Трудно сказать, когда стала интересна и привлекательна фигура Тулуз-Лотрека с его очаровательными танцовщицами. Возможно, сам стал докапываться до истины, и постепенно перечитывал, пересматривал все, что существуют на эту тему; может быть, ходил на дополнительные занятия, посвященные данному вопросу; не исключено, что кто-то, не касаясь глубоко темы, вкратце упомянул, а он – как натура творческая – стал додумывать сам, впитывать информацию, точно губка. Неизвестно, но как интересовался полотнами Дега, его работами «Голубые танцовщицы» и «Мытье», с таким же интересом интересовался и личностью низкорослого, любителя выпить, французского живописца. Как известно, умер воспеватель всемирно известного кабаре от сифилиса и алкоголизма. Именно эти две болезни, два сладких порока, повторял Александр, есть лучшие причины для ухода в мир иной. «Не страшно умирать, если хоть чем-то обзавелся из данного списка!» – утверждал постоянно он; именно потому, любитель всего французского, начиная художниками и кончая женщинами, имея полное отвращение к алкоголю, пристрастился к абсенту; именно по причине той же, лучшим уголком земли, никогда там не будучи, считал Францию, и постоянно, где можно, и где нельзя вставлял свое: «Если хотите увидеть рай – смотрите не вверх, смотрите в сторону Франции».

Все его картины, в знак признания к любимому фильму, к великой актрисе, оканчивались словом «проказница». В углу пылились, так и не побывав на выставках, и не были приобретены меценатами многочисленные картины, среди которых можно найти следующие: «Мнимая проказница». На картине изображены робкий мужчина и властная женщина, смотрящие в разные стороны, но почему-то стесняющиеся своих чувств, боящихся обернуться друг к другу, ожидая, кто же на этот поступок осмелиться первым. Есть и такая, как «Воображаемая проказница». На этой картине двое мужчин, один из которых дымит, словно паровоз, сидят за столом, распивая бутылочку крепкого напитка, о чем-то важно рассуждая, смотрят в одну точку, где, судя по их взгляду, кто-то стоит, за ними пылко наблюдая. На картине «Желанная проказница» девушка сидит одна за столиком, глядя задумчиво в окно, а к ней, с цветочком на подносе, приближается официант. Ясно, что таким образом молодой человек, сидящий в таком же гордом одиночестве напротив, пытается познакомиться с загадочной женщиной, но, не нуждаясь в подобных ухаживаниях, она не сводит взгляда с окна.

Александр Бельский решил теперь рисовать не для себя, но для будущего. Хотелось создать шедевр, чтоб и его имя, наконец, осело в анналах живописного искусства. Днями-ночами напролет, забывая о сне и отдыхе, трудился над очередной картиной, вкладывая все силы, соки и потуги, название которой дал «Проказница дразнится». Обнаженная девушка, сидя перед открытым окном, повернулась к зрителю; кажется, кто-то постучал в дверь, и, не дожидаясь ответа, посмел зайти в покои молодой девушки, явно имеющей репутацию не самой скромной, но любвеобильной и корыстной. Тем временем, пока разговаривает с клиентом, грудь ее видна всем окружающим, проходящим мимо. Увидев ее сладкий, сочный, белоснежный бюст, молодые люди забывают о насущном; создается удивительная очередь. Дожидаясь, пока выйдет один, молодые люди – студенты и рабочие – тоже не прочь «заглянуть» к приятной девушке на пару тройку минут. Именно таков сюжет картины, по утверждению Александра, может завоевать интерес публики, и превознести его имя к невиданным высотам. Разумеется, вначале будет скандал, потом – всенародное осуждение и порицание, и только со временем, когда страсти поутихнут, придет всемирное признание, любовь и уважение.

Молодого, но амбициозного художника, Бельского Александра, и юную, а оттого – красивую и привлекательную, не менее амбициозную натурщицу Ефимову Яну связывали исключительно творческие интересы. Никакой близости, никакого интима – сугубо рабочие отношения. Александр столько раз видел любимую модель нагой, а она – его судорожную могучую руку, которой умело держал кисточку, и которой лихо выводил, понятные только ему линии и контуры, что могли парой влюбленной считаться, мужем и женою быть, но их связывало исключительная любовь к творчеству. «Никакого интима» – некогда заявили в один голос, и придерживались этого правила до последнего, о желании овладеть друг другом никогда не помышляя.

Прошло ровно два часа; пора юную, готовую на все, ради славы и успеха, натурщицу отпускать, но Александр почему-то этого делать не спешил. Краски отложены, руки вымыты, холст накрыт, но натурщица продолжала сидеть в той же позе, ничего не понимая, меняясь исключительно во взгляде. Через пару минут тишина была нарушена самим маэстро.

– Понимаешь, для чего я это делаю?

– Что именно? – не понимала натурщица.

– Отложил краски, удалился в другую комнату, создал тишину.

– Нет! – напугано ответила она, продолжая сидеть с застывшим и окаменевшим телом.

– Все в тебе идеально: и грудь, и тело, и глаза, но вот взгляд… Чего-то не хватает. Нужно поработать над взглядом.

Натурщица успокоилась, и слегка приподнялась со стула.

– Не страшно, – сказала она. – Для этого есть ты.

После услышанных слов Александр пришел в полное негодование.

– «Не страшно? Не страшно?!» Какая же ты глупая. Художник только изображает, а показывать должна модель. Пациент же не может сказать врачу, не страшно, что я умираю, для этого есть вы. Врач только назначает лечение, но желание жить или не жить, зависит только от больного. Либо я меняю натурщицу, либо завтра приходишь совершенно другая, полностью настроена на работу. Ты должна не просто застыть в позе, и ждать, пока скажу: «Готово. Можешь собираться», но ты должна передавать эмоцию. Как известная певица обладает сильным голосом, так профессиональная натурщица должна обладать сильным взглядом. В этом и состоит ее великое, и самое главное мастерство. Даже если к нему спиной повернута, или, наоборот, мастер работает над грудью, либо над бедрами, играть должна взглядом, и только ним. В этом и состоит вся глубина великой и профессиональной натурщицы. Взгляд – наше все. «Не страшно! Не страшно!» – повторил он яростно, сбавив чуток интонацию, и силу голоса.

Александр постепенно начал остывать. Девушка ему ничего не сказала. Ему было жаль Ефимову.

– Извини, но взгляда было в тебе сегодня не больше, чем в этих яблоках.

Его глаза направились на подоконник, где действительно, на белоснежной тарелке лежало три красных небольших яблока.

– Было очень холодно! – решилась ответить девушка.

Александр еле сдерживал себя от прилива новых – еще больших и сильных – эмоций, и потому, ничего не сказав по этому поводу, выронил только, привычное ее уху по завершению каждодневных многочасовых сеансов: «Хорошо. Можешь собираться».

Ей трудно было вставать, одеваться и смотреть в глаза Александру. Пускай разделяли натурщицу и мастера небольшая разница в возрасте, но сейчас она ощущала себя маленькой девочкой, а он ей казался родным отцом или даже дедушкой, с которыми перечить равносильно смерти, а поэтому делать этого, решила она, совершенно не стоит. Так же ощущал себя и Александр, который, в надежде на скорую прибыль, славу и признание, был сегодня как никогда строг с этим юным, приятным, и самое главное – готовым работать забесплатно – живописным дарованием. Отбросив все желания и амбиции в сторону, он робко подошел к ней, подергивающую руку положил на оголенное плечо, и затаил частое и жесткое дыхание.

– Сейчас уходишь? – робко спросил Александр.

Не почувствовав ничего священного и воспевающего, и продолжая одеваться, не посмотрев даже в его сторону, надменно произнесла:

– Бельский, что с тобой? Конечно, сейчас. Что мне тут делать?

Александр замялся. Дабы не спугнуть ее, он осторожно проговорил, поглядев задумчиво, тем же самым взглядом, которого требовал от натурщицы, в далекое окно.

– Засиделись, малость. Быстро сейчас темнеет. Возможно, дело не во взгляде, вовсе, а света мне не хватило. Да, ты права, не июнь на улице, – он легко содрогнулся, и для большого эффекта стиснул зубы. На строгую девушку это никак не подействовало. – Может тебя провести?