Барнс усмехается, чмокает его в макушку, крепче обхватывает руками и прижимает ближе к себе.
***
– Господи, блять, боже! Это что, улыбка?!
Громкий голос отвлекает Барнса от мыслей о Стиве. Конечно, о ком же еще. Последние пару недель Джеймс вообще словно в прострации: работает, ест, пьет, говорит на автомате, а собой становится только наедине с Роджерсом.
Мужчина поднимает взгляд от тарелки с завтраком и недоуменно смотрит на Элли, замершую напротив него.
– Ты что, – она склоняется над столом и шокировано смотрит на мужчину, – умеешь улыбаться?
Барнс с непроницаемым выражением лица отправляет в рот очередную порцию яичницы.
– Ты полон сюрпризов, Цербер, – девчонка насмешливо блестит глазами и вновь принимается активно натирать кастрюльку небольшим кухонным полотенцем.
Джеймс хмыкает про себя. Элли та еще заноза в заднице, а эти ее шутки, которые она считает смешными, конечно же… Вообще-то иногда они и правда забавные, стоит признать.
– И о чем же ты таком думал, интересно? – она убирает кастрюлю на полку, полотенце развешивает на дверце шкафа и вновь поворачивается к мужчине. Складывает на груди руки и прищуривается. Мисс Марпл в юности, ни дать ни взять.
– О периоде полураспада атома плутония, – хрипловато отвечает он.
– У этой шутки борода длиннее, чем у тебя и Джоэла вместе взятых. Тебя что, возбуждают радиоактивные элементы?
– Я не возбужден.
– Ага, конечно, – она фыркает. – О, чуть не забыла! Сегодня ночью мы с Джоэлом будем на дежурстве.
Элли произносит эту фразу и многозначительно смотрит на Барнса, даже не пытаясь скрыть шкодливое выражение лица и веселых чертиков в глазах. Он делает вид, что откидывает с лица выбившиеся из пучка пряди, но на самом деле пытается прикрыть улыбку, расползающуюся по губам. Ну до чего же беспардонная девчонка. Пожалуй, только Наташа могла бы потягаться с ней в прямолинейности и умении подшучивать. Хотя, тут, конечно, больше подошло бы другое слово.
– Спасибо за завтрак, – Джеймс поднимается, подходит к раковине и ставит на дно тарелку с кружкой.
– Иди уж, – Элли отталкивает бедром от столешницы, на которую опиралась все это время, и подходит к мужчине, – я помою.
– Спасибо, – снова благодарит Барнс, уступая место девочке.
– И еще кое-что, – уже у двери окликает она его, прекращая насвистывать какую-то мелодию.
Джеймс поворачивается и вопросительно смотрит в ответ. Элли мокрой рукой заправляет за ухо прядь каштановых волос, морщит веснушчатый нос, когда капли с ладони капают на него, и продолжает:
– Вазелин в шкафчике в ванной.
Кажется, Джеймс все же краснеет, потому что ему в спину летит задорный смех.
***
Ему даже как-то стыдно и неловко за свое счастье. Вроде как сейчас вообще не время быть счастливым или влюбленным… последние двадцать семь лет – не время. Джеймс словно дорвался до чего-то бесценного. Будто бы нашел свою персональную вакцину, которая исцеляет его, и чем больше ему дают, тем больше ему хочется. Он становится абсолютно ненасытным, жадным. И сегодня он окончательно сделает Стива своим, пометит его, присвоит. У Барнса все в паху горит от едва сдерживаемого желания. Нужно только дождаться вечера.
– Ты в порядке? – Стив закрывает дверь за девочкой и стариком, слегка недоумевая по поводу того, как заговорщически Элли подмигивает ему на прощание, и возвращается на кухню.
Джеймс весь вечер какой-то напряженный: смотрит прямо перед собой, плотно сжав губы, нахмурив брови, и в один момент Роджерс даже начинает переживать, как бы мужчина не погнул вилку – с такой силой он стискивает столовый прибор в руке.
Барнс поднимается из-за стола, молча убирает в раковину грязную посуду, оставшуюся после ужина.
– Джеймс? – снова зовет Стив, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, растерянно разглядывая широкую спину.
Мужчина поворачивается и Стив едва не отшатывается, когда ловит его взгляд. Барнс смотрит так, будто уже разложил его, широко раздвинув худые ноги – как он обычно и делает – и поимел, во всех позах, долго и изматывающее, до сорванного голоса. Именно так, как и фантазирует Роджерс, кончая каждый раз в рот или кулак мужчины.
– В душ, – чуть ли не хрипит Барнс. – Я заканчиваю с посудой, тоже моюсь, а ты, к тому времени, как я выйду, ждешь меня в кровати, понятно?
И от этого обманчиво-спокойного тона и абсолютно бесстыдного взгляда, Стив готов тут же рухнуть к Джеймсу под ноги, прогнуться в пояснице и умолять, чтобы… но вместо этого он быстро кивает, чувствуя, что сначала бледнеет, а потом краснеет так, что уши начинают полыхать, как фонарики. Роджерс едва не поскуливает от предвкушения, когда взлетает по лестнице на второй этаж и мчится в душ. Он ведь хороший мальчик, нужно сделать все так, как сказал Джеймс.
Сам Барнс в это время заставляет себя немного успокоиться, снизить градус. Он моет посуду, едва не разбивая пару тарелок, которые валятся из трясущихся рук, и когда заканчивает, медленно поднимается наверх. Останавливается у двери в свою комнату, за которой уже шебуршится Роджерс, голодно, нетерпеливо скалится, и идет в душ.
В комнату он заходит в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер, которое не скрывает, что мужчина уже возбужден. Джеймсу большого труда стоило не начать дрочить в душе, поэтому сейчас его немного потряхивает от скопившегося желания.
Стив, когда дверь открывается, тут же подскакивает на кровати и, тяжело дыша, безотрывно следит за Джеймсом, который с какой-то звериной, завораживающей грацией приближается к кровати. Барнс сдергивает с мальчишки одеяло, которым тот прикрывает наготу, и, прищурившись, скользит хозяйским взглядом по худенькому телу с выступающими косточками. Стив весь такой гладенький, чистенький, что Джеймс просто не может себе позволить запятнать синяками его угловатое, но очень гибкое и пластичное тело.
– Нет, – твердо говорит он, когда мальчишка приподнимается, подползает к краю на коленях и утыкается горящим лицом мужчине в пах.
Стонет протестующе, когда Барнс стаскивает с бедер полотенце, но не разрешает притронуться к налитому кровью члену.
Вместо этого Джеймс резко опрокидывает Стива на спину и заставляет перевернуться, подхватывает его под живот и тянет на себя. Роджерс оказывается в коленно-локтевой позе. Он тут же начинает ерзать и нервничать, потому что только в своих фантазиях мальчишка разнуздан и несдержан, а на деле сразу же краснеет и закрывается, стоит только Джеймсу посмотреть на него. И да, краснеет Стив совсем так, как и представлял себе Барнс – ярко, горячечно, до самой груди, даже соски наливаются алым.
Больше мужчина не медлит: сильными руками ведет от шеи до копчика, оглаживая бока и острые позвонки.
– Нет, Джеймс! Не надо!.. – Роджерс вертится и пытается сбросить с себя чужие ладони.
– Что не надо? – интересуется Барнс, надавливая между лопаток, заставляя мальчишку уткнуться лицом в подушку и сильнее прогнуться в пояснице.
– Смотреть. Не смотри, – шепчет покрасневший до бордовых пятен Стив.
Мужчина ничего не произносит в ответ, лишь скользит горячими пальцами от коленей выше, гладит внутреннюю сторону бедра и, наконец, накрывает ладонями светлые ягодицы. Роджерс тут же сжимается, снова пробует уйти от прикосновений, но Барнс держит крепко, поглаживает бархатистую, прохладную кожу, сжимает, мнет, а потом разводит округлые половинки в стороны.
– Нет, Джеймс! – мальчишка умудряется кричать шепотом. Он порывается свести коленки и тянется рукой, чтобы прикрыть уже возбужденный член и потяжелевшие яйца, но Барнс оказывается проворнее и убирает его руку, в наказание легко, без оттяга хлопая по вскинутой заднице.
Стив скулит в подушку, дрожит весь и ведет острыми лопатками. А член становится еще тверже.
Джеймс довольно хмыкает и снова возвращает ладони на ладную, притягательную задницу. Опять гладит круговыми движениями, растирая алое пятно, тут же появившееся на коже от шлепка, наклоняется и целует. С поясницы слизывает капельки пота, а ребром ладони проводит по расселине, скользит ниже – к яйцам и члену. Пару раз проводит по всей длине и сжимает у основания. Но сейчас его все же интересует немного другое. Барнс опять возвращается выше, оставляет еще пару поцелуев поочередно на левой и правой ягодице, а после вновь разводит их в стороны. И смотрит. У него рот наполняется слюной при виде туго сжатой дырки. Он потирает темнеющий вход пальцем, на что Роджерс скулит громче и начинает дышать тяжелее. Барнс дуреет при мысли, что ни перед кем еще мальчишка не открывался настолько, никому не позволял трогать себя так. Джеймс облизывает губы и трется щетинистой щекой о ягодицы, едва покрытые светлым пушком, спускается ниже и приникает к дырочке. Медленно целует, тихо выдыхая и прикрывая глаза, а после дразняще скользит острым кончиком языка по складочкам.
