Схватив первую попавшуюся книгу, я вжалась в кресло, пытаясь отогнать от себя гнетущие мысли, и даже не заметила, что не сняла с себя рабочую мантию, на треть обугленную очередным казусным экспериментом.

Я сорвалась с места и выглянула в окно, выходящее на юго-запад — на расстилающиеся в низине крыши и закат, полыхающий над ними. Появилась луна. Мне пришло на мысль поговорить с Тодором Балогом, спросить, что он имел в виду, когда предостерегал меня. Возможно, ему что-то известно. Второпях я заплела волосы в драконью косу, накинула манто, вышла из замка и двинулась по тропинке в сторону города, шагая по хрустящей, белой, как толченое стекло, траве. Ветер воровато подвывал. Уже стемнело.

Добравшись до лачуги Балога, я сразу обратила внимание на то, что в непосредственной близости от неё вязы имели какой-то нездоровый вид. На ступеньках лежали гниющие брёвна, наполовину обожжены, а земля под окнами лачуги застыла в острых ледяных кристаллах.

Над домом Балогов тьму рассекал не свет луны, а причудливого вида дымка, что походила очертаниями на череп с чем-то, торчавшим изо рта.

Тодора дома не оказалось, — ни его жены, ни дочери. Я постучалась в дверь — тишина. Никто не отозвался. Тогда я решила поискать Балога, заведомо зная, что поиски будут непродолжительными — существует только одно место, куда сторож кладбища любит ходить вечерами.

По пути в «Немезиду» я несколько раз чихнула, несмотря на сильное согревающее заклинание, и проклинала анти-аппарационный барьер, наложенный на медье. «Не стоило брести в метель, — я размышляла, сердясь на себя за импульсивное решение. — Лучше бы провела вечер с госпожой. Поспрашивать бы её о том о сём. О портрете...»

Более всего мне хотелось отыскать портрет Стефана Батория, а это не так просто, поскольку он постоянно перемещается. К слову, замок тоже пакостничает — прячет портрет, но притом оставляет мне затейливые подсказки. Госпожа говорит, что Ньирбатор олицетворяет собой всех духов рода Баториев, и мне предстоит не один год, прежде чем я раскушу его естество. «Распечатывай люки один за другим, без спешки, время от времени, — так советует мне госпожа с тех самых пор, как приютила меня, — и замок привыкнет к тебе, и откроет тебе свои тайны»

Пока я размышляла о том, смогу ли отличить портрет Батория от портретов остальных бородачей, я не заметила, что кое-что изменилось. Будь я понаблюдательнее, я бы раньше заметила, что воздух вокруг меня будто подменили. «И улицы отчего-то пустуют», — запоздало подумала я и съёжилась от внезапно накатившего страха.

Оглянувшись по сторонам, я увидела причудливые сгустки тумана возле лощины вдоль дороги. Постепенно сгустки становились более плотными, и мне показалось, что я вот-вот увижу их очертания во всей полноте. Рассудок мой внезапно затуманился, и стало сложно соображать. Какая-то муть обволакивала разум, дорога словно уплывала из-под ног. Небо из-за луны казалось опаловым, верхушки мёртвых деревьев выглядели ещё более мертвыми. Жилые дома приобрели странные, фантастические очертания. Часовая башня на площади рисовалась тем самым Нурменгардом, о котором так любят рассказывать в трактире за кубком огненного рома. В какой-то миг передо мной возникли какие-то тени... а чтоб их... какие-то несусветные конусообразные тени... а цвет... цвета не было... мертвецкий оттенок маренго, отродясь такого не видела. Мои мысли путались, а потом мне взбрело в голову замедлить шаг. Тогда это случилось.

Я почуяла такой гнилостный запах, что меня едва не стошнило, потом необъяснимая горечь сковала меня. «Теперь я знаю... Мне не суждено до конца разгадать тайну Ньирбатора... Я никогда не узнаю, что ищут в Албанском лесу... Не усну в своей мягкой постели... Не увижу...»

Внезапно раздался скрежет колокола. Того самого, которого и в помине здесь не было, и которым так славится наше медье. Спохватившись, я бросилась бежать в сторону моста. Пересёкши реку, я побежала по разбитой брусчатке, пока на всех парах не влетела в «Немезиду».

В таверне Тодора Балога не оказалось.

Почти все столики были пусты, кроме трёх. За одним из них я увидела Варега с его друзьями: Матяшем, племянником Балога и Игорем, кузеном Агнесы. Варег тотчас же окликнул меня, а я уже развернулась и собиралась выйти, чтобы пойти поискать Балога на кладбище. Поймав взгляд Варега, я замерла на месте. Что-то меня в том взгляде насторожило — он у него был какой-то умоляющий.

«Что ж, посижу немного, — подумалось, — отдышусь и пораскину мозгами, что же со мной не так, раз я даже не смогла распознать дементора, подери его акромантул». От того, что случилось снаружи, моя коса растрепалась, пряди висели вдоль лица, и сил даже не хватало, чтобы поправить. Мелкая дрожь била меня, но я попыталась скрыть это, — пожалуй, мне удалось. Варег заговорил со мной, однако я ограничилась односложными ответами. После увиденного ноги у меня стали словно ватные, но, поскольку я сидела, это не было заметно. Варег, казалось, что-то заподозрил: смотрел на меня так пристально, будто вот-вот спросит, что же ты так впорхнула, но Игорь Каркаров трещал без умолку и не давал ему слова вставить. В любом случае я бы не призналась, что только что повстречала дементора и повела себя, как последняя маггла-недоучка.

Я не стала вникать в их болтовню, а сидела молча, ещё не полностью придя в себя. «И почему я сразу не удивилась тому, как непривычно пусты улицы этим вечером?.. А дементор — почему здесь? Почему сейчас?» — я пыталась настроить себя на нужный лад и разобраться что к чему.

Мой взгляд рассеяно блуждал, пока не сфокусировался на окнах с ромбовыми решётками. Мокрый снег, разносимый порывистым ветром, постепенно заслонял обзор в окне. Создавалось впечатление, будто я в ловушке. А ещё меня мутило. Без всяких церемоний я отпила немного огненного рома со стакана Варега, и по телу разлилось приятное тепло. Перед глазами у меня отчётливее замаячили декорации таверны — заколдованные мандрагоры и лианы-душительницы. Мало-помалу ко мне возвращалась способность мыслить трезво.

Каким-то поистине загробным голосом я спросила Матяша, не видел ли он своего дядю, но тот лишь пренебрежительно мотнул головой, мол, нет у него кровного родства со сквибом. А Игорь как-то странно ухмылялся и поглядывал на меня, словно колеблясь. Мне показалось, что ему было невтерпёж мне что-то сообщить.

Игорь, кузен Агнесы, характером очень на неё похож, но она куда более благоразумна. Их дедушка Калоян был болгарином, стяжавшим славу могущественного колдуна. Немудрено, что в свое время он приложил руку к становлению Ангреногена, много чему обучил его, но тот позже отверг старого учителя. Магическое сообщество Болгарии изгнало его из страны в 1912 году, когда он совершил покушение на жизнь первого маглорождённого кандидата на пост болгарского министра магии. Уже в Венгрии он свил семейное гнёздышко, у него родилось двое сыновей, которые отличаются остроумием и буйным нравом. К слову, нет такой черты характера Каркаровых, которую Игорь не унаследовал. Он не скрывает, что мечтает вернуться в родовое болгарское поместье и отвоевать положенное ему наследство.

Мне уже полегчало, и я позволила Варегу и его друзьям отвлечь себя пустяковым разговором. В итоге все пустяки сошлись на очень серьёзной теме — на магглах и том, как они нам досаждают и как от нас требуется срочно что-то предпринять. Ведущим беседы был Каркаров. Он считает себя образцовым оратором и не любит, когда кто-то говорит дольше него.

В медье магглов и вправду увеличилось чуть ли не вдвое, и это лишь за прошлые несколько лет. По этой причине мы, так сказать, стеснены в чарах, становимся всё недовольнее и ворчливее, вынуждены зачастую прятаться от сующих всюду свой нос магглов. Трансгрессировать в медье и в четырёх милях от него не разрешается, а перемещаться через каминную сеть малоудобно. Каждый наш простенький поступок становится объектом расследования. Опыт не из приятных.

Инцидент Варега с полицией в очередной раз доказал, что магглы слишком дотошны для мирного сосуществования. У Каркарова откуда-то взялись сведения, что городской совет что-то замышляет, некую облаву. «Ситуация с магглами сейчас напоминает ту, когда Литве досаждало племя лихих троллей, а Колнас, тогдашний министр, запретил на них охотиться, — поведал Каркаров своим обычным всезнающим тоном. — Впоследствии погибло около трети волшебников Литвы...»