Он беспрерывно следит за ним. Во-первых, удивляется тому, что Роджерс, судя по всему, умудряется этого не заметить, а во-вторых, так и не может понять, кто же Стив Роджерс такой. Джеймс чувствует глухое раздражение и недоверие. Но в то же время видит и понимает, что мальчишка оказывается сильнее и крепче, и этого от него мужчина совсем не ожидал.

Барнс не понимает, как относиться к Роджерсу. Он совершенно точно отдает себе отчет в том, что старается отгородиться от общения с мальчиком, контактировать как можно реже. Джеймсу кажется, что после одного из вечерних разговоров Стива и Наташи он находит ответ. Роджерс не знает, на что идет. Не знает, что он никакой не великий спаситель человечества (хотя сам Стив ни капли не позиционирует себя так), а обычная разменная пешка. Не знает, что Барнс ведет его как ягненка на убой. И ведь тогда Джеймс задался правильным вопросом и уже, пожалуй, догадывался, какой будет ответ – Стив не знал, что прощался с приютом навсегда.

Джеймс Барнс не хочет целенаправленно вести на смерть кого-то, кто дорог ему. Джеймс Барнс не может позволить себе привязываться или питать симпатию. Не к Стиву Роджерсу точно. Поэтому мужчина выбирает равнодушие. Но выбирать и придерживаться – разные вещи.

– Только взгляни на него, – цедит сквозь зубы Барнс в один из вечеров, прищурившись глядя на мальчишку.

Наташа отрывается от карты, которая лежит у нее на коленях, и поднимает голову. Стив сидит к ним вполоборота и, судя по всему, с головой погружен в чтение словаря. Что он делает? Ищет новые слова? Хочет узнать точное значение уже знакомых?

– Джеймс… – она вздыхает и смотрит на мужчину. Барнс знает этот взгляд, он означает что-то вроде «ах, Джеймс, бедный-бедный, ничего не понимающий Джеймс». – Ты постоянно цепляешься к нему. Это был не его выбор – родиться с иммунитетом. Или родиться таким, какой он есть. Просто… просто постарайся быть чуть менее предвзятым, ладно?

Он ничего не отвечает. Наташа качает головой и возвращается к изучению карты.

Ладно, хорошо. У Барнса совсем не получается быть равнодушным или хотя бы объективным, когда речь заходит о Роджерсе. Он бы рад так же безразлично относиться к мальчишке, как тот относится к нему, но не выходит, не получается. Барнс постоянно срывается: либо рявкает, либо цедит сквозь зубы, стоит только Стиву спросить у него что-нибудь. Третьего варианта не дано. Неудивительно, что мальчик старается держаться Наташи. На его месте Джеймс бы поступил точно так же.

Девушка почему-то искренне уверена, что дело в наличии иммунитета. Но Барнс не завидует. Он просто не понимает. Почему Роджерс? Почему у какого-то дохляка, который того и гляди испустит дух от слишком быстрой ходьбы, есть иммунитет? Почему он? Почему не кто-то сильный, смелый, более достойный? Почему Роджерс? Джеймс не может найти ответы на все те вопросы, что вихрем носятся у него в голове. Джеймс видит в этом некую глумливую насмешку. И его это раздражает, делает озлобленным и нервным. Барнс чувствует себя неврастеником и истеричкой. И снова злится – и на себя, и на мальчишку. И так по кругу.

К концу июля Стив даже не сомневается в том, что Барнс его на дух не переносит. Поэтому старается сократить общение до минимума, не навязываться. Все чаще мальчик задается вопросом, который ему неловко озвучивать, ведь, в конце концов, это не его дело и он не хочет совать нос в чужие отношения. Но Наташа всегда очень терпеливо и доброжелательно относится и к его нескончаемым «почему», и к его любопытству. Он дожидается конца ужина и пока Барнс отойдет, оставив их с девушкой одних.

– А… – Стив замолкает, но в итоге все же решается, – а вы с Джеймсом, ну…вы муж и жена?

Наташа отрывается от чистки автомата, смотрит на мальчика округлившимися глазами, а потом неожиданно громко и весело смеется.

– Мне не настолько нравится раздражать его, чтобы становиться его женой, – она хихикает, глядя на Стива, который явно удивлен таким ответом.

– Эй, Джеймс, – она обращается к мужчине, который неожиданно появляется за спиной Роджерса, – ты бы женился на мне?

Барнс замирает и недоуменно смотрит на девушку.

– Нет, – размыкает он плотно сжатые губы, – ты не так много грешишь, чтобы словить подобное наказание.

– Видишь, он еще иногда и шутить пытается, – Наташа посмеивается, но скорее над обескураженным лицом мальчишки, который плохо понимает, какие отношения связывают его проводников.

Джеймс со спокойной невозмутимостью воспринимает те моменты, когда Наташа начинает донимать его провокационными или двусмысленными вопросами. Надо же ей как-то веселиться в его компании, поэтому он – по мере своих не самых выдающихся юмористических способностей – пытается ей подыграть.

***

В то августовское утро она выходит из очередной лачуги, повстречавшейся им на пути и послужившей ночлегом, когда утренний туман еще стелется над полем, а воздух наполнен влагой и прохладной чистотой.

– Что?

– Что «что»? – переспрашивает Джеймс, отводя взгляд от украшения в волосах девушки.

– Что «что «что»»? Давай, теперь твоя очередь, – в ответ Барнс хмыкает и снимает котелок с огня.

– Просто захотелось надеть, – она пожимает плечами, будто оправдываясь, и греет руки о жестяную кружку, которую ей передает мужчина, – он красивый.

– Да. – Джеймс не мастер делать комплименты, ничего лучше «ты тоже красивая» в голову не приходит, поэтому он просто соглашается с Наташей.

Девушка отхлебывает горячий чай, блуждает рассеянным взглядом вокруг и вдруг ее лицо приобретает сосредоточенное выражение.

– Знаешь… – она вскидывает голову и внимательно смотрит на мужчину, но договорить не успевает.

– Доброе утро. – Стив подходит к ним, на ходу застегивая легкую куртку. Опускается рядом с Наташей.

– Доброе, – она улыбается, но Джеймс видит, что уголки губ все равно опущены. Сам он ограничивается едва заметным кивком.

Наливает чай в кружку мальчика и думает, что вечером, во время отдыха, нужно вернуться к прерванному разговору.

Днем они пересекают границу с Огайо. Джеймс замечает, что Наташа несколько раз будто неосознанно касается пальцами гребешка, камни которого искрятся в мягких лучах солнца.

Он собирается предложить сделать остановку, но когда они сворачивают на улочку очередного безымянного городка, на их головы сыплются стекла. Из окна второго этажа одного из домов вываливается бегун и с шумом падает на дорогу. Он барахтается на спине, как жук, не может перевернуться и встать. Первые мгновения и Барнс, и Наташа оказываются в ступоре, все происходит как-то неожиданно, но девушка быстро приходит в себя и стреляет. Звуки привлекают новых зараженных. Кажется, будто они лезут из всех щелей: из домов, каких-то закутков, подворотен, проржавевших машин.

– Отходим! – Барнс прикрывает отступающих Наташу и Стива.

Он отстреливается, но понимает, что та дюжина зараженных, которая уже мертва, не сильно уменьшила количество преследователей.

Они сворачивают несколько раз наугад и наконец выбегают на улицу, которая идет перпендикулярно к предыдущей дороге, и мужчина понимает, что они смогут оторваться, если успеют добежать до забора, который разрезает проулок на две части.

– Быстрее!

Он хватает мальчишку за шкирку и практически перекидывает его через плотную железную сетку.

– Наташа! – Барнс оборачивается к девушке, которая стреляет по сжимающемуся вокруг них кольцу. – Давай же!

Он оттесняет ее ближе к забору, сам открывая огонь. С боков прорываются несколько зараженных. Барнс подпускает их ближе: голову одного рассекает сильным ударом о кирпичную стену, а второму вгоняет нож в висок. Романова отталкивает от себя щелкуна, который оказался более стойким и одной пули не хватило, а Джеймс сворачивает ему шею.

– Давай, я подсажу, – он помогает Наташе зацепиться за верхний край и подталкивает.

Сам немного разбегается и подтягивается на руках, но за ногу успевает зацепиться зараженный.