– Клянусь всеми тёмными и злейшими древними богами нашими, что не просто кастрирую презренного Птолемея! – вскочил, повинуясь вспышке внезапной ярости Александр. – Я лично буду каждый день отрубать по кусочку от его тлетворного тела самым тупым топором!

– Прежде чем предать Алорита заслуженной казни, его нужно сначала изловить, – назидательно заметил Пердикка. – А чтобы изловить Птолемея, нужно уничтожить его войско до того, как оно соберётся воедино.

Филипп в тот момент ещё раз убедился, что его старший брат Александр унаследовал от отца внешность – суровые черты лица, орлиный профиль, чёрные как смоль кучерявые волосы и борода, тёмно-карие глаза, плотное телосложение.

Однако характер свой нынешний царь полностью унаследовал от матери. Так же как и Эвридика, импульсивный Александр быстро приходил в ярость и плохо контролируемый гнев. В запале злобы и возмущения старший сын Аминты отдавал суровые и зачастую опрометчивые приказы, а также принимал роковые по своим последствиям решения.

Пердикка, напротив, своей светлой кожей и рыжеватым оттенком волос, мягкостью в голосе, астеническим телосложением, царской осанкой и походкой пошёл в мать. Однако осторожность в принятиях решений, флегматичный склад ума, неторопливость, сдержанность и взвешенность в поступках и словах Пердикка унаследовал от отца.

– Верно, верно! – согласно закивали стратеги, соглашаясь с мнением среднего сына Аминты. – Первыми ударим по презренному шакалу Птолемею, разобьём его мятежное воинство! Жестоко и показательно накажем бунтовщиков Боттиеи, чтобы прочие наши провинции не помышляли о восстании!

– Каково по численности войско Птолемея и где оно находится теперь? – поостыв, спросил Александр.

– Свой лагерь Алорит выстроил в низовьях Галиакмона¹⁵ – у самой границы Боттиеи и Пиерии, – сообщил Симмий – командир царских разведчиков. – Птолемей ожидает прибытия своих союзников, предаваясь пирам, попойкам и охоте. Охрана лагеря и сторожевая служба у Алорита налажена плохо. Два дня мои воины следили за противником и не были обнаружены, хотя приближались к постам и ограде лагеря на расстояние броска дротика.

– Сколько воинов у Птолемея насчитали твои люди? – озабочено спросил царь.

– Не более трёх сотен всадников и около двух тысяч пехотинцев, – отозвался Симмий, прибавив: – Во время своих непрерывных застолий Птолемей, пребывая во хмелю, несколько раз похвалялся, что после прихода союзников войско его числом превысит десять тысяч бойцов.

– А когда Алорит ожидает прихода своих союзников? – спросил Архелай.

– Этого моим разведчикам узнать не удалось, – с сожалением пожал плечами Симмий.

Александр поднялся со своего трона, твёрдым голосом объявив окончательное решение:

– Ударим по разбойничьему логову Птолемея, не дожидаясь, пока против нас вооружаться Элимия и Пиерия! Выступаем без промедления силами царского войска. Ополчение присоединится к нам по пути или прибудет позже. Авангард поведёт Архелай, путь нам будут прокладывать разведчики Симмия, защищать Пеллу в моё отсутствие будет Пердикка!

II

Едва участники военного совета разошлись по своим неотложным делам, как Филипп быстро и незаметно покинул своё тайное место подслушивания. Вскоре он уже предстал перед старшим братом в радостном и возбужденном состоянии.

– Александр, возьми меня с собой на войну! – схватил брата за руку Филипп. – Мне уже исполнилось пятнадцать! Незадолго до смерти отец обещал, что обязательно возьмёт меня на следующую войну или в поход!

– Воля нашего отца священна, – неожиданно легко и быстро согласился царь. – Пришла пора тебе из отрока превратиться в настоящего мужа и воина. Готовься выступить через два дня. Пока будешь находиться при царской агеме¹⁶, а потом, если проявишь себя достойно, найдём тебе подходящее место при войске.

– Вот увидишь, я не подведу тебя и не опозорю наш славный род Аргеадов! – торжественно пообещал Филипп. – А Птолемея, если он мне попадётся, искалечу и притащу к тебе на расправу!

– Твои слова весьма достойны уст царевича, – потрепал младшего брата за плечо Александр. – Иди собирайся в дальний поход, и всегда помни, что отец наблюдает за тобой!

Филипп едва не закричал от переполнившей его радости и безмерного счастья! Всего через два дня он отправится на свою первую войну! В числе отборных царских телохранителей и гвардейцев ему предстоит сразиться с мятежниками и бунтовщиками, дерзнувшими бросить вызов великому роду Аргеадов!

Филипп непременно сразит собственной рукой врага! Нет, он изрубит на мелкие кусочки нескольких противников! Любой ценой он добудет себе кожаный пояс, украсив его трофеями, взятыми от поверженных людей Птолемея!

Своей радостью Филиппу, спешившему в свои покои, захотелось тотчас поделиться с кем-нибудь. Однако кроме суетившихся дворцовых слуг поблизости никого не оказалось. Лишь на царском дворе в тенистой беседке, не замечая царившей вокруг суеты и суматохи, поглощенный чтением текстов, записанных на пожелтевшем куске дифтеры¹⁷, сидел юный Аристотель – сын врачевателя Никомаха.

– Приветствую тебя, благородный Аристотель! – на вполне сносном греческом языке произнёс Филипп.

Греческому языку, довольно близкому к македонскому наречию, юного царевича обучал в свободное время Никомах и его сын. Филипп оказался весьма способным и усердным учеником. Никто из прочих детей покойного Аминты, да и он сам, не знали греческого языка, прибегая в случае общения с эллинами к услугам переводчика.

– И тебе пусть боги пошлют долгую, радостную жизнь, полную щедрот и изобилия! – учтиво отозвался Аристотель, не отрываясь от чтения.

– Поздравь меня! Я очень скоро отправляюсь на войну – первую для меня и самую настоящую! – срывающимся голосом воскликнул Филипп.

– Весьма рад за тебя, досточтимый царевич, – ответил сын Никомаха, отложив свои старинные рукописи, – но стоит ли так радоваться тому, что скоро тебе предстоит убивать и подвергаться риску быть убитому самому?

– Война, походы, охота и пиры в окружении знатных мужей – это удел настоящих мужчин! – оторопело воскликнул Филипп. – Неужели ты предпочитаешь чтение войне!?

– В твоём славном роду все мужчины были царями и полководцами, – пояснил Аристотель. – А мои предки, тоже принадлежащие к древнему роду, занимались исцелением недугов и хворей. Каждый должен заниматься тем, к чему имеет наибольшие способности, таланты и возможности.

По прежнему удивленный Филипп присел рядом с Аристотелем, пристально глядя на него своими тёмными глазами.

– Ты хочешь сказать, что и в будущем не возьмёшь в руки оружия? – вкрадчиво спросил царевич, изогнув брови дугой.

– Если враг вторгнется в мою страну или нападёт на моё жилище, то я буду защищать родину свою, домашний очаг, жизнь собственную и моих родных до последней возможности! – без лишнего пафоса ответил сын Никомаха. – Воин из меня, конечно, никудышный, но я буду сражаться до тех пор, пока руки мои смогут держать оружие.

Филипп после этих слов посмотрел на собеседника совсем иным взглядом – полным уважения и одобрения. Юноши были ровесниками, однако македонский отрок был явно плотнее, мускулистее и шире в плечах. Аристотель выглядел несколько неуклюже и несуразно – слишком высокий рост, худое туловище, ещё более худые руки, ноги и длинная шея.

– Да, – досадливо крякнул Филипп, – воин из тебя пока, и вправду, никудышный. Но ничего, когда я вернусь из своего похода с победой, то обязательно научу тебя владеть мечом, скакать верхом и метко бросать копьё! Ведь ты хочешь стать настоящим воином?

Аристотель примирительно и несколько печально улыбнулся, признавшись:

– Как и все дети, я мечтал обрести славу легендарных воинов-героев – Геракла, Ахилла, Тесея, Гектора. Однако отец мой рассудил иначе. Мой род берёт своё начало от самого Асклепия – бога врачевания и исцеления. Конечно, он не может соперничать со славой твоего предка – Геракла. Однако в честь Асклепия по всей Элладе и даже за её пределами воздвигнуты десятки храмов.