Задача организации работы тыла вынудила штаб 1-й армии отстать от своих войск, уже продвигавшихся по Восточной Пруссии. Необходимость исполнения союзных обязательств вынуждала русское командование жертвовать тылами, так как все войска требовались впереди, для решительного боя, который должен был оттянуть на Восток часть германских сил из Франции. В начале войны «в первую голову немцы перебрасывали в район развертывания этапные хлебопекарни и личный состав для этапных транспортов, чтобы войска прибывали на уже оборудованную в тыловом отношении территорию»[70], в то время как русские бросали вперед войска. Если для соединений 1-й армии продовольствование людей не представляло особенной трудности, так как местных средств (трофеев) хватало, то для 2-й армии, наступавшей в лесистой местности, эта проблема станет одной из причин слабости сопротивления войск после окружения центральных корпусов под Танненбергом.
Выходило, что взаимодействие корпусами в первую неделю наступления зависело не столько от воли командарма-1, сколько от инициативы командиров корпусов. С другой стороны, П.К. Ренненкампф был убежден, что немцы встретят его именно на рубеже реки Ангерап. Следовательно, он получал некоторое время для того, чтобы лично навести порядок в тылу своей армии. То есть армейский штаб был вынужден задержаться в тылу, дабы наладить руководство не только подходившими войсками, но и тыловыми службами. А потому, так как немцы сами пошли вперед, рассчитывая на встречное сражение, исход первых боев ставился в зависимость от довоенной выучки войск и инициативы низших штабов – корпусных и дивизионных. Именно поэтому корпусная артиллерия не всегда успевала помочь своей пехоте, а подчинявшаяся напрямую командарму конница не организовывала преследования. Тем самым нерешительный исход первых столкновений стал характерным явлением начала Первой мировой войны на Восточном (Русском) фронте.
Уже на следующий день после боя у Сталлупенена Ренненкапмпф понял, что основные силы германской 8-й армии, скорее всего, сосредоточены против него. Выполняя директиву командования, предписывавшую отрезать неприятеля от Кенигсберга, войска русской 1-й армии двинулись на северо-запад-запад. В авангарде шла конница, чьей задачей была, прежде всего, разведка. Однако кавалерийские начальники справиться со своей задачей не сумели, и генерал Ренненкампф вплоть до Гумбинненского сражения не получил сведений о противнике.
Но и более того: конница 1-й армии вообще оказалась «выключенной» из общеармейской операции. Так, 6 августа Г. Хан Нахичеванский позволил втянуть свою конницу в пеший бой у местечек Краупишки – Каушен, отказавшись тем самым от маневрирования. 70 спешенных эскадронов при 8 батареях (42 орудия) безуспешно пытались взять штурмом обороняемые германской пехотой деревни: противник имел всего лишь 6 батальонов при двух батареях. Что значит кажущаяся значительной цифра – 70 спешенных эскадронов, при том, что в составе эскадрона насчитывается 144 солдата и 5 офицеров? При спешивании каждый третий солдат является коноводом – то есть отходит в тыл, отвечая за трех лошадей. Иными словами, с русской стороны в этом бою участвовало около 7 тыс. спешенных кавалеристов против примерно 6 тыс. немецких пехотинцев (численность батальона – около тысячи штыков). То есть – общее превосходство минимальное. Но на деле еще треть сил была выделена в резерв и участия в атаках не приняла.
Атаки импровизированной русской пехоты надлежащего успеха не принесли. Только конная атака эскадрона Лейб-гвардии Конного полка под командованием ротмистра П.Н. Врангеля (убыли все офицеры эскадрона, кроме самого Врангеля, под которым в упор картечью была убита лошадь, и 20 солдат; германских артиллеристов перебили полностью) на немецкую артиллерию внесла перелом в разраставшуюся стычку. Противник отступил за реку Инстер. Организация сражения была самой бестолковой: 4 русские кавалерийские дивизии атаковали неприятельскую пехоту в трех плотных колоннах на фронте всего в 6 верст. Тем не менее противник продержался: «Несмотря на полное господство нашего артиллерийского огня, лобовое наступление нашей спешенной конницы, не превышавшей силами 4 германских пехотных батальонов, против 6 таковых, сопровождалось большими потерями, вследствие полуторного превосходства в силах стойкой немецкой пехоты»[71].
Понеся значительные потери в офицерском и солдатском составе (48 офицеров, 329 солдат и 369 лошадей), Хан Нахичеванский решил дать своим войскам отдохнуть весь следующий день, как раз тогда, когда основные силы 1-й армии участвовали в Гумбинненском сражении. Уже вечером Хан знал, что участвовать в общем бою с противником на следующий день он не собирается. В качестве причины для оправдания бездействия выдвигалась нехватка артиллерийских снарядов.
В результате открытый правый фланг 1-й армии оказался без прикрытия, что едва-едва не позволило немцам вырвать победу в сражении под Гумбинненом. Участник войны справедливо пишет: «В то время как 20-й корпус вел неравный бой с немцами, а конница их производила панику в тылу русских, конная группа Хана Нахичеванского спокойно оставалась в бездействии и устраивала “дневку”… Выполнение поставленных коннице задач было явно преступным. Нельзя было, на месте командующего конной группой, не понимать необходимости действий на тыл противника, с тем, чтобы своими разрушениями в тылу немцев поставить их в тяжелое положение. Ведь действия 80 эскадронов с 42 орудиями в тылу противника, в связи с операциями своей армии с фронта, могли бы повлечь разгром немцев на всем операционном направлении»[72].
Одна даже только угроза со стороны русской кавалерии вполне могла ослабить германский удар по правому флангу 1-й русской армии. Вспомним, что по итогам Бородинского сражения 1812 г. русский главнокомандующий М.И. Кутузов остался весьма недоволен действиями конницы М.И. Платова и Ф.А. Уварова, не решившихся ударить французам в тыл. Однако нависание русской конной массы над французским левым флангом в Бородинском сражении явилось одной из причин того, что Наполеон не решился бросить в бой свою гвардию и тем самым одержать полную победу.
Спустя сто лет русские кавалерийские начальники не просто не решаются атаковать противника, чтобы оказать помощь своей пехоте, но вообще остаются вне сражения, в котором русские понесут потери в 17 тыс. чел. Это при том, что 4 кавалерийские дивизии в бою у Каушена потеряли не более 500 чел. Таким образом, уже в первом же сражении русские кавалеристы убедились, что даже не перволинейные германские пехотные части будут являться серьезным противником и при превосходстве русских в числе и маневре. Б.М. Шапошников, сравнивая действия русской кавалерии на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах, пишет: «Удар русской конницы по чувствительному месту австрийских армий или энергично веденное преследование давали всегда богатые результаты в трофеях среди сравнительно быстро поддающейся разложению австрийской пехоты, к тому же зачастую оставляемой без поддержки артиллерией, уходившей всегда заблаговременно в тыл. Но, даже вынужденная к отступлению, немецкая пехота никогда не приходила в расстройство, не давая здесь русской коннице пожать плоды победы»[73].
Вдобавок ко всему, конница Хана не сумела переправиться через Инстер вслед за отступившими немцами. Такой маневр (переправа через Инстер) давал русским кавалеристам возможность выйти в тыл главной германской группировки, к этому времени уже разворачивавшейся против 1-й русской армии. Таким образом, германская 2-я ландверная бригада, противостоявшая коннице Хана Нахичеванского, сумела не только надежно прикрыть правый фланг и тыл своей армии, но и притянуть к себе всю массу русской кавалерии. Этим немцы не дали русской коннице возможности участвовать в сражении главных сил, состоявшемся на следующий день. И более того – вечером кавалеристы немного отошли назад и открыли противнику дорогу для охвата правого фланга 1-й русской армии.
