Жил да был молодой писатель
Два месяца… обыкновенных, земных. Разве много? Кому как. Для Бориса Васильевича Мурова двадцати пяти полных лет от роду два месяца значили – вечность! Наверное, это странно современный парень: средней комплекции, скорее светлый шатен, чем блондин, среднего роста – весь среднестатистических параметров, и таких же не самых выдающихся интеллектуальных способностей и вдруг – вечность. Ведь не философ, не «ботаник» забубённый, не сектант какой-нибудь, чтобы о вечности рассуждать. Хотя Боря вот именно слово «вечность» по отношению к самому себе даже мысленно не произносил. Просто он испытывал внутренний дисбаланс: то ли тоска, то ли неопределённость желаний, а скорее всего нереализованность способностей сбивали внутренний таймер, и поэтому привычные временные интервалы воспринимались им сильно растянутыми. Такое бывает, когда нужно обязательно куда-то ехать – вот позарез, а не на чем, и пешком никак не дойти.
Парень относительно недавно закончил институт… То есть – университет. Когда-то кому-то очень умному пришла в умище хорошая идея, что институт по статусу ниже, чем университет, а следовательно и преподавателям платить нужно меньше. И наоборот, университетский препод «обоснованно» обязан получать ставку выше. В связи с этим по всей стране массово прокатилась волна «улучшения» качества образования: в спешном порядке институты становились университетами, ПТУ – колледжами, обычные средние школы – и те сплошь и рядом получали статусы лицеев и гимназий. У нас в стране давно существует такая традиция, что если нет желания или возможностей поменять внутреннее наполнение, но стоит лишь изменить оболочку или даже только название, и все сразу начинают делать вид, что верят в проведённую реформу. На всех уровнях верят. Докладывают, рапортуют, гордятся…
Итак, Борис получил университетский диплом инженера… что-то по пожарной безопасности и, кажется, по защите информации – не суть, потому что ни одного дня не работал по специальности. Чтобы красиво выглядеть перед вышестоящим руководством в деканате незадолго до выпуска безапелляционно потребовали, чтобы все выпускники принесли справки о том, что пока ещё студенты уже обеспеченны работой. Здорово! ВУЗ палец о палец даже и не пытался стукнуть, а все выпускники «трудоустроены». Статистика – песня! Проверять никто не собирается – кра-со-та! Денежки капают, все довольны. А то, что родители у Бори всех знакомых «на уши» поставили, чтобы справку с круглой печатью добыть, про то «никто не в теме».
Как и многие его друзья, Борис Муров оказался дипломированным безработным, пропадающим в интернете и «сидящим на шее» у родителей. Не его в том вина, наверное. Одно несомненно радовало: чтобы «мальчик» мог устраивать личную жизнь, дед уступил ему свою квартиру в Воронеже, переехав на ПМЖ к Бориным родителям в загородный дом под Семилуками. И второе – в армию парня не призвали. В военкомат вызвали, как положено, предложили продемонстрировать для комиссии укромные и интимные места организма и… дали отсрочку. Причём всё легально, Муровы никому ничего на «заносили» – в этом можно не сомневаться. Служить – значит служить: и сам призывник так думал, и отец его, и дед. Но почему-то военные к себе на рандеву больше не вызывали: то ли подбирали Боре войска особенные, то ли сапог нужного размера не нашлось. Повезло ли – не ясно. А возможно такое, что папочка с документами куда-то завалилась – Борис специально не ходил выяснять.
В общем, вот уж три года Борис – фрилансер. Свобода выбора, минимум контроля, самоорганизация – лучше придумать сложно. Если бы ещё и платили за это хорошо, чего бы желать больше. Парень подрабатывал, где только мог: носил, грузил, строил, но в последнее время, как уже было сказано, переквалифицировался – начал писать. Обо всём. По заказу и инициативно, для студентов и газет… И ведь получалось. Платной работы, будем честными, находилось немного, но Борису понравился процесс и он «открыл» для себя группы «пишущих» в социальных сетях и раскрученные литературные порталы. А финансово родители подкидывали кое-что на поддержание штанов, пока стабильной работы не найдёт.
Чтобы окончательно закрыть вопрос с характеристикой нашего героя, необходимо отметить, что Муров являлся частым посетителем мероприятий, организуемых региональными разномастными союзами писателей и поэтов. В общем, официально числился литератором, и даже вступил в одно из обществ, правда его точного название не помнил. Когда его спрашивали, отвечал:
– Всекакой-то союз литераторов. Или писателей?
Несмотря на некоторую путаницу с членством в обществе творческих собратьев, с учетом всё же имеющегося, хоть и не так давно открытого дара к сочинительству и некоторых успехов от реального применения выявленных способностей, Борис не мог провести даже одного вечера, чтобы не сотворить какую-нибудь «нетленку», как он сам называл корявенькие и не очень стишки, а также небольшие рассказы естественно исключительно собственного сочинения. Идеи у Мурова фонтанировали неиссякаемым гейзером: то пару десятков строк лирики за один присест нарифмует, то шутку с двойным смыслом сочинит сразу же следом за этим, а то, смотришь, историю из личной жизни или из жизни знакомых изложит от чистого сердца, ничего не скрывая, да ещё и приукрашивая. По нескольку «шедевров» ежедневно на страницы в соцсетях выкладывал, получая «лайки», «плюсы» и другие знаки виртуального признания от незнакомых, невидимых, но таких желанных «поклонников таланта».
Это же наркотик – ожидание похвалы и её получение: если она есть – Борис думал: «так и надо», а если нет – начиналась «ломка неудовлетворённого тщеславия», и парень старался изо всех сил сделать нечто «выдающееся», чтобы получить «дозу». Не важно, что: фото выставить, стишок сбацать наскоро – всё равно какой, лишь бы выложить и увидеть, что кто-то неравнодушен к тому, что он сотворил. Поднятие личной самооценки через иллюзию признания посредством иллюзии действия.
Мурову нравилось, когда его хвалили, но в то же время, чтобы заработать порцию похвалы он не напрягался совсем; когда садился писать, ему казалось, что кто-то невидимый нашептывает ему на ухо нужные слова, оставалось лишь не тормозить и записывать. И даже иногда возникало ощущение, что рукой он не сам управляет, а словно диспетчер какой-нибудь или опытный оператор за ним наблюдает и координирует, настолько литературный процесс был лёгок. Сочинял парень практически без мук творчества, и иной раз получалось неплохо. Поигрался на клавиатуре пару часов, и вот вам – получите. Валяйте, хвалите за очередной «шедевр», улавривайте! А самое интересное в том, что через некоторое время Борис не мог вспомнить, как и под влиянием чего родилось то или иное произведение. Более того, он перечитывал вроде бы своё же и не понимал, откуда вдруг возникла фраза или целый оборот: с внутренним смыслом, в красивых выражениях – в быту он же так не выражался и специально в словарях не выискивал.
Почти год парень литературил, несмотря на время суток и, не соблюдая никакого режима, с одним желанием – лишь бы успеть выразить письменно сюжеты, появляющиеся в голове и по возможности красивыми словами. Сначала всё шло гладко, но потом стал Борис замечать, что действительно далеко не всегда он сам пишет. То, что казалось невозможным, существовало в реале.
Так вот, Борису Мурову даже две недели творческого бездействия показались очень долгими. А два месяца – это восемь недель! Персонально для Бориса это оказались сначала две недели усиливающегося день ото дня дискомфорта, неясного томления, а потом полтора месяца интеллектуальной пытки, когда голову словно распирает изнутри неизвестным давлением, а клапана, чтобы его сбросить, конструктивно не предусмотрено.
Однажды, засидевшись далеко за полночь, сочиняя очередную «нетленку», Муров всё же решил поспать на рабочем месте. То есть, не решил, а поймал себя на том, что печатает на клавиатуре вслепую: глаза закрыты, а пальцы самостоятельно клавиши нажимают. И всё бы ничего, многие печатают вслепую, но ведь не во сне. Мозги во время сочинительства выключаться не должны, как же иначе команды на мышцы рук подавать, и глаза… Им воспринимать результат – обратная связь необходима обязательно, в той или иной форме. Борис с удивлением осознал, что его голова почти уткнулась в стол, мыслей ноль – раньше, когда начинал страницу, были, а теперь нет – но кто-то руками командует: вон, как строчек добавилось.
