– Я даже не знаю, что сказать, – не мог прийти в себя от обилия необычной информации Муров.
– Очкуешь? – Дед Мороз скривил презрительную гримасу. Не так чтобы сразу обличить труса, а с шансом ему на попытку исправиться в поведении – с хитринкой в глазах – чтобы дернул рубаху на груди с криком: «Кто? Я?!»
Но Борис не стал ворот рвать, интеллигенция, и отвёл глаза в нерешительном раздумье.
– Тебе музу твою найти нужно?
– Ага.
– А раз так, то поехали.
– Куда?
– Вот же достался партнёр, – покачал головой Димыч, – видать не зря она от тебя сбежала. На улицу Лизюкова едем. В институт культуры или как он там сейчас называется. Будем искать посох. Как только отыщем, так все проблемы решим… и твои кстати тоже.
Розыск – это не просто
Сплочённые общей идеей партнёры направились к выходу из парка.
– Всё же я не очень понимаю, – беспокоился Боря, – как нам в общаге найти ваш посох и вообще снегурочку эту прошлогоднюю. Их же там сотни. Женщин я имею ввиду. Как её хоть зовут?
– По-моему Олеся. Рыжая такая… на полголовы.
– У-у, рыжая, – отмахнулся Муров. – Раз пять, поди, уже перекрасилась.
– Не-ет, – покачал головой Дед Мороз, – эта пусть хоть десять раз красится, всё равно будет заметно. Она рыжая от природы, я так думаю, глаза бирюзовые, почти голубые и конопушки… Ну и кожа, словно молоко.
К общежитию подъехали как раз к тому времени, когда ночные тени потихоньку выползали из углов и подвалов, в которых прятались днём. Небо ещё светлело, но если чуть опустить взгляд, по розовой дымке над горизонтом становилось ясно, что ночь уже близко. Девятиэтажное здание, в котором проживали будущие служительницы муз и снегурочки-подёнщицы, весело светилось рядами окон. Конечно, весело, Боря готов был в этом поклясться, потому, что то в одном месте, то в другом угадывалось присутствие молодых и симпатичных женщин: какая-то показалась на фоне окна, где-то оформление оконного проёма говорило о заботливом присутствии девичьих рук – много примет. И все они о том, от чего у нормальных парней кровь начинала кипеть и бежать быстрее.
– Пришли, – констатировал Димыч, хотя и без этого пояснения факт являлся очевидным. – Давай, пошёл, а я постою за углом вон там, напротив.
Литератор изобразил всем своим видом нежелание идти одному.
– Да нельзя мне светиться, – ещё раз напомнил волшебник замявшемуся Мурову. – Кто знает, чего я в прошлый заход натворил? Ну, мы же договорились.
– Что, прямо вот так и идти?
– А ты хотел как, через трубу?
– Так ведь говорят, что вы на Новый год таким образом, – Боря рукой показал, как сверху в трубу проникают.
– Сказки, слушай меньше. Хотя бывало, что отрицать. Но способ, вообще-то, не очень удобный. И потом сам соображай, у тебя всё равно не получится, ты ведь не я. Короче, топай через дверь.
Проникнуть в женское общежитие вечером совсем не так просто, как могло бы показаться. С давних пор так повелось, что администрация мест скученного проживания молодых женщин и девушек отслеживала время посещения, причём настолько строго, как будто старалась защитить невинность своей собственной дочери, у которой в восемнадцать лет начался гормональный взрыв по поводу безвозвратно и стремительно уходящей молодости. Для того и соблюдается, видимо, традиция содержать у входа охранника (чаще всё же тоже женского пола).
Однако Борису повезло: обучающихся парней в институте культуры хватало, так что и в общежитии их проживало не мало, поэтому прошёл он абсолютно свободно, почти не привлекая внимания вахтёрши, на секунду отвернувшуюся в нужный момент (совпало так), и успевшей увидеть только его спину. Хотела было бдительная женщина его окликнуть, но… не стала заморачиваться, мало ли здесь шастают туда-сюда. А этот: не буянит, водкой не пахнет, идёт ровно, чего шуметь – передумала.
Пройти-то Борис прошёл, но дальше-то что? Где искать пресловутую Олесю. Можно, конечно, в каждую комнату заглядывать и спрашивать, тем более, что приметы имеются. Если в каждую и без пропусков, то часа за четыре, пожалуй, можно все этажи обойти. Муров толкнул первую дверь – заперто, постучал, выждал – не открыли. Пошёл дальше. В следующей открыли, но ничего толкового не сказали – первый год учатся, ещё не ориентируются ни в чём. Так и продолжилось. Где-то заперто, где-то не знают. В одном месте вспомнили, что была такая на четвёртом этаже, но давно её не видели. Сходил сразу на четвёртый, оттуда его отравили на седьмой…
На седьмом вспомнили, что прошлый Новый год – это было что-то. И петарды в окно, и шашлыки на лестничной площадке, и снегурочка была,.. даже три. Вот тут возник спор, была ли рыжая. Парень с высоко выстриженным затылком покрутил пальцем пучок волос на темени и про Деда Мороза вспомнил, но сказал, что дед ушёл с какими-то ребятами, не местными, на нижний этаж или на улицу. А вот на вопрос о том, как Мороз был одет, сказал так: «В шубе был, в трениках и пьянее водки. И палка была,… кажется. Снегурочка? Хрен их разберёт. Они через одну рыжие».
Так бы и носился Муров бессистемно, но вовремя одумался и всё-таки вернулся к ранее выбранной системе. Пусть так медленнее, но с учётом уже полученной информации, должно дать результат. На третьем этаже вспомнили рыжую Оксану.
– Олесю, – поправил литератор.
– Оксана была, а Олеся… Может, кто-то пошутил и так назвался. Тут вообще на Новый год и пираты, и черти, ведьмы всякие… кого только не заносило.
Около двух часов Борис работал детективом, ноги начинали подгуживать от покорения лестничных маршей. От однообразия задаваемых вопросов уже сам уставать начал, старался короче фразы формулировать – из-за этого некоторые не сразу его понимали. А ещё нужно всё же учесть, что большинство комнат заселяли девушки, для которых одинокий и незнакомый юноша вызывал многогранный интерес, и они начинали сами проявлять любопытство, засыпая его вопросами. На пятом этаже так вообще в комнату за руки потащили, у них там застолье наметилось, и девчонки были не против разбавить компанию молодым и перспективным шатеном. Еле вырвался. Потом уже подходил к другим дверям и прислушивался, не фестивалят ли.
В общем, обошел, сколько смог – никакого результата. Муров почему-то вспомнил, что в фильмах про работу милиции (а теперь уже полиции) у оперов очень лихо получалось: или сразу на очевидный след натыкались, или на старушку дотошную, которая всё помнила и всё видела, или находили тело за незапертой дверью. Найти тело Олеси Борис не планировал, толку-то с него, если бездыханное, но и о живой Олесе никто ничего не вспомнил, словно и не было её здесь никогда. Однако Димыч мог и перепутать, он же не уверенно говорил, только про рыжие волосы и бирюзовые глаза, но на эти признаки идентификации личности прошлогодней снегурочки никто не отреагировал, видно и здесь Дед нафантазировал. Или снегурочка тоже в тот день под влиянием магии (магии ли?) изменялась.
Делать нечего, ходи не ходи, а нужно к Димычу возвращаться, устал, наверное, уже ожидать. Но перед выходом на улицу решил Муров зайти в туалет. В середине каждого коридора рядом с общей кухней имелась «комнатка задумчивости» на несколько посадочных мест. А Борис как раз последний этаж обследовал, вот он здесь же и заглянул, на дорожку, так сказать. И очень хорошо, что лампочка под потолком работала исправно, так как на швабре, стоящей в углу, парень заметил цифры «1823». То ли коричневой краской, то ли выжжено, не разобрать точно. Но ведь это – результат! Плохонький, но всё же. Что-то – всяко лучше, чем ничего. А тут цифры. Так-то да, не очень стыкуется: искал волшебный предмет, а обнаружил стандартную деревянную приспособу для возюкания мокрой тряпкой по грязному полу. К тому же, для удобства тряпкой елозить, к длинной ручке была прибита большим гвоздём полуметровая поперечина. Но ведь «1823», это куда деть?
– Ёшки-матрёшки, – литератору не верилось, что нашёл искомое. Парень потёр лоб для активизации мыслительного процесса. С одной стороны, элементарное совпадение, но с другой, уж очень точное: место, форма, размер… Муров обхватил древко тем хватом, каким Дед Мороз показывал, второй рукой прицелился пальцем – точно, цифры в нужном месте. Единственный способ – это показать деревяшку волшебнику, чтобы признал потерю… или нет.
