И тут к моему ужасу лысый поклонился мне. Xoлодная ярость в его глазах и вздувшиecя желваки на скулах не ускользнули от моего внимания. Я поняла, что всё гораздо хуже, чем я предполагала.

— Мы все тут знавали господина Грегоровича, мой лорд, — с искусственной живостью ответил Сол. — Отец был рад называть его своим самым лучшим другом.

У меня помутилось в голове. «Самый лучший друг?.. Отец не рассказывал ни о каком Вальдрене... Что за чушь!»

— Расскажи нам... — Лорд пригубил ещё немного, — да, расскажи, где мы будем жить, так интересно услышать это от тебя, как ты это произносишь. — Высокий голос Лорда был гнусавым, как никогда прежде.

— Вы будете жить в доме моего отца, мой лорд, — Сол опять поклонился. — Большая честь, что мой отец превратил наш дом в обитель чернокнижников... то есть чернокнижника, sui generis, единственного в своём роде, Тёмного Лорда, нашего покровителя. — Интонации Сола звучали столь искусственно, что он казался вышколенным шутом, играющим роль, отведённую ему безжалостным демиургом.

Пару раз я дотрагивалась до Лордовой руки в немой просьбе прекратить это представление, но он никак не реагировал и продолжал измываться над своим шутом.

— Расскажи Присцилле, где ты живешь, мразь.

— Я живу в трактире Нины, мой лорд, — всё тем же искусственным тоном отвечал Сол.

Послышались смешки и подначки сразу нескольких глоток. Жильцы двора не расходились, как видно, ожидая увидеть ещё одну казнь.

— Я ухожу, — объявив, я тут же поднялась, подбирая полы платья, чтобы перешагнуть через скамью.

— Сядь, — процедил Лорд. — Это же так уморительно, разве ты не понимаешь?.. — Он вздохнул и, взяв нож, принялся кромсать мой бисквит, к которому я не притронулась. — И это всё, что ты съела? Видела, какие формы у Нины? Нельзя быть такой тощей, душенька. Мне нужно во что-то вонзаться.

Его слова подействовали на меня как удар драконьего хвоста. Я крепко прижала рукой живот от внезапной судороги. Лорд вёл себя как отъявленный подонок. Я понимала, что он дразнит меня, но всё равно было ужасно такое выслушивать.

— Я... я не голoдна. Большe не xoчу, спасибo.

Пронзив шоколадную мякоть, Лорд поднёс вилку к моим губам, и я сроду не чувствовала себя столь униженной. Кусок бисквита толкался мне в губы и пришлось раскрыть из, чтобы поскорее с этим покончить. Потом второй. Третий. В награду за покладистость Лорд вручил мне вилку. Отложив её в сторону, я запихнула в рот остатки бисквита, глотая так быстро, словно это могло склеить ошмётки моего достоинства. Едва не всхлипнула, когда Лорд потрепал меня по щеке. Видела, что Сол наблюдает за нами, но его мина была пустой.

— Она у меня избалованна, видишь ли, — поведал Лорд, как всегда, спокойно и властно. — Но в остальном совершенно вменяема. Как тебе известно, Присцилла прибыла сюда прямиком из Сабольч-Сатмар-Берега... Расскажи, что тебе известно об этом графстве?

— Слыхал о тамошних волшебниках, мой лорд. Разодеты всегда по-праздничному, околачиваются без дела, палец о палец не ударяют. Дома кишмя кишат доксями, боггартыми и другой нежитью, — пропел Сол будто заготовленную речь.

Волдеморт дико захохотал, демонстрируя ослепительно белые зубы. Мне хотелось закричать, как кричит ведьма, проснувшись в гробу. Я помотала головой, надеясь, что вот, встряхну дурной сон... Тут же опустошила стакан с огненным виски, который непонятно каким образом оказался передо мной, но был очень кстати. От крепкого напитка я закашлялась, горло обдало огнем. Огонь, умри со мной...

— Ну же, дальше.

— Я счастлив, мой лорд, что отец завещал дом тому, кто этого достоин, че-чернокнижнику, истинному господину, — декламировал Сол, вызывая у Лорда всё новые приступы злого смеха. Зелёные глаза блестели укрощённой ненавистью, которую я ощущала до корней волос. Невзирая на ту чушь, что он порол, посадка головы у него была дерзкая. Весь мой мысленный процесс скукожился в вопрос: что он с ним сделал?

— Дальше, мразь, — Лорд ощерился в понятном только ему одному веселье.

— Я к вашим услугам, миледи. Я умею только служить.

— Я не леди. Я Приска, — твёрдо повторила я, но никто меня не слушал. Палач уже лобызал под столом сверкающий ботинок Лорда, который сидел, как фараон. Он был не просто спокоен. Он был бесчеловечно спокоен.

— Золотое, однако, сердце у меня, — проворковал он, и его рука опять накрыла моё колено.

Под столом слышалось фырканье Берты. Писк. Сол вылез.

— А как жена, ребёнок? — полюбопытствовал Лорд. — Не хочешь позвать их сюда поздороваться?

— Не надо! — взвыл тот, размазывая по лицу огромные слезы, которые я заметила только теперь.

— У малыша наверняка режутся зубки, и он... — Лорд резко подался вперёд, — плачет всю ночь, верно?

— Нет, не плачет.

— Да неужели? Повтори.

— Он не плачет, — дрожащими губами прошептал Сол.

— Может, позовём твою жену и спросим у неё, а?

— НЕ НАДО, УМОЛЯЮ! — взмолился Сол. Окинув и Лорда и почему-то меня обезумевшим взглядом, он ровно произнёс: — Он плачет. Сильно плачет, очень, очень громко.

Его заметно трясло, точно загнанного зверя, который не выносит унижений, но которому есть что терять. Среди всех жующих и пьющих я не обнаружила ни одного сочувственного взгляда. Но кому придёт в голову сочувствовать палачу? Только золотисто-карие глаза Нины смотрели на лысого с едва скрываемой скорбью. Она стояла, облокотившись на стойку и всем своим видом говоря: «Это несправедливо, но иначе никак». Знать бы, что тут было и каким образом всё так обернулось... Понятно было лишь одно — дом Вальдрена Лорд, что называется, узурпировал; в басню о завещании я ни на секунду не поверила. Лорд меж тем при виде тотального излома жертвы продолжал добивать.

— Напеваешь ему тот куплетик, да? — поддразнивал он. — Сол, ах, Сол. Экий пошляк. Что бы отец сказал? — Губы Лорда подрагивали от веселья. — Ты сию же секунду воспользуешься своим грязным языком, чтобы спеть мне ещё раз. Да, потявкай мне в самые уши!

«Это не может быть явью, это сон». Но я не просыпалась, в моих ушах ядом сочился голос Волдеморта. Казалось, вечность прошла, мир погиб, остался только Хостис, и хищник всё клевал, терзал и сплёвывал. Берта давным давно уже вылезла — за своей пилюлей, разумеется. На её лбу выступил характерный пот, а на лице рисовался такой ужас, как если бы злой дух сграбастал её душу и навсегда разлучил с любимым Криспином. Наигравшись с Солом, Лорд отослал его прочь, поднялся во весь рост и наклонился мимо меня, чтобы взять свой саквояж. Наконец достал пилюлю.

Я молча прошла мимо него и направилась к лестнице, ведущей в наш с Бертой номер. Лорд следовал вплотную за нами, такой высокий, что его тень на ступенях полностью накрывала наши.

Бегло оглянувшись, я увидела, как трактирщица смотрит нам вслед с малопонятным выражением, а эльфийка собирает со стола тарелки, стаканы и остатки гуся, запечённого с черносливом, кладёт на поднос и уносит.

Когда мы наконец достигли второго этажа, где находились наши номера, я юркнула в дверь, затащив Берту и тут же заперлась защитными чарами. Он позволил. Мог бы не позволить. Золотое, однако, сердце. Будь оно трижды проклято.

Обстановка в номере была довольно уютной: туалетный столик в виде ведьминого алтаря, огромный комод, две кровати и ванная комната, куда вела дубовая дверь. Украшением был висящий на стене между кроватями веер неопределённого цвета и длиной с рост ребенка. Псило-Берта по-рыбьи таращилась на веер и настояла на том, чтобы я к ней присоединилась. А как бы иначе я рассмотрела, что веер вырезан из человеческой кости? Вернее, из коллекции костей, сплющенных рукой злого мастера. Ярким контрастом этому вееру были белоснежные полотенца, сложенные на комоде с трогательным бантом и шоколадными лягушками.

Благодаря псилобицинам Берта восприняла веер с точки зрения счастливой ведьмы, видящей дурной сон, перецепилась за завёрнутый край ковра и рухнула на постель. А я была лишена такого уютного умопомрачения. Торопливо переоделась в ночнушку; не умывалась, не расчёсывалась и не смотрела в зеркало. Страx сковал мои движения, и напряженность минувшего дня дала о себе знать. Я легла и плотнo укуталаcь, подавляя дpoжь, но coлод был внутри меня. Лёжа на спине, я разглядывала лепныe узopы на потолке.