Возвратившись домой, я узнала, что Фери уже второй день не убирает мою комнату. Вернее, я это заметила. В комнате воцарился бедлам, а также некая тварюга или как её почтительно прозвали — боггарт. Я видела его всего два раза, и второй раз — сегодня.
Распахнув свой шкаф, ни единого платья я не обнаружила, но моему взору предстала огромная чернильная туча, которая тотчас обрела вид разрушенного Ньирбатора. Я сразу догадалась, что это за тварюга, ведь я много чего боюсь, но сокровенный страх у меня только один. В Дурмстранге нас раньше учили, что если хочешь прогнать боггарта, следует от всей души на него выругаться. Лишь недавно светлые умы изобрели «Ридикулус» — не такой феодальный, как предыдущий способ и более толерантный для ушей.
Я потребовала от Фери объяснений, насчёт бедлама. Про боггарта я промолчала: это не его вина. Фери только скорбно покачал головой и сказал: «Это всё Барон». Обратившись к портрету с вопросом, что он сделал эльфу, я услышала:
— Что творится-то, люди добрые! Подходит ко мне этот ушастый и говорит: «Помогите спасти юную Присциллу! Она измотана страшно, а какая была раньше — прямо лебедь, кровь с молоком!» — Барон радостно повёл. — Вот я и послал его... на кухню и пригрозил, чтоб от дел тебя не отрывал.
Недовольная таким поведением и тем, что госпоже Катарине совсем нет дела до того, что творится в замке, я немедленно позвала эльфа, чтобы уладить ситуацию. Разумеется, Барон бы ни за что не извинился, поэтому я просто свела их обоих в комнате и огласила, что конфликт исчерпан и они должны возвращаться к своим обязательствам: Барон — быть советником, а Фери — домовым эльфом. Когда я произносила последние слова, Барон фыркнул, и вспыхнула словесная перепалка. Эльф вцепился в раму своими жилистыми ручками, а Барон начал тыкать шпагой. Время уже подходило к семи. Выбежав наружу, я увидела, что когти почернели. Велев эльфу согнать злость на боггарте, я оставила троих нелюдей и пошла на четвертый этаж.
Во второй раз войдя в комнату Волдеморта, я уже не была похожа на трясущуюся от страха душеньку. Хотя он напугал меня до полусмерти, у него нет тех инфернальных намерений, которые он поначалу себе приписывал. Пока что я ему полезна, а что будет потом, буду думать потом. Предпочитаю не думать о будущем; составлять планы — это не мое. Бык Стюарт — наглядный тому пример.
Ровно в семь я прибыла под дверь Лорда, держа в руке тетрадь. Я постучала — мне никто не отворил. Я стучала два раза. Стоя под дверью, я уловила звуки листания и шипения. Почему Лорд шипит, читая книгу? Хорошая книжка небось. Любознательность взыграла в моей голове, оставляя страх позади. Когда моя рука поднялась, чтобы в третий раз постучать, дверь отворилась, да с таким зловещим скрипом, какой слышен лишь в склепе Баториев.
Волдеморт сидел за письменным столом, а перед ним была развёрнута книга. В его cпокойной позe была oбычная надменная гpация — как будто ничто егo нe волновалo. Освещение было скудным — свечи в канделябре едва мерцали. В камине приплясывали языки пламени.
Бросив на меня беглый взгляд, он нетерпеливо что-то прошипел. Книга захлопнулась, а она... весьма страховидная, что не ускользнуло от меня. Лорд провёл указательным пальцем по облезлому сафьяну, активируя какое-то заклинание. Наверное, защитное. Неужто боится, что я проникну в его комнату полистать книгу? Запретное — это почти всегда что-то стоящее.
В полутьме я подошла и присела. Лорд откинулся на спинку кресла, бесстрастно глядя на меня. Подумав, что мне следует просто отчитаться и поскорее убраться, я вонзила ногти левой руки в ладонь правой и заговорила:
— Милорд, я начала изучать зелье под названием Mora. В вашем обряде оно должно преобразоваться в Morа Hostiis Promeretur, промедление жертвы — на тот случай, если принесённой в жертву жизненной силы будет недостаточно для завершения шестого обряда. А с его помощью удастся расширить интервал, тогда шестой произведется пластичнее, без ущербности обычного действия...
— Ну же, смелее, — перебил меня Лорд, как будто мне не хватало смелости открыть рот. Но я же спокойно говорила! Он нарочно хотел вывести меня из равновесия! Пересилив себя, я сохранила учтивую маску, оставила издёвку без внимания и продолжила:
— Я пришла к выводу, что концепция крестражей не может ограничиваться какой-то одной категорией, но, напротив — в «Розе» имеются сведения, указывающие на существование нескольких. Значит, и обрядов должно быть несколько. Тот, которым вы пользуетесь, скорее всего, требует слишком много отдачи. Я ознакомилась с ним ещё в Дурмстранге, его считают базисным для первого и второго. Особое место в шестом будет отводится магии солипсизму, в рамках которой возможны различные манипуляции. Пространственно-временные отношения во время обряда должны быть доведены до такого понимания, когда они являются не отношениями, а способом представления, уподобляющему шестой новому генезису. Солипсизм третьего-четвертого не использует механизм первого-второго за ненадобностью. То же самое касается пятого-шестого. Я говорю о них в парном отношении, поскольку, как я предположила в прошлый раз, исход шестого зависит от успеха пятого.
Меня насторожило выражение лица Лорда, точнее, отсутствие на нем всякого выражения. Он смотрел на меня свысока и качал головой. Проклятье.
— Присцилла, дорогая, — едко протянул он, — я весьма впечатлён твоей горячечной речью, но... ты разве не говоришь о зелье, которое зависит от определённой комбинации небесных тел? Я и без тебя знаю, насколько важна солипсическая магия в хоркруксии, но даже при такой чудной комбинации мне придётся ждать немало времени. Ты бы ещё придумала, как перенаправить течение времени.
Убийственный взгляд. А секунду спустя — медоточивый голос:
— А теперь будь так добра и напомни, что требуется для Mora?
Лорд откровенно издевался. Сложно очертить пределы его радости, когда он вот так потешается, ожидая, что мой ответ даст ему больше почвы для насмешек.
— Mora требует затмения Луны в противостоянии с Марсом, которое происходит каждые пять-шесть лет. — Я подумала, что Лорд сейчас во второй раз сразится с желанием прикончить меня или хотя бы скрутить в бараний рог.
— И ты говоришь мне это без зазрения совести? — Его глаза полыхнули красным. Я вздрогнула. — Думаешь, я буду играть с тобой, точно кошка с мышкой, даже если ты будешь играть в поддавки? Ты только тянешь время, глупая девчонка!
— Милорд, не упрекайте меня в желании жить, — процедила я, вонзая ногти глубже. — Вы ведь сами сказали, что у меня достаточно времени, чтобы получилось «безболезненно и в совершенстве». Если я подставлю вам зеркало, в котором вы себя не узнаете, не корите меня потом за то, что вам не понравилось отражение.
Синие глаза с багpoвыми искpами на дне зрачков испытующе смотрели на меня, а я не находила себе места. Дрожащие руки-то можно спрятать, но как спрятать лицо...
— Жить хочешь... — протянул он лениво с напускным удивлением, будто я обмолвилась о каком-то неправдоподобном капризе. Взял в руку палочку, Лорд отвлеченно начать её поглаживать. — Похвально, похвально. Ты, как я вижу, уже не дрожишь? Прекрасно. Иметь дело с особью, поминутно теряющей от страха сознание, было для меня довольно-таки неудобно.
— Не могу понять, за что вы ко мне так придираетесь... Я тружусь не покладая рук для вашего блага.
— Иначе и быть не может, дурочка.
— Могло быть иначе. Я могла избрать смерть, но...
— Замолчи! Ты должна благодарить меня, — прошипел он злобно. — Я спас тебя.
— От чего? — нахмурилась я.
— «От чего, милорд», соблюдаем манеры, юная Присцилла, — поддразнил он, упиваясь своим превосходством.
— От чего вы спасли меня, милорд? — послушно спросила я.
— От посредственности.
Немного помедлив, Лорд продолжил:
— Моя репутация величайшего темного волшебника незыблема. Я раздвинул границы магии. Я сам себя создал. Cлава cкоротeчна, но мне нет дела до cлавы, я жажду бeccмертия. И я ожидаю от тебя результатов. Лучше тебе дать мне толковый отчёт, чем уклоняться.
