В оцепенении я даже не заметила, что плачу. Мне стало стыдно.

— Думаешь, он спроста заявился в твой палац? — долбила она меня, не сводя с меня своих глазищ. — Вот увидишь, дьявол обязательно воспользуется этим! Он обратит против нас это родство!

— Дьявол?.. Ка-какой, мать его, дьявол?

— Английский, — Нина сплюнула себе под ноги так небрежно, будто её учил сам Исидор.

— Обратит против вас? Пфф, да при чем тут вы?! — недоумевала я, украдкой соскребая разводы от слез на своей перчатке. «Лорд обязательно увидит и накажет меня», — не отпускала безумная мысль.

— При том, что Сол один из нас. От его поведения зависит, что нас ждёт.

Повисло тягостное молчание. Внезапно забарабанил дождь. Он зарядил надолго. Это была не гроза с треском молний, а унылый ливень, затопивший, казалось, весь мой мир, превративший его в сплошное албанское болото.

Чего-чего, а нервного смешка, который вырвался у меня, я никак от себя не ожидала.

— Думаете, он не узнает, что вы мне тут поведали, а?

По лицу Нины пробежала тень осуждения.

— У меня есть свои чары сокрытия, если ты имеешь в виду то, о чем я подумала.

— Легилименция, — выдавила я.

— Дьявол не узнает ничего из произнесённого на этом чердаке.

— Где его мать? — предсказуемая мысль прозвучала вслух. — Мать Сола?..

— Драконья оспа забрала её. Она распространилась по лесу, точно лесной пожар. Его мать была талантливой колдуньей, она заразилась, ухаживая за больными соседями...

Меня затопило ощущение двойственности. Душенька во мне радовалась, что ещё одному отпрыску Григоровичей удалось выжить, а Присцилла только что лишилась чего-то важного...

И что, получается, отец частенько приезжал сюда? Чтобы проведать своего бастарда-сквиба?..И почему он назвал его солнцем**?

Что-то кольнуло меня острее спицы.

Выйдя во двор трактира, я ожидала, что на меня обрушится неистовая водяная завеса. Но, к моему ужасу, от ливня и след простыл. На миг я даже задумалась, не был ли он плодом моего воображения... Не помню, сколько блуждала в том лесу, но в какой-то момент я наткнулась на темномагический ритуал в исполнении толпы незнакомок.

Облаченные в коричневые кожаные накидки, которые в Сабольче носят только маггловские мясники, они окружили какую-то женщину в красном облачении, которая, судя по её сладострастным вздохам, получала от ритуала несказанное удовольствие. «Suspiria de profundis, morietur in nobis», — бормотали ведьмы, им вторили два авгуреи, порхающие по обе стороны от женщины...

Я просто не могла не остановиться, чтобы понаблюдать, и чувствовала, что меня потихоньку одолевает сон. Ощутив наплыв мигрени, я потерла лоб, и кожа под пальцами показалась мне какой-то резиновой. Сама реальность вокруг меня казалась дрожащей и изменчивой. Мне почудилось, что я гуляю по медье под руку с Варегом и очень настойчиво спрашиваю у него: «Скажи мне правду: неужто совы и впрямь клевали мозги Маккиннонов?» — как вдруг…

Бух!

Я запнулась о куст ежевики и очутилась на куче хвороста и сухих листьев. Больно ушиблась, но сразу же вскочила на ноги. Посмотрела вверх — там было все темно. Зеленые иголки осыпались вокруг. Посмотрела вниз — женщины уже не было: ведьмы окружили что-то, отдаленно напоминающее фигуру единорога.

Покромсанные останки живого существа затронули что-то глубоко в моём сознании, будто оно взывало к моему сочувствию. Но я знала, что от этого вконец раскисну.

— Ты — та самая?! Присцилла?!

Я резко оттолкнула руку, схватившую меня за плечо. Голос подростка. Школьная форма Дурмстранга.

Когда незнакомец сдернул с головы капюшон, я узнала в нем парня, который помогал Солу пытать магглу в трактире. Нина рассказала мне о нём. Звали школьника Вуди Бэгмен, и он должен был проводить меня к Солу. Почему тот не явился в Хостис, Нина не смогла объяснить.

— Ты идёшь? Или как? — голос где-то впереди выдернул меня из раздумьев.

Оглянувшись, я ещё раз взглянула на лесную тропинку, ведущую в Хостис. Её нигде не было видно. И единорог куда-то испарился. Кошмар казался необъятным.

— Я не альбанец, если что.

— Понятно.

— Так вот, я исконный англичанин.

Вуди не смолкал ни на секунду, пробираясь сквозь заросли дикорастущей ежевики, и чертыхался, когда получал очередную царапину. Ежевика злонамеренно тянулась к нему. Она желала ему зла, и я не выдумываю.

Закляв её непечатной руганью, он повернулся ко мне:

— Я вообще-то сначала учился в Хогвартсе. Два года подряд был лучшим загонщиком Слизерина.

— Ясно.

— Учился бы дальше, если бы не наплыв грязнокровок. Они крадут наши знания и обращают их против нас. А потом пришёл Темный Лорд, и я думал «вот! вот, чего нам не хватало!» Родители предостерегали меня насчёт Темного Лорда, но я пропускал мимо ушей. Потом его шестёрки хотели завербовать меня, заявили мне, что он будет использовать меня, как сочтет нужным, и чтобы я не противился. Что его магия, как наводнение, сметает всё на своем пути. И мне, мол, нужно боготворить и служить... Короче, пороли чушь, овеянную романтикой. А мне это не нужно, я наизусть знаю все зелья, я — первоклассный загонщик...

В общении Вуди был ужасно мил, только всё стало бы намного проще, если бы он дал знать, что хоть немного разбирается во всей этой чертовщине. Я собиралась было спросить, почему он в школьной форме, но не в школе, а если окончил школу, то почему в форме... Но несущественный вопрос попросту вылетел у меня из головы.

Мы прошли к небольшой хижине по аккуратно выложенной камнем дорожке. Изнутри доносились яростные удары молотка, загоняющего гвозди по самую шляпку.

— Сол, это я! — крикнул Вуди, пиная дверь ногой. Деловито прокашлявшись, он добавил: — Это мы!

В ответ дверь отперлась со скрипом. Изнутри пролился приглушенный красный свет, донёсся запах опилок.

В тот момент мне меньше всего хотелось видеть Сола. Как и вообще кого бы то ни было. Я и мысли не могла допустить, что отец мог иметь опыт до встречи с моей матерью. Они же были помолвлены с детства. Косвенно это считается изменой... Что ж. Снявши голову, по волосам не плачут, как говорит госпожа Катарина.

У меня внутри все сжалось от слов, которыми бастард встретил меня. Он сидел на стуле с прямой спинкой и еле повернул голову, заслышав мои шаги.

— Боже правый, — молоток бухнул на стол. — Ты всё ещё жива.

Из-под бледных ресниц Сол глянул на своего напарника, а затем перевёл взгляд на меня. Ишака, сидящая рядом на каком-то дрянном ведре, зашипела на меня и внезапно улепетнула в темноту. Послышался саркастический смешок.

— Ах, прошу простить нас... К нам ведь пожаловали такие почтенные гости.

Во мне вскипела злость. И в хижине мне было чертовски неуютно, будто вонь сквибства въелась в её стены.

— Нина велела тебе показать меня что-то важное. Делай, что велено.

— В таком случае, — изрек Сол, торжественно привстав, — я предлагаю прогуляться. У меня нет трактирного чердака.

— Могли бы и там поговорить. Если бы ты пришёл.

В ответ он лишь фыркнул.

Мы пробирались сквозь заросли и вскоре запутались, словно насекомые в паутине.

Сол шёл впереди, и ему досталось больше всего. Выбраться из заpocлей ему стоило нескольких прорех в брюкаx и кровоточащиx царапин на рукаx. Ко вceму прочему, мы потpeвожили стаю мелких мошек, poeм закpужившихся вокруг. Отпугивающие заклинания на них не действовали. Я с особой остротой ощутила бесполезность всего, чему меня учили, и шла, oгибая препятствия, стаpаясь не задевать дажe тoнчайшую ceть паутины.

Тропинка закончилась, упираясь в три поваленных дерева.

— Вот место, где Тёмный Лорд едва не погиб, — произнёс Сол.

Вуди дёрнул его за рукав мантии, как будто опасаясь чего-то. Капелька пота сползла по его лбу. Мне тоже было страшно, но я держала себя в руках и молча смотрела на то, что вызвало в моей памяти февральский заголовок: «АЛБАНИЯ ВВЕРГНУТА В УЖАС»