–Ты, видно, хозяина своего не слишком любишь.

–За что мне его любить? Злой он к людям и меня за человека не считает. Хотя служу я ему честно – на той войне он без меня, пожалуй бы, не выжил.

–А на этой?

Чёрные глаза капрала чуть прищурились, словно он сдерживал улыбку.

–Ференц уже знает, что на войне небезопасно. Хотя за идею великой Венгрии он горой. Он уже сам граф и в 41-м году нашёл себе должность в Будапеште. Но теперь Хорти всех подряд во 2-ю армию направляет. Так мы с графом снова на войне и оказались.

Да, этот пленный был даже более интересен разведчикам, чем сопровождавший его лейтенант. Неглупый денщик, а на самом деле, личный слуга влиятельного подполковника жандармерии, не мог не быть в курсе всех его дел и, наверняка, при нём граф не боялся вести самые секретные разговоры. Но чем дольше длился этот разговор, тем мрачнее Ермаков становился. Венгерский капрал, спокойный, разумный, вызывал симпатию, но это не могло спасти ему жизнь. Причём, и сам он это, видимо, хорошо понимал.

Прервав допрос, Ермаков направился к Климу, который уже заканчивал свою работу. Тело лейтенанта же было почти полностью прикрыто землёй, лишь пергаментное лицо и одна рука были ещё видны.

–Дурное дело, – сказал Клим командиру. – Мальчишка ещё. Не повезло ему.

–Нам всем с этой войной не повезло!

Ермаков прошёл дальше, остановился на небольшой полянке между тремя дубами и поднял лицо под дождь. В этом месте шум дождя немного усиливался, к нему добавлялся резковатое шуршание дубовых крон, удары капель по лужам, натёкшим меж древесных корней и ещё похожие на вздохи странноватые звуки колышущегося под дождём дерна, сквозь который то там, то здесь восходили продавливающиеся из глубин земли воздушные сгустки. Время от времени к этому шуму добавлялись птичьи вскрики.

Ермакову вдруг показалось, что человек словно бы лишний здесь, в этом природном царстве. Однако война тут же напомнила о себе. Где-то вдалеке раздался короткий жёсткий звук, похожий на удар металла о металл.

–Ладно! – пробормотал Ермаков. – Не в первый раз.

Услышав странное шуршание за стволом дуба, он обошёл дерево и остановился, восхищённый открывшейся ему картиной. На сухом участке ствола, куда через дубовую крону не проникали дождевые капли, сидело несколько десятков бабочек, образуя чудесный многоцветный узор. В основном здесь были бабочки «Павлиний глаз», но среди них, раскинув чёрные крылья с жёлтыми полосками, расположились и аристократы «Адмиралы». Украшенный бабочками участок непрерывно менял расцветку, так как они всё время шевелили крылышками и передвигались с места на место. Это был маленький праздник жизни, откровение природы, красивее которого в лесу ничего быть не могло.

Когда Ермаков вернулся к машине, пленный всё также сидел на пеньке, опустив руки к земле, лицо его было спокойным, задумчивым. Он снова начал охотно отвечать на вопросы командира разведчиков, и, хотя временами Ермакову казалось, что думает этот венгр совсем о другом, ответы пленного были чёткими, исчерпывающими.

Что он знает о частях 2-й Венгерской армии, которые были направлены от Харькова в направлении Волчанска? Подполковник сетовал, что к фронту пока идёт только 3-й венгерский корпус, а два других командующий армией генерал-лейтенант Густав Яни приказал пока остановить, так как из-за дурной организации движения колонн и неопытности командиров многие части отстали, повозки и машины поломались, а большое количество солдат попали в лазареты из-за мозолей и больных животов. По мнению подполковника, 4-й армейский корпус мог подойти к передовой лишь к концу июня, а 7-й, видимо, остался в тылу надолго – подполковник сильно ругался, поминая его. Какие части 3-го корпуса прошли к фронту? 22, 52-й пехотные полки 6-й дивизии, 4-й и 35-й пехотные полки 7-й дивизии и 17, 47-й пехотные полки 9-й дивизии. 1-я венгерская бронетанковая дивизия? Артиллерийские полки тоже уже прошли к фронту, ну и некоторые части венгерской 1-й бронетанковой дивизии. Венгерские танки? Все знают, что они ни в какое сравнение не идут с немецкими танками. Венгерская броня как ореховая скорлупа, потому пехотинцам в венгерской армии быть безопаснее, а танкисты там – настоящие смертники.

Еще через полчаса, когда после осмотра окрестностей к машине вернулись Степан и Серго вопросы Ермакова подошли к концу. Прочитав полученный от командира текст сообщения, Павлик просиял и склонился к рации. Задание было выполнено; теперь группа могла, наконец, двигаться на север, чтобы там выйти к заранее согласованному с разведотделом месту перехода линии фронта.

–Собираемся, командир? – спросил Серго, косясь на пленного.

–Да, скоро.

Ермаков вынул из валявшегося на земле винного ящика бутылку Токайского, а из другого – банку ветчины. Вложив бутылку в руку венгра, он принялся быстро открывать ножом консервную банку.

Капрал банку бросил на землю, а Токайское взял.

–Лучше мне теперь не есть, – спокойно пояснил он Ермакову. – Но хозяйское вино попробую. Теперь можно, чего уж!

Он ловким ударом о донышко выбил пробку, поднял бутылку к глазам, удовлетворённо крякнул и отхлебнул большой глоток.

–Хорошо! – сказал он. – Семьи я так и не нажил. Хоть вину ещё порадуюсь.

Бутылка вскоре опустела. Повинуясь взгляду командира, подошёл Степан и принялся вязать руки пленного.

–Пойдем, что ли! – сказал Степан, поднимая капрала на ноги.

Но в этот момент вдруг ойкнул Павлик, закончивший расшифровывать полученный из Центра ответ на посланное только что сообщение. В лице радиста, протягивающего командиру бумажку с текстом, не было ни кровинки.

Незадолго до этого, около четырёх часов дня 19 июня произошло событие, вызвавшее затем настоящую панику в немецком генеральном штабе. В районе Волчанска потерпел крушение вылетевший с харьковского аэродрома в расположение штаба 23-й немецкой танковой дивизии лёгкий самолёт «Физелер Шторьх», в котором находился начальник оперативного отдела штаба 23-й дивизии майор Райхель. Управлял самолётом обер-лейтенант Дехант. Это был опытный пилот, поэтому Райхель смог договориться с аэродромными службами дать ему разрешение на взлёт, несмотря на моросящий дождь. Но когда самолёт был примерно в 60 км к северо-западу от Харькова, уже недалеко от Волчанска, где располагался штаб дивизии, дождь вдруг резко усилился, а всё пространство над лесом накрыл плотный туман. Вскоре радиосвязь с самолётом Деханта прервалась.

Артиллерийские наблюдатели находящейся на переднем крае немецкой 336-й пехотной дивизии заметили над лесом к юго-западу от Волчанска резко снижавшийся самолёт, но «Физелер Шторьх» это, или нет, было непонятно.

Нервную реакцию в генштабе вызвало то, что у майора Райхеля был с собой портфель с полученным им в Харькове пакетом для штаба 23-й дивизии – от начальника оперативного отдела штаба 40-го танкового корпуса подполковника Гессе. Плотный конверт со знаком высшей степени секретности содержал план действий корпуса в рамках операции «Блау-1», а также графики и направления предстоящего движения частей, начиная с 28 июня, обозначенного в этих документах, как день начала генерального наступления. В пакете находился и приказ командира 40-го танкового корпуса генерала танковых войск Штумме о приведении частей в готовность к наступлению.

Сообщение, переданное из Центра группе Ермакова, было, явно, составлено впопыхах, так как, вопреки правилам формулирования текстов для разведгрупп, оно содержало фразу о «небывалом гвалте» в немецком радиоэфире по поводу аварийной посадки в лес на юго-западе от Волчанска самолёта немецкой штабной связи. Разведгруппе предписывалось отыскать этот самолёт и любой ценой захватить находящиеся там документы. Затем группа должна была выйти на связь, и к ней по указанным разведчиками координатам немедленно будут посланы самолёты У-2.

Один У-2 мог взять лишь одного пассажира. Сколько самолётов должны были прилететь за разведгруппой, не сообщалось. Но судя по фразе «любой ценой», в Центре не рассчитывали, что в этой операции уцелеют все члены группы.