Боль, страх и отчаяние – вот что чувствуешь, находясь в подвале палача.

Две недели нестерпимой боли и мук с тех пор навсегда отпечатались у меня в памяти, а злой, нечеловеческий смех демона преследовал еще многие годы в самых страшных кошмарах.

Возвращаясь к утру в Рай, я чувствовала, как губы неприятно побаливали, ведь в первые три дня прокусывала их сразу же до крови.

Палач и не собирался щадить. Он выкладывался на полную, делал все, чтобы сейчас, стоя на пороге дома, мое тело тряслось как осиновый лист на ветру, а я, того и гляди, упаду на колени, даже не дойдя до кровати.

Два этажа казались невероятным испытанием, ведь каждый шаг отдавался болью во всем теле, а руки предательски соскальзывали со стен и перил, в попытках зацепиться хоть за маленький выступ или подсвечник.

Наконец я смогла добраться до своей кровати, в которую рухнула как поваленное ветром дерево и не смела более шевелиться.

Только спустя минут двадцать, находясь на грани сна и реальности, кое-как сняла с себя окровавленную и подранную в лохмотья одежду и с тихим болезненным стоном укрылась мягким одеялом, что приятно касалось кожи. Надо было еще, по-хорошему, сходить в душ, чтобы смыть с себя кровь, но сил уже не осталось.

 Лёжа в кровати, я думала о том, что отец безусловно уже узнал о нашей выходке и какое наказание последовало за ней. Школы просто обязаны были предупреждать родителей о таких крупных инцидентах. И не удивлюсь, если этим занимался сам Сартия. С каким же он упоением в голосе он говорил, как «приятно» будет узнать Михаилу столь «прекрасное» известие.

В моей голове никак не хотел укладываться тот факт, что то, что мы отчасти демоны, не является оправданием нашим деяниям. Да и мы все еще дети. Почему нельзя было просто простить и сказать, что так делать не стоит? Да, предупреждали, да, были ознакомлены, но ведь на первый раз даже смертные друг друга прощают.

«Dura lex, sed lex» – «Закон суров, но он закон». Отец часто любил повторять эту фразу, когда мы с сестрами где-то оступались. Он даже младшую учил этому, что, на самом деле, было правильно.

Как не печально, но мы были осведомлены о правилах и законах. Все об этом знали, но заставил нас сойти на землю тот чертов адский вискарь! В голове возникали все новые и новые оправдания нашей «шалости».

К счастью, отца я пока не видела, да и как-то не очень-то и хотелось. Уже точно знала, каким суровым взглядом он будет смотреть на меня. И в мыслях наверняка останется всего лишь одна мысль: «Что же я в своей жизни такого сделал, что мне досталось такое отродье?».

Прости, пап, но твоя дочь искренне хотела повеселиться и забыла об ответственности. Честно, прости.

Я абсолютно потеряла счет времени, лёжа в полусонном состоянии и уходя глубоко в мысли, которые перескакивали с одной на другую. То винила саму себя, что посмела вот так вот легко поддаться и нарушить закон Ада, то ненавидела Киру, что, абсолютно не думая, сдала нас, хотя по-своему хотела остановить.

Где-то вдалеке на фоне я услышала шаги в гостиной, негромкие голоса, обсуждающие предстоящий день, даже смех. Было очень больно осознавать одно – стоит мне появиться на пороге в столовую, общение тут же исчезнет и повеет холодом. Так было почти всегда и вряд ли когда-либо изменится.

Ближе к ночи тело начало приходить в себя, и я поняла, что даже могу пойти в душ. К сожалению, из-за крайней подавленности, не получилось сотворить даже самую легкую магию. Наверное, это был один из огромных минусов ирамитасов – надо быть бесконечным оптимистом и никогда не падать духом, чтобы постоянно использовать свои силы на полную мощность. Они зависели от нашего морального состояния, которое имело свойство падать, когда это было так необходимо.

По коже потекла приятная прохлада. Вода смывала весь ужас, который произошел за последнее время. Вот бы еще можно было очистить собственные воспоминания.

Однако вскоре вода перестала окрашиваться в красный цвет, грязь с тела исчезла и я, надев шелковую белую сорочку на голое тело, спокойно легла обратно в кровать.

К тому времени бледный диск Луны уже во всю освещал просторную комнату, будто сам хотел поинтересоваться моим самочувствием.

Только я начала проваливаться в сон, как в дверь постучали. Даже в мыслях не представлялось, кто бы это мог быть, особенно в такое позднее время. Но стук оказался невероятно осторожным, будто стоящий по другую сторону боялся разбудить.

– Кейт, можно? – глухо раздалось.

Эмми. Моё рыжее солнышко. Действительно, почему я сразу не подумала о ней? Кто бы еще мог прийти в такой час, чтобы просто узнать, как я себя чувствую? Наверное, именно младшая и была единственным человеком в доме, с которым чувствовалось хоть какое-то близкое родство.

Я поспешно откинула с себя одеяло и, присев на кровати, произнесла хриплым голосом:

– Да, конечно, входи.

Дверь тихонько скрипнула, и в комнату проскользнула миниатюрная тень, освещаемая лунной дорожкой. Серебристый свет играл в локонах девочки, что она действительно сейчас казалась самым настоящим ангелом, который приходит во снах, обещая скрыть от всех бед. Её лицо озаряла холодная Луна, а в глазах была заметна невероятная тревога.

– Ты как? – спросила Эмми, садясь рядом. – Сегодня утром отец очень грубо отзывался о тебе. Днём я хотела подойти, но Катрин запретила и не подпускала к комнате. Сейчас они все уже уснули. Прости, что не смогла прийти раньше, – извинилась девочка и опустила взгляд в пол.

Эмми действительно переживала за то, что не смогла увидеть меня еще днем. К сожалению, в нашей семье не слишком приветствуется поддержка в мою сторону. Да я и не удивилась бы, если отец только и надеялся на то, чтобы Аластор меня убил.

– Ничего страшного, рыжик. Не переживай. – Отмахнулась, – просто очень серьезно провинилась, и в Аду наказали. За дело, если честно. – Я взяла маленькие ручки сестры в свои и глянула в голубые глаза.

В них сияла такая чистота и вера в добро, что в душе зародилась мысль о том, что мне не хочется, чтобы она брала с меня пример. Нельзя ей в Ад.

Минуту спустя я решила высказать свои мысли вслух:

– Никогда не бери с меня пример, если хочешь вырасти хорошим воином и ангелом.

– Катрин тоже так говорит, – задумчиво проговорила Эмс, отводя взгляд в сторону.

На пару минут мы замолчали. Думаю, в этот момент наши с сестрой мысли были похожи, ведь впервые мы с Катрин сошлись мнениями.

Параллельно с этим в мыслях проскочила одна отвратительная вещь, которая наверняка через пол века окажется правдой. Живя рядом с Катрин и проводя с ней куда больше времени, Эмми наверняка когда-то действительно станет, такой же. Она поймет, что демоны – истинное зло, против которого надо бороться, отвернётся от меня и тоже будет ненавидеть. Конечно, произойдет великое чудо, если Эмми сохранит в себе бесконечную доброту к миру и станет таким ангелом, которых рисуют смертные. А ведь она так похожа на маму. Может и выйдет, что характером пойдет в нее?

 Нависшее над нами молчание прервала Эмс. Она положила маленькую ручку мне на колено и произнесла:

– Знаешь, а я не хочу быть, как ты или Катрин. Не хочу бороться только за Рай или только за Ад. Хочу быть между.

– Между Раем и Адом… – будто бы в трансе проговорила я, – это и есть сущность ирамитасов, как думаешь? – спросила с улыбкой.

А ведь в словах Эмми была правда. Я тоже не желала быть ни за Рай, ни за Ад. Конечно, подземное царство мне прельщало больше, но ведь и в Раю есть что-то хорошее. Что-то такое, чего никогда не будет в Аду. Там нет дивных пейзажей, нет невероятных закатов или рассветов. Если отвлечься от всех мыслей и полететь на самые окраины, где начинаются бесконечные сады, то ты буквально чувствуешь, как на душе становится легче. Пропадают все печали, уходит гнев. Хочется жить, летать, мечтать.

– Да, наверное, ты права, – сказала Эмми и сладко зевнула.

Кажется, она уже хотела встать с кровати, чтобы пойти к себе, но после решила спросить. Очень тихо, опустив глазки в пол.