– Стой! Не шевелись!

Я замерла с фотоаппаратом наперевес.

– Что случилось? Дышать можно? – пошутила я, медленно опуская руки. – Я всего лишь фотографирую.

– Если двинешься, не сможешь дышать уже больше никогда.

– Ро-о-ом?

Я опустила глаза на свои ноги и застыла: прямо рядом с моей ступней, свернувшись клубочком, в траве лежала змея. Она мирно дремала, прикрыв глаза, и не обращала на нас никакого внимания.

– Теперь тихо. Очень тихо шагни назад на тропу! Не резко, плавно и медленно.

Я послушно сделала все, что сказал Рома, и вскоре была в безопасности.

– Возьми, пожалуйста, за привычку смотреть под ноги, прошу тебя. – Он легко прижал меня к себе и чмокнул в лоб. – Двинули!

Развалившись на каменных глыбах базовой станции, я пыталась восстановить дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Задержка. Выдох.

– Ромк, – негромко позвала я, – как ты думаешь, можно полюбить? Вот по-настоящему? Вот так, чтобы чувствовать друг друга с полуслова, с полувзгляда? Чтобы каждый вздох одного, сделанный за тысячу километров, отзывался эхом у другого? Чтобы не возникало вопроса, как сделать человека счастливым, чтобы это само собой происходило, каждый твой поступок приводил к ощущению полета, покоя и удовольствия… Чтобы не задумываться, правильно ли ты говоришь, ешь, ходишь, одеваешься, дышишь… Чтобы все вызывало друг в друге только нежность и бесконечную теплоту. Вот так, чтобы не хотелось менять друг друга, подстраивать, рихтовать… Чтобы вот так, как есть…

– Ле-е-ен?! – Ромка сел и с изумлением посмотрел на меня. – Ты меня пугаешь! Странные мысли тебе в голову приходят после марафонских забегов. Такого не бывает.

– Нет, подожди… Чисто гипотетически ты мог бы, например, так полюбить?

– Лен, перестань, – Рома нервно начал запихивать в свой рюкзак веревку. – Пойдем на вершину, что ли?!

Понимая, что мой вопрос останется без ответа и Рома не хочет это обсуждать, я с грустью вздохнула и уставилась на тропу, ведущую наверх, на высоту 3150 метров над уровнем моря.

Когда мы поднялись на базовую станцию, я понимала, что сил уже нет, и даже не сопротивлялась предложению моего друга сделать здесь привал. Скинув рюкзак и ботинки, я с удовольствием ходила по траве и мелким камешкам, позволяя натруженным мышцам дышать. Марафонский забег был очень энергозатратным, и теперь все мое существо вопило: «Назад, вниз, спуск, домой!»

Растянувшись на спальнике, я думала о том, что нужно было еще возвращаться назад, а чтобы не зайти в лес ночью, нам следовало бы поторопиться. Фонарик я оставила в лагере, чересчур оптимизируя свой рюкзак, рассчитывая на быстрый бросок. А без него ночью в лесу дело гиблое.

Я смотрела на вершину, и мне нужно было принять решение: идти или нет. Вроде бы задача выполнена, и можно ограничиться этим результатом. К тому же еще тучи вокруг начали собираться, вокруг запахло дождем. Усталость шептала на ухо: «Ну все, чего тебе еще не хватает, уже дошли сюда, зачем дальше?»

Еще одному очень важному моменту научил меня этот переход. Он научил меня, несмотря ни на что, дожимать. Я решилась.

– Ну так что? Идем или нет?! Потешим наше тщеславие?

– Да уж, нашел тщеславных, – бурчала я, поднимаясь. – Конечно, идем! Без вариантов.

Мы бросили рюкзаки на станции, чтобы максимально облегчить себе подъем, и пошли.

Многие считают, что альпинисты тщеславны, что им все время больше всех надо. Забраться выше всех, пройти там, где никто еще не был, сделать фотографии на фоне гор, водрузить флаг на покоренной вершине. Однако это верно лишь отчасти. Все это всего лишь внешние атрибуты профессиональной деятельности. Верно на сто процентов только одно: им действительно надо почувствовать себя на высоте, почувствовать свою силу, почувствовать себя счастливым, почувствовать себя другими.

Так как же понять, бескорыстны они или тщеславны? Как различить? Довольно легко. Просто задайте им вопрос: «Ты совершенствуешь себя или пытаешься быть лучше других?» Ответ расставит все точки над «i».

Как показывает практика, люди, желающие кому-то что-то доказать, надолго в горах не задерживаются. Горы не терпят самолюбивых, уроки для них очень и очень жесткие. Поэтому альпинисты редко кичатся своими достижениями, а фотографии группы на фоне гор нужны всего лишь для доказательства прохождения маршрута и написания отчета для других групп.

Спортсмены подвержены тщеславию больше других людей, это факт. Но это своего рода издержки, порожденные бесконечной борьбой за результат и гордостью достижениями. В горах нередки случаи, когда группы жертвуют своими спортивными интересами, чтобы оказать помощь попавшим в трудную ситуацию, сходят с маршрутов, лишаются наград. Большинству видна только надводная часть айсберга, поэтому часто приписываемое многим спортсменам тщеславие бывает от того, что другим людям невозможно увидеть всей картины происходящего.

А тем временем мы подходили к вершине. Еще несколько шагов – и вот она! Я стою в облаках, надо всем миром, вся долина как на ладони. И то, что казалось немыслимым и недостижимым, свершилось! На турке этой вершины лежал мой камень. И мне это нравится. И я знала, что у меня впереди еще масса непокоренных высот, но эта сейчас была для меня самой важной, потому что я стояла на ней.

Я стояла на краю обрыва, на самом пике и думала о том, что самое сложное на пути к успеху – не сдаться на подходе к вершине. Самое сложное – не поддаться соблазну остаться в ложбинке, где нет ветра и сухо, довольствуясь достигнутым. Самое сложное – поверить в себя, в свою идею, в свою мечту, когда все вокруг крутят пальцем у виска. Самое сложное – собраться и сделать последний и от этого самый важный рывок к цели, несмотря на то что кажется, что сил уже нет.

И пожалуй, есть еще самая большая сложность – это, почувствовав силу и крылья за спиной, остаться прежним и не стремиться покорять новые вершины.

День сегодня получился насыщенным. Наше мини-соревнование здорово повеселило меня и дало очередную порцию нагрузки мышцам.

Проглотив свой вкусный ужин, мы устроились с хозяином гостиницы в беседке поиграть в нарды. Шум речки смешивался с птичьим вечерним гвалтом. С площади доносились звуки музыки, где барды решили устроить фестиваль авторской песни.

– Куда идете завтра? – спросил Али, расставляя фишки на поле.

– На Муруджу на два дня. Правда, Ромка сомневается: метеоцентр обещает грозу. Утро вечера мудренее.

– Да, тучи вон зацепились за вершины. Видно, без дождя не обойдется. Ребята из Москвы перед тобой неделю не могли выйти к вершине: поливал как из ведра. Дождливое лето в этом году…

Вот уж где все принципы тайм-менеджмента летят по ветру, так это в горах. Мне иногда кажется, что предсказать погоду здесь с достоверностью хотя бы в шестьдесят процентов – это уже большая удача. Все это напоминает мне выход на рынок с новым продуктом. Только ты сделаешь исследования, отработаешь целевую аудиторию, как раз – и внешние силы в виде инфляции, налогов и прочей дребедени нагло вмешиваются в процесс, конъюнктура рынка меняется, и ты снова садишься продумывать технические характеристики и маркетинговую политику. И вроде снова готов, и все ровно на горизонте, выпустил продукт, начал внедрять, а тут нежданно-негаданно санкции или того еще интереснее – конкурент, нашедший очередное китайское ноу-хау на «Продэкспо». Что делать? Снова в лабораторию? Снова к маркетологам? Или закрыть все и не думать ни о чем?!

За много лет работы со стартапами я поняла, что идеального продукта не бывает. Твоя цель – максимально быстро изучив рынок, сделать прототип и стартануть, а дальше задача – модифицировать и улучшать. Большая ошибка – переделывать продукт, каждый раз руководствуясь новыми вводными с рынка, в надежде получить идеал. Здесь главное – правильно определить целевую аудиторию и там уже под нее подстраиваться. Изучение рынка должно быть молниеносным, а запуск продукта сродни старту ракеты. И уже на орбите корректировать курс и шлифовать детали. Идеального продукта не существует. Так же как не существует и идеальных рыночных условий для старта.