После продвижения македонского войска вглубь владений тирана Фер, а также захвата Кранона и Лариссы царь Александр надеялся, что его противник станет более сговорчивым и покладистым. Но, как и в предыдущих случаях с Алоритом, импульсивный и прямолинейный Александр просчитался.

Сразу две обескураживающие вести получил македонский царь прямо во время проведения военного совета, на котором обсуждался план предстоящего похода на Феры. Выяснилось, что с западного направления усиленным маршем на выручку ферского тирана спешат войска беотийского союза.

Кроме того, из Мигдонии²⁷ – самой дальней восточной македонской провинции пришло известие о вероломном вторжении афинских наёмников, пришедших из-за восточного берега Стримона.

Когда поулеглись гнев и ярость, всколыхнувшие Александра до самой глубины его возмущенной души, он с горечью обратился к младшему брату:

– Вот, Филипп, запомни этот день! Никогда не доверяй подлым и коварным грекам! Ни фессалийцам, ни фиванцам, ни афинянам – никому из них не доверяй и ни верь одному их слову или поступку! Греческие тираны, архонты и стратеги – все они почитают нас – македонцев варварами, а потому поступают в отношении нас самым скотским и вероломным образом!

– Наступит день, и мы обязательно воздадим всем предателям и врагам нашим троекратно! – неожиданно для себя изрёк клятвенную тираду Филипп.

Александр с глубочайшей тоской качнул головой, столь же безысходно положив младшему брату руку на плечо. На глазах царя блеснули злые росинки слёз.

– Теперь, когда коварные и могущественные враги со всех сторон окружили нас на чужой земле, этот день возмездия откладывается на месяцы или годы!…

II

Военный совет, собранный Александром для определения дальнейшей тактики ведения боевых действий против ферского тирана, проходил в гнетущей тишине. Лица присутствовавших стратегов и монарха были до крайности суровыми и мрачными.

– Положение наше крайне тяжёлое, если не сказать безвыходное, – с констатации столь печального факта начал военный совет Архелай, поскольку царь пребывал в мрачной молчаливости и задумчивости. – Фессалийские войска блокировали Кранон и Лариссу, а также все дороги к ним ведущие. Хуже того, Александрос Ферский надёжно заблокировал нам все возможные пути к отступлению, в том числе главную дорогу, ведущую в Пиерию через Темпейское ущелье.

– Разве войско моё не в состоянии проложить себе путь на родину? – злобно проворчал царь Македонии.

– Попытаемся атаковать фессалийцев в лоб, сразу получим удар в спину от беотийцев, – подробно пояснил Архелай.

– А если сначала ударить по беотийцам? – несколько оживился Александр.

– Войско фиванское возглавляет стратег Пелопид – один из самых опытных военачальников Беотии, – отрицательно качая головой, произнёс Симмий. – Пелопид этот ещё ни разу не терпел неудач на поле боя, даже будучи в заведомом численном меньшинстве. Два года назад Пелопид и его соратник Эпаминонд у себя на родине сокрушили десятитысячную армию могучей Спарты, дотоле считавшейся непобедимой на суше²⁸…

– Дело даже в не этом Пелопиде, – подхватил Архелай. – Как только мы схватимся с фиванцами, тотчас фессалийцы ударят нам в спину. Войско беотийское уступает нам по числу пехоты и конницы, но зато превосходит по количеству гоплитов. Так греки называют своих профессиональных бойцов-фалангистов. Фессалийские силы уже превышают наши, а всё новые отряды наёмников и ополченцев идут и идут в Феры. Кроме того, в Мигдонии по-прежнему грабежами промышляют афинские наёмники…

– А наши подкрепления где? – вновь помрачнел царь.

– Парменион сообщает, что все пути через границу фессалийскую надёжно перекрыты, – печально вздохнул Симмий. – Попытка прорыва к нам обойдётся потерей едва ли не половины его наличных сил – и это в лучшем случае…

– Сражаться сразу против двух опасных и сильных врагов мы не в состоянии, – Архелай начал осторожно подводить монарха к итоговому положению текущих дел, – Разбить их поодиночке мы не успеем. Оставаться в Ларисе мы сможем безопасно лишь пару недель, а дальше начнётся голод…

– Иными словами, вы хотите сказать, что выбора у нас нет!? – окинул своих военачальников злобным взглядом Александр.

– Да, царь, – твёрдым голосом объявил Архелай, – нужно заключать мир и с Александросом, и с его могущественными союзниками – беотийцами.

По взаимной договоренности предварительная встреча в рамках мирных переговоров состоялась на одном из холмов близ Ларисы. В заранее поставленном шатре были заготовлены три скамьи и общий стол. На встречу каждый из участников обязался явиться без свиты и телохранителей. Разрешалось лишь взять с собой переводчика.

Ферский тиран вполне сносно владел македонским языком, а потому прибыл на переговоры один. Первоначально он хотел взять с собой и Птолемея, поскольку речь непременно коснётся и его судьбы. Однако вспыльчивый македонский царь непременно захочет убить Алорита, и тогда переговоры сорвутся, а затягивание войны грозило Фессалии большими убытками.

Поскольку Александр Ферский понимал македонское наречие и мог на нём свободно изъясняться, то Пелопид решил отказаться от услуг собственного переводчика, понадеявшись на лингвистические способности и дарования своего союзника.

Александр не владел ни греческим языком, ни фессалийским диалектом. Зато их знал и хорошо понимал Филипп. Именно его в качестве личного переводчика и взял с собой на предстоящую встречу македонский царь. Принадлежность Филиппа к царскому роду как нельзя лучше соответствовала формату и степени важности предстоящих переговоров.

Таким образом, в условленный час шатре, установленном на нейтральной территории собрались четверо – македонский царь Александр и его младший брат Филипп, а также фиванский стратег Пелопид и ферский тиран.

Македонские, фессалийские и фиванские телохранители на заранее оговоренном расстоянии друг от друга замерли в полной готовности прийти на помощь своим господам по первому же зову или в случае малейшей опасности.

Один лишь Филипп пребывал в радостном и приподнятом расположении духа. Впервые ему предстояло стать непосредственным участником важнейшего военно-политического мероприятия, от исходов которого зависела дальнейшая судьба всей военной кампании.

III

Перед тем, как непосредственно приступить к переговорам, все их участники обменялись между собой многозначительными взглядами. Александр смерил тирана Фер презрительным взглядом, давая понять, что в будущем обязательно с ним рассчитается за своё нынешнее затруднительное положение.

Пелопид впервые столь близко видел македонцев, поэтому во взгляде его не было и намёка на неприязнь или агрессию. Фиванский полководец рассматривал царя Македонии и его младшего брата с профессиональной позиции. Так воины или участники Олимпийских игр оценивают способности и возможности своих соперников.

Александр Ферский внимательно осматривал македонцев исключительно на предмет возможного наличия у них оружия, припрятанного где-нибудь в складках одежды или за доспехами. Тиран опасался покушения на свою жизнь потому, что сам прибегал неоднократно к подлому убийству и соратников, и соперников, и партнёров по переговорам.

Филипп лишь мельком глянул на Александра Ферского. В облике фессалийского тирана не было ничего примечательного. Он запросто мог внешностью своей сойти и за македонца, и за чистокровного эллина. Однако было в его облике что-то отталкивающее и неприятно-настороженное.

Гораздо больше Филиппа заинтересовал Пелопид. Вся внешность его и могучее телосложение, а также идеальный греческий профиль сразу же выдавали в нём настоящего эллина, воина и полководца. Боевые отметины и шрамы на лице и руках фиванца служили тому подтверждением.

– На правах хозяина земель фессалийских я оглашу условия, на которых уже сегодня мы можем завершить войну, – гордо вскинув подбородок, первым заговорил ферский тиран.