– Налево.

Когда я направил Халу за угол, кобыла успела рвануть к повозке уличного торговца, разбить клеть с курами, выхватить кудахтавшего петуха, проглотить его вместе с перьями, после чего помчалась дальше.

Не оборачиваясь, я бросил через плечо:

– Ты поможешь мне отыскать Физула Чембрюла?

– Конечно. Но тебе не следовало спрашивать о нем у охранников. У него повсюду шпионы, как и у нас, и теперь он затаится, ожидая твоего прихода.

– Это было неизбежно, – ответил я, как всегда, правдиво.

Мы проехали не больше ста пятидесяти шагов, и карга направила меня по короткой боковой улочке, а оттуда на двор перед приземистым черным зданием. Этот домишко был не в лучшем состоянии, чем большинство домов в Зентильской Твердыне. У него не хватало почти всего второго этажа и крыши. А горожане безбожники осквернили его стены всевозможными кощунственными надписями, обвинявшими Кайрика в Разгроме.

За то время, что я пробыл в городе, я увидел столько богохульных призывов, что убедился в одном: Единственный проявил к городу больше милосердия, чем он того заслужил.

Карга соскользнула с крупа Халы и начала колотить в двери храма, обитые медью:

– Настоятель Форнолт, это сестра Сванхилда! – Она знаком подозвала меня. – Открывай двери, и поживее! Единственный прислал нам спасителя!

В таком огромном краю, как Фаэрун, каждый день умирают многие сотни, поэтому Серафиму Смерти потребовалось совсем немного времени, чтобы стать свидетелем кончины десяти тысяч десяти людей, исполняя приказ лорда Келемвара. В эту минуту Авнер стоял в Хрустальном Шпиле, рассказывая обо всем, что видел. Повелитель Смерти сидел развалясь на Хрустальном Троне и с мрачной усталостью слушал Серафима.

– В Адском Болоте, – рассказывал Авнер. – из-под плоскодонки, в которой находился Гудвин из Хейвуда, вынырнул черный дракон. Стоило чудовищу разомкнуть челюсти, как Гудвин вынул меч и прыгнул прямо ему в пасть.

Келемвар поднял на него грозный взгляд:

– С какой целью?

– Просто так. Плоскодонка уже тонула, а его спутники либо успели захлебнуться, либо плыли к берегу. Речь не шла о том, чтобы спасти сокровища, и Гудвин мог бы избавить себя от мучений, бросившись в воду.

– И возможно, спасти одного из своих тонущих товарищей?

– Да. Он был отличным пловцом, к тому же в легких доспехах. – Серафим Смерти помолчал секунду, вглядываясь в мрачное лицо своего бога, потом сказал: – Смерть Гудвина была десять тысяч десятой. Мне пойти считать дальше?

Повелитель Смерти ничего не ответил, ибо иногда настает такой момент, когда даже самый слепой дурак понимает, что сотворил ошибку. Келемвар осознал, что из него получился никудышный бог Смерти, особенно по сравнению с Кайриком, понимавшим в своей безграничной мудрости, что люди – слабые и эгоистичные создания, всегда ищущие легких путей, если только им не грозят невероятные страдания. По этой причине Единственный сделал свое королевство местом горестных мук, чтобы Неверные и Лживые не видели в смерти избавление от суровой и грубой жизни и чтобы Преданные не отвернулись от своих богов. Все это Кайрик сделал во благо смертным Фаэруна, как строгий отец, любящий своих детей настолько, что дает им суровое воспитание.

Келемвар, наконец, все это понял и погрузился в долгое угрюмое молчание: словно ревнивый ребенок, он сердился на то, что его соперник оказался прав. Вновь и вновь обдумывая этот вопрос со всех сторон, он, наконец, убедил себя, что совершил ошибку из-за того, что заботился о смертных Фаэруна, что само по себе достойно похвалы, тогда как правление Кайрика было порождено эгоизмом и бесчеловечным характером.

Убедившись, в конце концов, в своей правоте, бог Смерти смерил взглядом Авнера:

– Ты мог бы проследить еще десять тысяч десять смертей. Ничего не изменилось бы. Если достойные люди не боятся смерти, то они уйдут, предоставив жить недостойным, а в результате будет страдать весь Фаэрун.

Черные крылья Серафима Смерти уныло обвисли.

– Неужели это дурно – быть справедливым по отношению к мертвым?

– Не мое дело быть справедливым. – Келемвар перевел взгляд на пустое пространство рядом с Авнером. – Жергал!

Тут же возник наполненный тенью плащ сенешаля, из-под капюшона которого мерцали желтые глаза.

«Я здесь, как всегда. Чем могу служить?»

– В последнее время я пренебрегаю своими обязанностями. Ты приготовил список моих деяний в качестве бога Смерти?

В белой перчатке Жергала появился свиток толщиной с огромное бревно.

«Приготовил».

– Хорошо. – Келемвар перевел взгляд на Серафима Смерти и сказал: – Мы начнем с трудного дела Авнера из Хартсвейла.

Будь Авнер жив, у него подкосились бы колени и похолодело бы в животе. А так он всего лишь потерял несколько темных перьев, постаравшись держаться прямо и не позорить себя мольбами о снисхождении.

Если Келемвар и заметил стойкость Авнера в ожидании решения своей судьбы, то виду не показал.

– Подай мне список. – Бог Смерти подозвал Жергала, принял у него свиток и начал быстро просматривать имена. – Теперь ступай и приведи ко мне Покровителя Воров, если тот вдоволь назлорадствовался по поводу заточения Мистры и готов к встрече со мной.

«У него не будет иного выбора».

Жергал не направился к выходу, просто продрейфовал к нему. Авнер шагнул в сторону, чтобы пропустить сенешаля, и поймал собственное отражение в идеальном зеркале на стене. Вместо могучего Серафима Смерти он увидел светловолосого десятилетнего сироту, из последних сил старавшегося спрятать ужас за циничной и хитрой маской. Прищуренный взгляд и нахмуренные брови придавали мальчишке вовсе не грозный, а скорее одинокий вид. Авнер перестал прикидываться и начал дрожать.

Келемвар оторвал взгляд от свитка ровно настолько, чтобы вскинуть бровь, но потом вновь вернулся к чтению, предоставив Авнеру терзаться воображаемыми ужасами.

Перед троном Повелителя Смерти вновь возник Жергал.

«В приемной ждет Маск».

– Как любезно с его стороны. Пригласи.

Зал Суда сразу наполнил призрачный голос Повелителя Теней:

– Я нахожусь под защитой Тира!

В дверях появился второй Жергал, он тянул бестелесной белой перчаткой клубок извивающейся тени.

– Предупреждаю тебя, Келемвар! – Маск перестал корчиться, приняв вид огромного воина, на двух ногах, но с одной рукой, в которой он держал волшебный меч, украденный у принца Ганга. Украшенное драгоценными каменьями оружие смотрелось как короткий кинжал в огромной лапище. – Если ты захотел разделить клетку Мистры…

Келемвар закатил глаза:

– У Хельма и без того полно забот по охране Мистры. Я позвал тебя вовсе не для того. чтобы нападать, Маск. Нечего важничать передо мной. Все твое бахвальство на меня не действует.

В доказательство Повелитель Смерти кивнул в сторону зеркала. Маск в нем отражался в виде тщедушного создания с собачьей мордочкой и парой козлиных рогов на чешуйчатой голове. У этого кобольда было два лица, и он казался еще меньше и тоньше, чем всегда, ведь стоял он всего на одной ноге, а огромный меч в его руке стал длиннее тела.

Маск вскрикнул и изменил свой облик, превратившись в откормленного минотавра, но в зеркале отражался все тот же кобольд. Повелитель Теней начал менять обличья быстрее, чем смертный успевает моргать, он превратился в бединского шейха, в рыцаря мифического Драннора и в десяток других благородных воинов. Но из зеркала по-прежнему смотрел все тот же жалкий маленький кобольд с непомерно огромным мечом.

Наконец Покровитель Воров сдался и просто стал таким, как в зеркале, после чего позволил Жергалу подтащить себя к трону Повелителя Смерти.

– Ты для этого притащил меня сюда, чтобы все это продемонстрировать?

– Вовсе нет, – ответил Келемвар. – Я позвал тебя, потому что пересматриваю дело Авнера из Хартсвейла.

Маск бросил взгляд на Серафима Смерти, видимо только сейчас его заметив.

– Зачем же его пересматривать?