За годы скитаний по планете Ланжерон насмотрелся всяких чудес. Но самым удивительным оставался для него уклад жизни аборигенов. Он назвал бы их дикарями, но что-то мешало… Было в этих существах что-то такое… непонятное что-то… И речь даже не о том, что они могут по своему желанию изменять форму тела…

И все же обычно эбрайлы только изощренно мешали. Нередко случалось, что уже почти состоявшаяся выгодная сделка проваливалась в тартарары из-за какого-нибудь полоумного урода. А порой они становились настоящей проблемой, от которой приходилось избавляться физически… Отъявленные головорезы, в которых не сразу узнаешь разумное существо. Бандиты – больше никак их не назовешь, просто и метко. Бандитов он уничтожал безжалостно, обычно они не принадлежали ни к какому Клану. Не говоря уж о Ксирибонах. Эти маньяки занимались исключительно тем, что кочевали небольшими отрядами по всему Иднишу и убивали всех, с кем могли справиться без разбору.

А некоторых клановиков Ланжерон, пожалуй, и уважал даже. Все-таки они поддерживают внутри своих кланов какие-то связи, наподобие родственных. Впрочем, если бродяга посягал на его, Ланжерона, трапперскую добычу – страсть и гордость любого охотника, – принадлежность к Клану уже не имела значения в его глазах.

Кстати, за вырезанный талан какого-нибудь разыскиваемого «живым или мертвым, лучше – мертвым» можно было при случае получить от местного удельного князька неплохие деньги. Впрочем, Ланжерону не особенно нравилась роль охотника за головами.

Теперь же, спустя столько лет, другая крайность – бардак и анархия стали утомлять Ланжерона. Всю свою жизнь он нарушал чужие установления, но никогда не думал, что свободы может быть слишком много.

Не один месяц траппер вынашивал свою идею. Приглядывался к местам, заводил знакомства, прикидывал варианты. Порядок и жесткая рука – вот чего не хватало этому треклятому миру. Да, жесткая рука и порядок.

Течение мыслей Ланжерона прервало шумное появление нового посетителя. Черноусый мужчина лет тридцати пяти на вид с темными глазами в присыпанном желтоватой пылью плаще до колен и приспущенных ботфортах еще у порога прищурившись осмотрел зал.

Заметив Ланжерона, он широко улыбнулся и, грохоча каблуками, направился к нему.

– Крис, дружище! Ха-ха-ха! – он широко расставил руки, готовясь сграбастать друга в объятия.

Они не виделись около месяца и, судя по одежде, Каприо только что вернулся из последней вылазки.

– Здорово, старина! – произнес Ланжерон, поднимаясь навстречу другу.

Друзья крепко обнялись и уселись за столик.

– Да, дружище, чертовски рад видеть тебя в целости и сохранности.

– Ла-адно тебе, мерзавец, пургу-то мести! Давай колись, чего задумал? – хитро улыбнулся Каприо, показывая крепкие желтые зубы.

Ланжерон еще медлил, прихлебывая ледяной напиток.

– Ты, смотрю, опять только с полей? Добыл чего?

– А… ни хрена, – Каприо сделал большой глоток из запотевшей кружки. – Нашел след челюбука. Неделю тащился по нему. След затерялся в долбаных горах. Ловушки все как одна не тронуты! – Каприо грохнул по столу небольшим, но твердым кулаком; на среднем пальце тускло блеснул полированный черный камень в старинном серебряном перстне.

– Челюбук – зверь осторожный, – ради утешения сказал Ланжерон. – Сам знаешь.

– Уж не хочешь ли ты сказать, – воскликнул Каприо, – что для меня он слишком осторожный?

– Да что ты, Фа!

– У меня все не выходит из головы тот зверюга, которого ты добыл в третьем году, – продолжал Каприо.

– Фа, мы добыли его вместе. Да и моложе мы были.

– Черта с два – вместе! Это твоя заслуга. Я-то был на страховке только.

– А в седьмом? Вспомни-ка того бешеного ночного фудайза, что забрел к нам пока мы спали! Я до сих пор не понимаю, как ты его изловил.

– Да чего там, – скромно отмахнулся Каприо.

– За тебя, мерзавец! – Ланжерон поднял свою кружку.

– За тебя, мерзавец! – отозвался Каприо. Они чокнулись и осушили кружки до дна.

– Так вот, Фа, – начал Кристофер, когда они заказали по второй. – Настала пора нам с тобой порастрясти жирок, наращенный мирной охотой… Ты не находишь?

– Карамба! Еще как нахожу! Только сегодня думал то же самое, веришь ли? Но что ты предлагаешь? Податься в наемники?

– Фи, Фабио! Ну какие наемники! Грязные жадные твари, только и способные, что убивать да грабить того, на кого укажет хозяин. Речь, Фа, о гораздо большем. Мне в этом деле просто необходим верный и опытный помощник.

Каприо глотнул из кружки и одобрительно крякнул.

– Итак, Фа, мы с тобой организуем свое государство. Свой маленький мир. Здесь, на Планете, полно ничейных или почти ничейных земель. Надо очистить их от бандитов и построить пять-шесть автоматических заводов-городов. Жителями с радостью станут бродяги и прочие местные. А мы – будем управлять своим миром, расширять и укреплять его границы, издавать свои законы…

Глаза Каприо возбужденно заблестели.

– Крис, черт возьми, у меня ведь тоже были подобные мысли!

– Ну, это естественно. Мы ведь не сидим на месте, исследуем территорию… Но вот что. Нам, конечно, пригодится финансовая и прочая поддержка со стороны. Ведь ты, кажется, неплохо ладишь с городскими и сельскими эбрайлами? У меня есть двадцать тысяч хултских зевсов, этого будет достаточно, чтобы раздобыть нескольких наемников и построить маленький завод. Я уже присмотрел одно подходящее местечко для первого поселения. На реке Фаал, недалеко от Алса. Вот, неплохо бы найти голов пять отборных рубак. На первое время, для защиты. У тебя как с Тидаром дела?

– Порядок!

– Ну вот, – Ланжерон помолчал, разглядывая трещинку на столе. – Что скажешь, Фа?

Каприо кашлянул и откинулся на спинку стула.

– Крис, это все, конечно, очень легко и просто с твоих слов, ноо… В чем секрет? Почему другие, как мы, не рискнули точно так же сколотить отряд и отправиться создавать собственную империю?

Ланжерон отпил коктейля.

– Ты прав, – сказал он коротко. – Мы, скорее всего, будем не одни.

Необозримая травянистая равнина с редкими рощицами переходит южнее в почти безжизненную каменистую пустыню, покрытую чахлой растительностью. Но для неприхотливого врунепа, двуногого существа, силуэтом напоминающего страуса, и здесь вполне хватает пищи.

Через исхлестанный постоянными ветрами пустырь пробирался бродяга на поджаром врунепе. Не понукаемое хозяином, животное успевало на ходу срывать пучки бледно-зеленой травы, тонкой как волос. Всадника издали можно было бы принять за Хумана. Он был невысок ростом, но широк в плечах. Голова, покрытая шершавой, как у ящерицы круглоголовки кожей, была лишена волос, которые под палящим солнцем только мешали бы. Вместо них редко росли маленькие кожные отростки. Лицо путника выражало глубокую задумчивость. Вечно сощуренные широко посаженные глаза, казалось, совсем не следили за дорогой; большой рот с тонкими сухими губами был плотно закрыт. Носа и ушей на голове бродяги заметно не было.

Кле резко осадил врунепа. Тот недовольно заворчал, мотнув верблюжьей мордой. Вокруг стояла знойная тишина: солнце заливало ярким светом рыжую глинистую почву и такие же рыжие скальные выходы. Казалось бы, повода для беспокойства не было.

Боли-Ко был непростым врунепом. Только Вайтатэ выращивали эту породу. Врунеп отличался выносливостью, умом и чрезвычайно развитым инстинктивным чувством опасности. Вайтатэ говорили, что среди его отдаленных предков были Низшие. Но своему чутью Кле все-таки доверял больше. Вот и сейчас, когда врунеп недоуменно косился на хозяина, повернув голову на гибкой шее, Кле чувствовал подвох. Чувство было слабым, но вполне знакомым, ни с чем не спутаешь. А каждый, кто родился на этой планете, с детства знал, что в таком случае лучше прислушаться к голосу интуиции.

Кле развернул Боли-Ко влево от едва различимой тропы и поехал в обход невысокой скалы, громоздящейся вдоль неё. Воин, конечно, не боялся бандитов. Когда-то в далекой-далекой молодости Кле и сам пробовал промышлять этим нелегким ремеслом. Однако он знал, что бандиты могут быть опасны, если нападают из засады.