– Ну, как тебе? – мужчина оглаживает бока и спину мальчишки, не торопится спуститься ниже.

– Что как? – заторможено и хрипло спрашивает Роджерс, медленно целуя подбородок и щеки, заросшие щетиной.

– Целоваться со стариком, – припоминает слова мальчика Джеймс и усмехается в горячие губы.

– Заткнись, Барнс, – фырчит Стив, сцеловывая усмешку, прижимаясь к покрасневшему и припухшему рту.

Джеймс ведет руками ниже; медленно, будто давая время одуматься. Опускает широкие горячие ладони сначала на бедра, а потом несильно сжимает пальцы на округлой ягодице, которая идеально ложится в ладонь. Барнс хрипло выдыхает в губы Роджерса, который охает и отстраняется. Стив скользит истомленным взглядом по лицу мужчины, а потом, зарывшись лицом ему в шею, чтобы скрыть лихорадочный румянец, подается бедрами назад, к рукам Джеймса.

– Я не сделаю ничего против твоей воли, – низким голосом успокаивает Барнс, касаясь губами алеющего уха. – Все будет так, как ты скажешь и как захочешь.

– Я хочу всего, – запальчиво шепчет мальчишка, преисполненный показной уверенностью.

«Всего тебя», – оставляет он недосказанным.

– Я и так весь твой, – просто отвечает мужчина. – Не торопись, Стиви.

Роджерс вскидывается от той ласки, которая слышится в голосе Барнса.

– Не нужно торопиться, – повторяет Барнс ровным тоном, который вовсе не вяжется с его требовательными губами и сильными руками, которые беспрерывно скользят по худенькому, хрупкому телу подростка.

И, если откровенно, то он не знает, кому из них больше нужно это время. Стиву, чтобы одуматься и отступить в случае чего, или самому Барнсу, чтобы привыкнуть к мысли, что он действительно влюбился в мальчишку, который младше него в два раза.

***

С этого момента Джеймс не может думать ни о чем и ни о ком другом. Стив, Стив, Стив. Вся жизнь Барнса вращается вокруг мальчишки. Он живет только теми мимолетными вечерними и ночными часами, которые они с Роджерсом проводят за закрытыми дверями.

Только наедине со Стивом Джеймс может позволить себе забыть обо всем: о прошлом, от которого так и не смог избавиться, и простить за которое себя тоже не смог, о настоящем, в котором за стенами общины мир истерзан и сломлен, и, конечно, о будущем, о котором Барнс вообще не хочет думать.

Рядом со Стивом Барнс вспоминает, что он человек, и что он может позволить себе быть человеком.

И если бы он мог, то навсегда остался бы в этой небольшой комнатушке, которая становится для него убежищем, персональным раем.

Роджерс напоминает ему солнце, и мужчина исступленно тянется к этому светилу, понимая, что может обжечься, сгореть дотла, но его это не пугает. Он уже слишком – безвозвратно и неизбежно – заворожен и покорен Стивом, который, кажется, не осознает вовсе, насколько большую власть имеет над мужчиной.

Все, что нужно самому Роджерсу – быть рядом с Джеймсом. Больше он не помышляет и не мечтает ни о чем, потому что все его самые потаенные мечты и желания стали реальностью. Джеймс его заметил, Джеймс его принял, Джеймс дарит ему заботу, ласку и любовь. Что Стиву еще может быть нужно? Рядом с Барнсом он убеждается, что смысл есть, что они здесь не просто так, что все это было предначертано.

***

Мужчина заходит в комнату, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем. Поднимает голову и видит на кровати мальчика, который тут же подрывается, на коленях подползает к спинке, опирается на нее руками и нетерпеливо всем телом тянется вперед – к Джеймсу.

Это какое-то безумие, им постоянно хочется дотрагиваться друг до друга. Они оба изголодались до прикосновений, до тактильного контакта, поэтому для них абсолютно нормально – лежать, медленно поглаживая друг друга, просто прикасаться или держаться за руки, переплетая пальцы.

– Соскучился, – то ли спрашивает, то ли утверждает Барнс, отбрасывая полотенце, и привычно притягивая к себе мальчишку, который разве что не поскуливает, когда Джеймс целует его.

Стив виснет на шее Барнса и отвечает на поцелуй, прикрывая сияющие глаза подрагивающими ресницами. Он тянется одной рукой к низу футболки, но Джеймс тут же делает шаг назад, когда Роджерс пытается задрать ткань выше.

– Стив, – он облизывает влажные от слюны губы, – ты…

– Мы не торопимся, я помню, – мальчишка переводит дыхание, – но я готов, Джеймс, я… Я хочу на тебя посмотреть, – произносит он едва слышно, краснея до корней волос, но глаза не опускает, смотрит уверенно, требовательно.

Да, он видел Барнса, когда выхаживал его зимой. Менял повязки, переодевал, обтирал мокрыми тряпками, но тогда главным было спасти мужчину, поэтому он, ну, не разглядывал его… так, в этом смысле. А сейчас Роджерсу до дрожи хочется посмотреть на Барнса без одежды, дотронуться до него, общупать всего.

– Ты уверен? – Джеймс напряжен. Он не хочет давить или к чему-то принуждать Стива. Да, у него каменный стояк после поцелуев и объятий, и он уже все руки сдрочил, но он готов узлом завязаться и ждать, пока мальчик будет готов.

– Да, – Роджерс ни на секунду не задумывается над ответом.

– Хорошо, – Барнс кивает и кусает губы.

Он немного нервничает. Ладно, не немного. Стив у него первый за последние восемь лет, не считая рук, конечно. Последний раз у Джеймса был, когда он уже ушел из правительственной армии и занялся контрабандой. Они тогда случайно пересеклись с Рамлоу, который уже работал на Фьюри. И… им просто нужно было снять напряжение, вот и вспомнили старые времена, когда во время службы прятались по темным углам, торопливо отсасывая друг другу или ограничиваясь дрочкой. Потрахаться, в полном смысле этого слова, удавалось редко. В такие моменты они с Броком мало походили на людей, даже за пределами клетки оставаясь голодным, озлобленным зверьем (Стив тогда, летом, правильно его назвал), только ярость выплескивали не в спарринге, а в быстром, жадном сексе, после которого все тело болело, а следы не сходили несколько дней.

И теперь вот ему нужно как-то подстроить свои скудные знания и умения под сложившуюся ситуацию. Джеймс решает действовать интуитивно, будет поступать так, как чувствует.

Стив смотрит на него, нетерпеливо ерзая на коленях, и, кажется, перестает дышать, когда Барнс быстро стягивает с себя футболку. Он откидывает вещь куда-то в сторону и немного разводит руки в стороны, открытыми ладонями вверх. Ему неловко под немигающим взглядом. И совсем чуть-чуть стыдно, потому что он не привык демонстрировать свои шрамы, уродующие левую руку от самого предплечья. Особенно сильно тогда досталось плечу, поэтому там самые безобразные следы. Но во взгляде мальчика нет ни капли брезгливости, Роджерс даже рот приоткрывает, когда видит Барнса без футболки.

– Ты такой красивый, Джеймс, – он скользит восхищенным взглядом по крепкому торсу, порывистым жестом сжимает ворот футболки, как будто воздуха не хватает. – Иди сюда.

Джеймс вдруг смущается. Что в нем красивого? Грубый, неотесанный мужик. Красивый. Стив скажет тоже.

– А штаны? – Роджерс требовательно кивает на нижнюю часть тела, когда Барнс делает торопливый шаг по направлению к кровати.

Он, немного помедлив, стаскивает и их, оставаясь в нижнем белье, которое не скрывает полувозбужденный член.

– Иди сюда, – повторяет Стив, хлопая рукой рядом с собой.

Он быстро и часто облизывает губы, которые тут же пересыхают, хотя сам Стив наоборот весь взмокает и его кожа горит от возбуждения и волнения.

Мужчина опускается на кровать и ждет дальнейших указаний, он не хочет напугать мальчика какими-то своими действиями, надо держать себя в руках.

– Ложись, – Стив поднимается, чтобы Барнс мог вытянуться во весь рост.

– А ты? – вдруг спрашивает Джеймс, послушно укладываясь на спину, и кивая на одежду мальчика.

Роджерс все еще в футболке и штанах.

– Я… – Стив теряется. Он не хочет раздеваться. Джеймсу не понравится. – Лучше не надо. – Мямлит он, растеряв всю свою напускную уверенность.

– Стив, – серьезно зовет его мужчина, приподнимаясь на локте и протягивая руку к мальчику. Он не слишком-то разбирается в людских эмоциях, но сейчас ясно видит, как Роджерс зажимается и стыдится себя. – Я хочу тебя. Безумно. Хочу ласкать, целовать и трогать тебя. Позволь мне. Пожалуйста.