В своей работе «Служба Генерального штаба» участник войны А.А. Зайцов сравнивает директивы Ж. Жоффра и Я.Г. Жилинского. Русский документ чуть ли не втрое длиннее, при том, что несет меньше информативной нагрузки организационного характера. Ведь одно дело – проволочное сообщение, и совсем другое – радиотелеграф. Шифровка и расшифровка длинных приказаний затрудняла управление, занимая слишком много времени, поэтому как раз самые важные указания передавались открытым текстом, без шифровки, в эфир. Немцы умело пользовались этими данными. Лишь с установлением позиционного фронта, перепутанного проволочным телеграфом, русские сумели выйти из положения. Однако для этого потребовалось более года военных действий, успех или, напротив, неуспех которых часто зависел от службы связи.

Комиссия генерала Пантелеева особо отметила, что одной из главнейших причин поражения под Танненбергом стала несогласованность действий и указаний между высшими инстанциями – фронтовой и армейской. В частности, отмечалось, что «боевые операции 2-й армии развивались при крупном несогласии во взглядах штабов главнокомандующего армиями фронта и 2-й армии по основному вопросу о направлении наступления 2-й армии в Восточной Пруссии; так как, по выражению начальника штаба главнокомандующего армиями фронта ген. Орановского, ген. Жилинский направлял армию вправо, а ген. Самсонов тянул ее влево»[249]. Таким образом, вся вина за поражение, по сути, была свалена на командарма-2 ген. А.В. Самсонова, благо он к тому времени был уже мертв. Правда, не совсем понятно тогда, зачем вообще был нужен штаб фронта, если командарм-2 якобы действовал не только по собственной инициативе, но даже, как представлено, и вразрез с указаниями штаба фронта? Представляется, что данный вывод был сделан исключительно для того, чтобы оправдать генерала Жилинского, который, вне всякого сомнения, являлся первым виновником за провал Восточно-Прусской наступательной операции.

Результаты деятельности комиссии А.И. Пантелеева стали не единственным выводом относительно ведения русской стороной наступательной операции в Восточной Пруссии. Хотя эти выводы, в львиной своей доле, были сравнительно объективными (перекладывание ответственности на плечи погибшего командарма-2 вызывалось обычной практикой для Российской империи того периода). Практически те же доводы, наряду со стремлением к самооправданию, приводит в своей «Записке», написанной в плену и переданной в Россию, командир 13-го армейского корпуса Н.А. Клюев. Генерал Клюев считал, что после войны его будет ждать суд[250]. Поэтому в числе одного из оправданий была составлена данная «Записка», где бывший комкор-13 выделил:

1. Общие неблагоприятные условия наступления 2-й армии:

А. разбросанность частей.

Б. недостаточность разведки.

В. неизвестность цели движения.

Г. полнейшее незнание обстановки.

Д. отсутствие связи между частями.

2. Спешность движения, измотавшая войска.

3. Отсутствие устройства тыла и сообщений с ним, недостаточный объем подвоза продовольствия.

4. Чрезвычайная информированность противника, по сравнению с русскими.

5. Слабый состав частей – много запасных и мало офицеров (здесь, впрочем, Клюев не упоминает о том, что и немцы в Восточной Пруссии во многом имели далеко не отборные части. – Авт.).

6. Отсутствие руководства операцией со стороны штаба армии в самые критические дни 13–14 августа.

7. Раздробление армии по частям[251].

Свою версию причин, повлекших гибель 2-й армии, приводит и генерал-квартирмейстер Генерального штаба (затем – Ставки) Ю.Н. Данилов. Уже после войны он писал: «В частности, нас, несомненно, приблизили к катастрофе нижеследующие факторы, перечисляемые ниже в хронологическом порядке:

– Несвоевременная готовность и неправильный расчет времени наступления 2-й армии, потребовавшие форсировки движения и приведшие к изнурению войск этой армии еще до начала боевых действий.

– Медленность и нерешительность действий 1-й армии, дозволившая германским войскам выйти из неудачно сложившегося для них боя и выполнить перегруппировку, намеченную новым их командованием.

– Полная потеря соприкосновения с неприятелем 1-й армии; как результат этого – действия вслепую и преувеличенное внимание к Кенигсбергу.

– Последовательное и настойчивое уклонение 2-й армии к западу, способствовавшее удалению от 1-й армии и обнажению ее правого фланга и тыла.

– Разброска корпусов 2-й армии, приведшая к отдельному поражению 6-го корпуса.

– Поспешный и малообоснованный отход 1-го корпуса, открывавший неприятелю путь в обход левого фланга 2-й армии»[252].

Характерно, что Ю.Н. Данилов не стал называть причины, которые в принципе привели к возникновению «нижеследующих факторов». Создается даже впечатление, что в провале операции виноваты исключительно армейские штабы и командармы. А что же тогда делали штаб фронта и Ставка? Данилов не говорит ни о подчинении 1-го армейского корпуса Верховному главнокомандующему, ни о необоснованных и запоздалых приказах главкосевзапа Я.Г. Жилинского, ни, наконец, о собственных планах переброски 1-й армии к Варшаве в то время, когда 2-я армия еще пробивалась к Алленштейну и еще ничего не было решено. Не говорит генерал-квартирмейстер Ставки первого состава и о том (см. пункт 1), что именно он перед войной и уже в ее ходе рассчитывал графики наступления русских армий в Восточную Пруссию, и что именно он позволил Я.Г. Жилинскому «победить» на киевской военной игре в абсолютно проигрышной партии.

Сражение при Гумбиннене показало, что перволинейные русские войска при должном руководстве могут успешно драться с немцами, даже при вопиющем неравенстве в тяжелой артиллерии: противник имел тяжелые корпусные полевые батареи, русские же – лишь армейские в незначительном числе. Компенсация железнодорожного маневра конными массами также должна была быть использована в полной мере: для этого нельзя было останавливаться перед решительным отстранением от командования всех негодных кавалерийских начальников. Наконец, использование резервных войск и тесное взаимодействие русских армий между собой впредь до разгрома 8-й германской армии означали, что русская сторона будет иметь численное преимущество в ходе всей операции в каждом необходимом месте в каждое необходимое время.

«Истощенность» и «оторванность от обозов» были присущи лишь частям 2-й армии, причем это обстоятельство автоматически пропадало с оттеснением немцев за Дейч-Эйлау и полным переходом контроля над железнодорожными ветками Инстербург – Алленштейн – Остероде и Млава – Дейч-Эйлау к русским. И что такое, наконец, два свежих германских корпуса, при условии, что 2-я армия не потерпела поражения, а с тыла Российской империи на Вислу подходили уже резервы второго стратегического эшелона с Поволжья? Окружить немцев русские не могли и при десятикратном превосходстве: Гинденбург практически всегда успел бы вывести главные силы 8-й армии за Вислу по железным дорогам. Но вот занять Восточную Пруссию и нанести немцам тяжелое поражение армии Северо-Западного фронта не только могли, но и были обязаны.

Объективная сторона поражения заключалась в изначально несостоятельном (и усугубленном уже в ходе операции) оперативном планировании, недостаточной разведке, ошибках высшего командования и факте ведения русскими войны «по старинке». В то время как противник уже вовсю использовал железнодорожный маневр для сосредоточения сил на избранном направлении, радиоигру, разведывательную авиацию, искусное сочетание суворовских быстроты и натиска. Все это было достигнуто благодаря предвоенной подготовке немецкого командного состава и качественному превосходству германской военной машины. Кроме того, отвратительное предвоенное планирование Восточно-Прусской наступательной операции вынудило русскую сторону совершить все возможные ошибки.