Понедельник, 14 ноября
Сегодня произошло нечто поистине стоящее того, чтобы это записать. На площади Аквинкума около трёх часов пополудни орала как резанная Мири — цыганка, считающая себя провидицей.
«Блеяние кентавров!», «Уймите её!» — доносились, как обычно, насмешки и улюлюканья из толпы.
Красивое смуглое лицо Мири с острыми чертами выглядело измождённым. Она была одета в венгерское такаро — ведьмино одеяло, тёмный артефакт, который стал причиной раздора в её семье, и из-за которого её позорно изгнали. Маги брезгуют её прорицаниями, и на то есть несколько веских причин, но сегодня её слова привлекли мое внимание, да так, что меня пробрала дрожь и, как быстрая чешуя, скользнула по моей спине.
— ПОКОРИЛ САМУ СМЕРТЬ! ИЗУЧИЛ ЕЁ ВДОЛЬ И ПОПЕРЁК! ПРЕВОЗМОГ ЕЁ! НАДРУГАЛСЯ НАД НЕЙ! ПРОДЕЛАЛ САМОЕ ДЛИННОЕ РАССТОЯНИЕ! ТРЕПЕЩИТЕ, ЖИВОТНЫЕ!
Рядышком стояла горстка волшебниц — они обменивались встревоженными взглядами; лавочники и трактирщики бормотали ругательства, их физиономии красноречиво изрыгали: «Кто-нибудь закройте ей рот!»
Когда Мири училась в Дурмстранге, над ней часто измывались; её обзывали грязнокровкой без каких-либо на то оснований. Теперь же она обзывает всех с поводом и без. А однажды она даже заявила: «Животные — это вы все, те, кто пережил режим! Всё это чёртово медье! Всех достойных утащила смерть! Остались одни пресмыкающиеся! Животные... Животные, вот кто вы есть! И я здесь, чтобы вам напоминать!
Вот и теперь, когда я осведомилась, о ком это она огласила такое жуткое пророчество, Мири, зло усмехнувшись, ответила: «Жи-во-т-ны-е-е-е-е!», растягивая слова на манер Ангреногена, когда тот выступал за трибуной перед народом.
У меня похолодело в груди, а возникший внезапно комок в моём горле был сродни шару адского огня. Я тяжело сглотнула. О Мири судачат, что рассудок её окончательно помрачился, но она-то считает себя гласом истины. «А вдруг правда?» — запоздало мелькнуло в мыслях. С каждым её словом, накрепко засевшем в моей голове, на меня накатывала непомерная тяжесть.
Я поспешила отойти прочь. Внезапно в толпе я увидела Варега — его пронзительно-зеленые глаза были устремлены на меня. Он как-то грустно мне улыбнулся, но я не нашла в себе сил ответить. Не мешкая ни секунды, я развернулась, чтобы уйти оттуда как можно скорее.
Комментарий к Глава Первая. Присцилла *Младшая Эдда
**медье — венгерское графство
====== Глава Вторая. Вандализм ======
Среда, 15 ноября 1963 года
Выглядывая из окна своей комнаты в Ньирбаторе, я сейчас вижу лишь нагромождение мертвых ветвей, которые призрачно колеблются в поднимающихся от земли ядовитых испарениях — последствии моего неудавшегося заклинания в сочетании с зельем разряда kairos. Где именно я допустила оплошность? По окончании Дурмстранга я с головой ушла в малоизученные отрасли магии и продолжаю ставить бессчётное количество экспериментов. В эксперименте сперва необходимо построить гипотезу. Строятся предположения; устанавливается связь. Признаться, мои изыскания изредка выходят из-под контроля.
И вот я сидела и думала о том, что бы мне посоветовал профессор Сэлвин, преподаватель светлых и тёмных искусств, мой ориентир во время учебы в Дурмстранге.
Однажды после потасовки с Варегом, когда мои силы были истощены от использования слишком «увесистых» проклятий, профессор Сэлвин помог мне восстановить магический баланс. Он трансгрессировал со мной в Чахтицкий Замок, в котором прожила большую часть жизни и была замурована Графиня Эржебета Батори. К слову, Ньирбатор — это её колыбель, а Чахтицкий Замок — обитель мучительной смерти.
Профессор первым поведал мне тайны подпитки сил в том месте. Согласно его словам, мы черпаем оттуда силы, следуя древнему принципу «obscurum per obscurius», то есть преодолевая тёмное путем темнейшего или, скажем, клин клином.
В Чахтицком замке я излила всю боль от заклятий, которым подверглась и которые задействовала, впитала соки накопительного источника, в результате чего во мне забурлил новый поток жизнеутверждающей магии. Пробыв там целый день, я установила связь с новой магией, пробудившей во мне небывалый силовой всплеск.
Четверг, 16 ноября
Сегодня к нам в Ньирбатор пожаловал Варег Гонтарёк. Я бы предпочла его не впускать, но зная, что он из вредности пожалуется госпоже Катарине, мне пришлось пойти ему навстречу.
В гостиной мы довольно продолжительное время сидели молча. Заставить другого говорить первым — это cтарая дипломатичecкая уловка. Ещё ведьмы Средневековья знали, что в молчании преимущество.
В прошлый раз Варег приходил в моё отсутствие, чтобы потолковать обо мне с госпожой. Видимо, он и помыслить не мог, что она мне всё расскажет (а у нас с госпожой сложились доверительные отношения). По словам Варега, мне «стоит образумиться». Что этот белобрысый имел в виду?
Всё ещё хмурясь на него, я сидела с ним за столом в обеденном зале, но запретила эльфу Фери его угощать. Варега это, казалось, совсем не трогало. Его вообще ничего не трогало — даже когда я нарушила болезненную тишину, спросив, почему бы ему просто не убраться в Англию к Самозванцам. Он пожал плечами, немного помолчал, а потом вдруг выдал: «Я не оставлю тебя здесь одну в такие времена»
«В какие такие времена?»
В последнее время я замечаю в народе тревожные умонастроения — и дело не только в прорицаниях Мири; люди будто пассивно ожидают надвигающегося чего-то. Чего они страшатся? Неужели того, что нагрянет новый Ангреноген?
Отбросив все наши придирки и колкости, я засыпала Варега вопросами, но он ничего конкретно не ответил, мимоходом обмолвился лишь, что «трон пуст не бывает»
Бумсланги бы его побрали за такие слова.
Понедельник, 20 ноября
В медье начали доходить тревожные слухи о том, что в английском магическом сообществе назревает война. По существу, война никогда не заканчивается: чистокровные всегда противостоят грязнокровкам и предателям крови, но на сей раз, ходит молва, дело обстоит намного серьёзнее.
В Аквинкуме в газетной лавке стали толпиться кучки обеспокоенных волшебников. Люди опасаются, что пламя войны вспыхнет стихийно, и в грядущую войну будет вовлечена не только Англия.
В лавке бурно обсуждаются статьи двоякого и просто скандального характера.
«Профессора Дурмстранга опасаются повышения авторитета Великобритании в магической мире и требуют реванша за наплевательское отношение к сохранению чистокровных традиций»
«Азкабан охватила забастовочная лихорадка. Дементоры предъявили премьеру Нобби Личу ультиматум: если в течение недели количество «поцелуев» не будет увеличено в два раза, они откроют камеры Азкабана и выпустят всех узников»
«Если вы посмеете объявить на нас охоту, — предупредил некий аноним, назвавший себя Пожирателем Смерти, — в следующую субботу я уложу с полдюжины мракоборцев, а семьям грязнокровок устрою кровавое воскресенье»
«Сегодня на рассвете сожгли редакцию про-маггловской газеты «Равноправие»
«Бартемиус Крауч: будущий министр магии? Дерзкая вылазка на хрупкий лёд министерской политики»
«Ведовские известия» утверждают, что так называемый «Тот-Кого-Нельзя-Называть трудится без устали, собирает силы и вербует в свои ряды полчища магических существ». Он до такой степени растиражирован в прессе, что в народе уже строят предположения, будто он пойдёт по стопам Гриндельвальда и Ангреногена (о котором, как оказалось, в Британии узнали только после дуэли с Грюмом).
Как по мне, пускай №3 предпринимает в Англии всё, что ему заблагорассудится, лишь бы не смотрел в нашу сторону. Он нам нужен, как покойнику галоши, то есть Третьего мы просто не переживём.
«Если бы наша Пешта не текла так быстро, то и по сей день была бы красна от крови», — говорят наши долгожители, повидавшие много ужаса и скорби. А кентавры — заносчивые блюстители морали — утверждают, что по сточным канавам медье течёт одна лишь кровь, а плач здесь никогда не утихает.
Это не так. Они всегда обобщают и утрируют. Они нас ненавидят.