– Ох, блять, Стиви, – сипит мужчина. Ему охуительно горячо и тесно, до алых кругов перед глазами, – охренеть можно, какой ты узкий.

Он хватает воздух ртом и еще немного приподнимает бедра вверх, придерживая Стива за талию, помогая опускаться ниже.

Когда Роджерс принимает полностью, он еще какое-то время привыкает к чувству заполненности. Это так необычно, но в то же время правильно – ощущать распирающий член в заднице, под завязку, крепкие бедра Барнса снизу и его сильные руки, сжимающие талию.

– Так хорошо, Джеймс, – выдыхает мальчишка, начиная медленно, неуверенно двигаться.

Ноги быстро устают, но Барнс придерживает Стива и помогает подниматься и опускаться.

Роджерс устраивается удобней, притирается, опирается руками на грудь мужчины и начинает двигаться сам. Он низко постанывает и иногда вскрикивает, когда Джеймс делает более резкие толчки навстречу. Крупная головка так правильно, так возбуждающе проходится по простате, что Стив просто теряется в ощущениях.

– Потрогай меня, – просит мальчик, наклоняясь ниже и коротко целуя Барнса.

Мужчина без слов обхватывает член Стива, зажатый между их телами, и начинает ласкать.

– Быстрее, – Роджерс зажмуривается и рвано двигает бедрами.

Он кончает Джеймсу на живот и тут же обессилено валится кулем на грудь мужчины. Барнс, которого Стив сжимает в себе, выдаивает почти что, прикусывает мальчишку за плечо и кончает следом – Роджерсу на задницу, как тот и хотел.

– Бляять… – хрипло тянет Барнс, переводя дыхание.

– Язык, – тут же начинает ерзать на нем сверху Стив. Нецензурщину от Барнса он терпит только во время секса.

– Подожди, не возись, надо вытереться, – мужчина аккуратно перекладывает Роджерса на кровать, а сам нагибается и подбирает полотенце с пола.

Обтирает свой живот, ягодицы и поясницу Стива, на которую тоже попали белесые капли.

– Все, иди сюда, – отбрасывает полотенце и укладывается на влажную простынь.

Роджерс мурлычит что-то, привычно закидывая ногу на Барнса.

– Большой секс удался?

– Удался, – хихикает Стив, чмокая мужчину в щеку.

Джеймс опускает руку и дотрагивается до все еще раскрытой, расслабленной дырки.

– Ммм, – дергает бедрами Роджерс.

– Я проверить, – объясняет Барнс, – вдруг порвал.

– Немного дискомфортно, – признается мальчик, – но это стоит того, – и улыбается довольно.

Мальчишка такой красивый, что у Джеймса сердце пропускает удар каждый раз, когда он видит, как Стив улыбается. Он верит, что так Роджерс улыбается только ему, и смотрит так тоже только на него. Он не умеет нежничать, просто не знает, как показать или хотя бы сказать о том, что чувствует. Все, что остается Барнсу – неуклюже, грубовато ласкать Стива, только бы тот не подумал, что ему, Джеймсу, плевать.

– Ты думаешь о какой-то ерунде, – подозрительно прищурившись говорит вдруг Роджерс.

– Чего это вдруг? – мужчина удивленно смотрит на глазастого и догадливого мальчишку.

– Просто знаю, – Стив гладит заросшие жесткой щетиной щеки.

Ох уж этот Барнс, думает мальчик, только одно виноватое выражение лица, будто мужчину поймали на месте преступления, уже говорит само за себя.

– Ты восхитительный, Джеймс. Просто восхитительный, запомни это, ладно?

Вообще, Стив стесняется говорить такие вещи. Он много чего стесняется. Себя в первую очередь. И своей тщедушной, убогой внешности, и своих всепоглощающих, нелепых – как ему кажется – чувств. Серьезно, он не понимает двух вещей: как вся эта щемящая нежность и любовь помещается в его худосочном тельце, и как же так сошлись звезды, что Джеймс ответил на его чувства. Ну разве Стив не счастливчик? Стоило пройти через все то дерьмо, что они прошли, стоило пережить все те потери, которые они пережили, чтобы теперь быть вместе, здесь и сейчас.

Джеймс смотрит, как затуманивается взгляд мальчика, приобретая мечтательное выражение, и как нежно розовеют щеки. О чем он думает? Барнс надеется, что не о будущем, потому что у него самого внутри все холодеет при одной мысли о том, что должно случиться. Он ведь так и не сказал Стиву правду. И не собирается говорить. Мужчина уверен, что Роджерс не простит такого предательства, поэтому нужно что-то придумать, и придумать срочно. Почти каждую ночь он лежит и исступленно пытается найти выход, распутать этот моток лжи, но для этого вновь придется обманывать, увиливать и обводить вокруг пальца. Джеймс боится запутаться еще больше, завраться окончательно. Что же делать? Как спасти Стива? Барнс не знает. Пока не знает.

– Ерунда, Стиви, – наконец отвечает он, целуя раскрасневшиеся щеки.

«Это ты восхитительный, мелкий», – хочется добавить ему, но Джеймсу кажется, что это будет звучать топорно и уж тем более не сможет передать и капли того, что на самом деле думает и чувствует Барнс.

Роджерс фыркает на это, бодает мужчину лбом и тихо смеется, когда Джеймс в ответ кусает его за кончик носа, а потом привычным движением переворачивает, подминая под себя, и целует. Стив подставляет шею под горячие губы и нетерпеливо постанывает, когда Барнс колет щетиной и оглаживает худенькие бока.

Уже глубокой ночью, когда вымотанный, заласканный мальчик спит, уткнувшись лбом в плечо Джеймса, сам мужчина лежит, прикрыв глаза, снова и снова обдумывая, что теперь ему делать.

***

Он как раз заканчивает возиться со своими ножами, когда Стив выходит на задний двор, где Барнс расположился на ступеньках. Вторая половина мая выдается теплая и солнечная. Элли все переживала, что дожди, почти беспрерывно идущие всю прошлую неделю, зальют только посаженную картошку.

– Ты куда? – мужчина вскидывает голову, когда мальчик останавливается рядом с ним.

– Мы собираемся у Говарда.

Ага, Старк собирает у себя подростков почти каждую неделю. Они сидят у костра и травят разные байки. Развлекаются как могут.

– Я приду за тобой, – Джеймс больше не ревнует. Ну, почти. Но это не значит, что он доверяет или симпатизирует этому Говарду.

– Хорошо.

Стив мягко улыбается и успокаивающе запускает пальцы в отросшие волосы, которые Барнс иногда собирает в неаккуратный пучок или хвостик. Элли дала ему резинку. Ярко-желтую. Роджерс коротко массирует кожу головы и почесывает за ухом. Джеймс чувствует, как расслабляется спина и по шее разливается тепло, он довольно щурится, как заласканный кот.

– Я ушел, – прощается Стив, задерживая руку на плече мужчины.

Машет девочке, которая делает обход среди картошки, и скрывается из виду.

Барнс провожает его взглядом, а потом возвращается к своим ножам. Джоэлу они понравились. Джеймс вообще заметил, что старик разбирается в оружии. Особенно ему по вкусу пришлась Беретта, любимица Барнса.

Ни Стив, ни Элли не разделяли подобной любви к оружию. Роджерс, что к огнестрелу, что к ножам относился, как к чему-то необходимому, но скрытой красоты и изящества не видел ни в том, ни в другом. Элли же вообще предпочитала свой лук, но опять же расценивала его, как средство первой необходимости в сложившихся обстоятельствах.

– Цербер стал совсем ручным, а? – Барнс отвлекается от своих мыслей, поднимает голову и смотрит на девочку, которая стоит недалеко от него, разглядывает пристально.

Он ничего не отвечает. Это странное ощущение. Смесь смущения за демонстрацию чувств при ком-то, но в то же время глухое, спокойное удовлетворение, практически граничащее с равнодушием. Ему все равно кто что думает по поводу них со Стивом.

– Почему не пошла к Говарду вместе со всеми? – спрашивает он, оставляя ее реплику без комментариев.

– Я не подросток, – Элли пожимает плечами и теребит кончики пальцев. Барнс давно приметил этот жест – она делает так, когда переживает или волнуется.

– А кто ты? – он безобидно усмехается.

– Мне, вообще-то, больше восемнадцати, – звучит важно.

– Девятнадцать? – хмыкает мужчина. Элли выглядит юной. Обычный подросток, если бы не взгляд.

– Двадцать один, – признается она.