Барнс зло матерится и пытается сбросить его, но ничего не выходит. С другой стороны забора раздается выстрел и бегун падает на землю – Наташа, тяжело дыша, перехватывает автомат удобнее.

Джеймс окончательно перелезает, спрыгивает на ноги и они все вместе вновь бегут.

– Думаешь… думаешь, оторвались? – он с трудом переводит дыхание, когда спустя минут десять они сворачивают в какой-то переулок.

Стив обессилено прислоняется к стене дома, сгибаясь пополам, в боку и легких колет, и дышать больно.

Наташа дрожащей рукой откидывает с лица мокрые от пота волосы, только собирается ответить, но вдруг прямо над ее головой свистит пуля.

– Какого?!.

Джеймс снова хватает мальчишку за шкирку, валит на землю и закрывает собой. Град пуль обрушивается на то место, где секунду назад стоял Роджерс. Вокруг летит крошка и пыль от изрешеченной стены.

Мужчина приподнимает голову, и, прищурившись, пытается понять, что делать и куда бежать. Впереди – метрах в двадцати – виднеется большое здание. Если двери закрыты, то можно выбить окно.

– Наташа! – он оглядывается и видит, как девушка прижимается к стене соседнего дома, прикрывая голову. Он быстро указывает ей на здание, и она понятливо кивает.

И они снова бегут. Ненадолго стрельба стихает и становится слышен звук работающих моторов. Уже находясь около дверей, замок с которых Барнс сбивает ударом приклада, он оглядывается и видит подъезжающие машины с правительственным логотипом на кузове. Джеймс абсолютно сбит с толку, он не понимает, что происходит и как их нашли, но сейчас не это главное. Нужно уходить. Срочно.

Он захлопывает за собой массивную деревянную дверь, озирается по сторонам, в поисках того, чем можно ее подпереть.

– Держи! – Стив всовывает ему в руки какой-то обрезок железной трубы.

Барнс блокирует ручки, пробегает глубже в помещение и начинает быстро озираться. Над головой высокий потолок, который венчает купол, украшенный поблекшей мозаикой, впереди лестница, ведущая на второй этаж.

Мысли мечутся из стороны в сторону, но Джеймс пытается найти решение. Нужно спрятать Роджерса, тут наверняка должен быть подвал. Мальчишку уведет Наташа, а он возьмет все оставшееся оружие и…это глупо и почти стопроцентное самоубийство, но выбора нет.

– Прячьтесь, – он перезаряжает ружье и не отводит взгляда от дверей, за которыми слышится приближающийся шум. Нужно выиграть как можно больше времени, чтобы Наташа с Роджерсом успели скрыться.

– Забирай Стива и уходи, – вдруг слышит он.

– Наташа… – Сейчас не время спорить, Джеймс на взводе и не готов обсуждать с девушкой все плюсы и минусы своего плана.

– Я остаюсь, Джеймс. Я заражена.

Сначала до него даже не доходит, что она говорит. Потом на секунду его охватывает злость – сейчас правда не время для дурацких шуток! Он резко поворачивается к ней, чтобы сказать об этом, но застывает, когда видит опустошенный, потухший взгляд.

– Что? – как-то беспомощно и жалко переспрашивает он.

Наташа подтягивает рукав рубашки и Барнс пялится на глубокий укус. Джеймс с трудом сглатывает вязкую слюну и смотрит девушке в глаза.

– Я остаюсь, – твердо повторяет она, не позволяя мужчине сказать те слова, которые написаны на его бледном, застывшем лице, – сделай то, что должен. Иди. Стив, уводи его.

Дверь прошивает выстрелами и щепки летят во все стороны. Джеймс не двигается и, кажется, даже не замечает, как Наташа тянет его за рукав и что-то твердит, пытаясь перекричать дробный шум.

Романова толкает его в плечо, оттесняя от двери все дальше и дальше, в сторону лестницы.

– Иди, Барнс, мать твою! Пошел прочь! – ее лицо искажается от ужаса и горя, которое она больше не в силах скрывать.

Мужчина будто выныривает из-под толщи воды. Он судорожно захлебывается воздухом и снова чувствует руки, ноги, тяжесть оружия. Он последний раз смотрит на Наташу.

– Уходим. – Отрывисто бросает Барнс, подталкивая Стива в спину, заставляя двигаться быстрее.

Он напряженно вслушивается в окружающий шум: выкрики солдат, их шаги, короткие автоматные очереди. Для нее это лучше, убеждает себя он. Так будет лучше для них всех.

– Мы не можем уйти… – Стив как пригвожденный стоит на месте и не сводит широко распахнутых глаз с Наташи, которая замерла напротив главных дверей, высоко вскинув голову. Словно вросла в землю, готовясь навсегда остаться на этом последнем – для нее – рубеже. – Не можем. – Он переводит взгляд на Джеймса и почему-то вздрагивает.

Барнс не говорит ни слова, лишь с силой сжимает пальцы вокруг худенького плеча Роджерса, заставляет его развернуться, и снова – на этот раз грубее – толкает в спину.

Он нервно вскидывает ружье, когда откуда-то слева слышится звон стекла: солдаты начинают штурм здания. И тут же, на бессознательном уровне, еще до того, как это происходит, улавливает щелчок затвора. Наташа уверенно поднимает автомат.

Он бегом преодолевает лестничный пролет, ни на секунду не теряя Роджерса из поля зрения.

– Прощай, Джеймс, – слышит он в спину.

Барнс крепко сжимает зубы и, не оборачиваясь, скрывается в коридоре второго этажа.

Им просто повезло, чертовски повезло, и он прекрасно это понимает. Какое-то ненормально, неправдоподобное везение. Им удалось уйти через черный ход, хоть и пришлось отстреливаться при переходе в восточное крыло. Джеймс истратил почти все патроны, срочно нужно найти еще. Патроны, медикаменты… еды должно хватить еще на несколько дней. Он думает об этом, когда крадучись забирается в дом, стоящий немного в стороне от главной дороги. Чутко прислушивается, стараясь уловить малейший скрип или шорох. На первом этаже точно никого нет. Он бесшумно проходит на кухню, оставляя за собой следы на толстом слое пыли. Начинает искать что-нибудь полезное. Любая тряпка, любая мелочь может пригодиться.

– Останемся сегодня здесь.

Барнс впервые за день открывает рот. Солнце уже почти село, и последние лучи пытаются пробраться в комнату на втором этаже через окно, заляпанное грязью и багряно-коричневыми каплями.

Джеймс перетаскивает туда старый, потрепанный, но целый матрас, найденный в одной из комнат внизу, которая, судя по всему, когда-то была детской. В дальней комнате находит пару пропахших сыростью и затхлостью тонких одеял. Кидает все это около мальчика, который стоит в углу комнаты. Неровная полоска света из окна ложится около его дырявых кроссовок. В этих последних лучах уходящего дня видно, как кружатся пылинки, медленно оседая на пол.

– Сделай из этого себе постель. Подушки нет, кинешь под голову рюкзак.

Стив по-прежнему молчит, опустив глаза на кучу тряпья у ног. Барнс не хочет признаваться даже самому себе, что ему неуютно от этого молчания. Что-то назревает. Роджерс будто ведет внутренний монолог с самим собой, копит что-то в себе. И это непонятное, чуждое «что-то» скоро вырвется наружу, набросится на Барнса, накроет его, погребет под своей тяжестью.

– Можешь открыть консервы, – предпринимает последнюю попытку мужчина, надеясь хоть на какую-то ответную реакцию. Мальчик остается безмолвен.

– Буду на первом этаже. Подежурю.

Джеймс слышит свой холодный, равнодушный голос. Чувствует, как внутри закипает злость и раздражение, но не понимает отчего.

– Ты бросил ее.

Он замирает в дверном проеме, вцепившись в потрескавшуюся, облупленную ручку. Низко опускает голову, чувствуя, как застывает лицо и каменеют желваки.

– Что? – будто не расслышал с первого раза.

– Ты ее бросил, – громче повторяет Стив, делая шаг вперед.

Теперь оранжевые краски падают на его лицо, одежду. Светлые пряди горят яркими всполохами.

Джеймс грузно поворачивается к нему и смотрит пристально, склонив голову вбок, будто увидел перед собой редкую букашку. Увидел и теперь раздумывает, что с ней делать: дать уползти или раздавить тяжелым ботинком.

Роджерс смотрит в ответ сухими злыми глазами. Его волнение выдает только частое, поверхностное дыхание, от которого худая грудь ходит ходуном под тонкой, изношенной футболкой.