что и сюда скоро могут добраться фашисты.
Потом грузовик уехал, увозя Софью Павловну, и многие из стоявших у дома людей вдруг почувствовали, что это на первый взгляд не очень важное событие изменило их жизнь, что какая-то невидимая ещё, неведомая тягота подступает к ним, неся с собой дурные, опасные перемены.
Но среди тех жителей дома, которые наблюдали за отъездом Софьи Павловны из окон, много было таких, кто воспринял это с облегчением, так как её, за прямоту и честность, многие в доме побаивались. Были и такие, кто открыто посмеивался, глядя, как уезжает из их дома жена погибшего в Гражданскую комиссара.
Глава 7. Передовой рубеж
Вечером 27 июня 1942 года обстановка на командном пункте штаба 40-й армии, прикрывавшей участок фронта перед рекой Тим, была вполне будничной. Несмотря на то, что в ночь на 28 июня ожидалось немецкое наступление, люди в штабе вели себя совершенно спокойно, деловито, двигались по коридорам без спешки, разговаривали, не повышая голоса. Даже в оперативном отделе, где с утра находился личный порученец командующего фронтом майор Ермаков, не было ни суеты, ни нервозности, которые, кажется, обязательно должны были проявляться в такой момент. Видимо, работники штаба брали пример с командарма Парсегова, который как всегда излучал спокойствие и оптимизм. При этом, по мнению Ермакова, командарм не слишком внимательно относился к поступающим в штаб сведениям о подготовке дивизий к обороне.
Конечно, на первый взгляд, Парсегов делал всё правильно: он через каждый час лично заходил в оперативный отдел за новыми сводками и донесениями, через каждые два часа связывался по радиосвязи с командирами своих дивизий, через каждые три часа устраивал совещания с руководством отделов штаба, а затем звонил с отчётом о готовности войск начальнику штаба фронта или лично командующему. И всё же, Ермакова не покидало ощущение, что в штабе 40-й дело пущено на самотёк, что здесь не слишком озабочены тем, чтобы постоянно, на основании поступающих данных, выискивать слабые места в оборонительном плане армии. Возможно, расхолаживало штабистов то, что КП Парсегова находился довольно далеко от линии фронта, в селе Ефросиновка – в 52 км к юго-востоку от передовой, проходившей у Щигров.
А ведь положение дивизий на линии фронта было очень неустойчивое. Согласно разведстводкам, поступающим в штаб командующего Брянским фронтом, против 40-й армии была сосредоточена значительно превышающая её по численности и вооружению группировка. Немецкий 48-й танковый корпус 4-й танковой армии был выдвинут к участкам обороны 121-й и 160-й стрелковых дивизий армии Парсегова, а также к участку 15-й стрелковой дивизии 13-й армии, оборонявшейся севернее. К югу от 160-й дивизии, против 212-й, 45-й и 62-й стрелковых дивизий 40-й армии были сосредоточены части 2-й Венгерской армии, поддерживаемой 7-м немецким пехотным корпусом.
Эту силу трудно было удержать, даже с учётом наличия у 40-й армии второй линии обороны. У деревни Расховец – за наиболее опасным участком, который обороняла 121-я стрелковая дивизия, находилась 111-я стрелковая бригада, и, немного севернее – 119-я стрелковая бригада, а за позицией 160-й стрелковой дивизии, недалеко к юго-востоку стояла 6-я стрелковая дивизия. Кроме того командующий 40-й армии располагал мобильным резервом, который составляли 14-я и 170-я танковые бригады.
Около десяти часов вечера 27 июля, очевидно, чтобы ещё более подбодрить работников штаба, Парсегов приказал устроить для них в столовой читку передовицы нового номера газеты «Правда». Окончательно сбитый с толку майор Ермаков на читку не пошёл и остался с дежурными в оперативном отделе. Но всё равно через стеклянное окошко двери отдела ему было слышно, как в расположенной в конце коридора столовой начальник штаба торжественным голосом зачитывает статью.
Дежурные одну за другой получали новые телефонограммы и радиограммы; порученцы, посланные из частей, продолжали приносить запечатанные пакеты с донесениями – а сотрудники штаба вместо того, чтобы быстро обрабатывать оперативную информацию, продолжали высиживать на совершенно несвоевременном мероприятии.
«В чем состояла сущность первого этапа войны? Первый этап войны был характерен тем, что происходила отмобилизация нашей армии, планомерная подготовка к нанесению ударов по врагу, происходило приобретение необходимого опыта для разворота широких военных операций, постепенная ликвидация временных преимуществ немецкой армии. Это был период активной обороны со стороны Красной Армии, имевшей своей целью как можно больше измотать и истребить противника. Теперь военные действия на советско–германском фронте вступили в новый этап развития. Чем характерен новый этап великой отечественной войны советского народа, в который мы в настоящее время вступили? Новый этап отечественной войны характерен тем, что в самом ходе, в самом течении войны произошел серьезный перелом. Красная Армия переходит от обороны к наступлению против гитлеровской армии. Красная Армия успешно ликвидирует временные преимущества немецкой армии и в ходе ликвидации этих преимуществ немцев берет инициативу в свои руки…»
Не выдержав, Ермаков покинул помещение оперативного отдела и поспешил к выходу из здания.
Окрестные дома уже погрузились в темноту, лишь площадь возле штаба была освещена несколькими питаемыми от генератора фонарями. Вечернее небо было лишено туч, так что полная луна сияла на нём словно огромная лампа. Откуда-то слышалась глухая женская перебранка, слабый ветер перебирал листья деревьев в палисадниках, поскрипывал ворот находящегося на краю площади общественного колодца.
Двигатели стоявших у здания штаба рядом с «Виллисом» Ермакова двух легковых машин и мотоцикла были выключены, подрёмывали четверо автоматчиков, стоявших у дверей, даже проходившие каждые пять минут мимо здания патрульные двигались таким расслабленным шагом, словно спали на ходу. Лишь из ярко освещённых окон штаба доносились бодрые голоса, но Ермаков знал уже, что там, на самом деле происходит.
Он даже мечтательно подумал, что хорошо бы теперь взять да и вызвать к телефону командующего и сообщить ему, как здесь обстоят дела.
Из-за соседнего дома вышла дворняга и села делать свои дела прямо перед Ермаковым.
–Так. Значит, ты тоже мне советуешь к передовой отправиться? – с досадой произнёс Ермаков.
Он провёл рукой по карманам, заглянул в свою офицерскую сумку, чтобы убедиться, что все его документы с собой, затем проверил наличие патронов в ТТ и в запасном магазине и, решительно сунув оружие в кобуру, зашагал к своему «Виллису».
Траншея, в которой находился взвод новобранцев во главе с младшим лейтенантом Исой Мажиевым, была глубокой, узкой, с постоянно осыпающимися стенками и непрочными приступками стрелковых ячеек. Сильная жара предыдущих дней высушила землю, из-за чего воздух над бруствером был постоянно наполнен пылью. Новобранцы сидение в траншее переносили плохо – терпели, но всякий раз, обходя 300–метровую линию обороны взвода, Иса замечал на лицах многих солдат несколько преувеличенное страдание. Сильнее его беспокоило то, что в преддверии немецкого наступления, о котором знала вся дивизия, большинство его солдат, явно, испытывали страх. Новобранцы даже старались не смотреть через бруствер в ту сторону, где в километре находились немецкие позиции. Только ранее побывавшие в боях сержанты – командиры отделений, а также помощник командира взвода – старший сержант Крамаренко вели себя как настоящие мужчины.
