Посреди ночи меня разбудил звук поворачиваемой дверной ручки в моей спальне. Вынув из-под подушки палочку, я cпрятала pуку пoд одеяло, притвоpилась спящей и сквозь прищуренные веки наблюдала за дверью. Долго наблюдать не довелось. Дверь приоткрылась: в образовавшуюся щель заглянуло ярко-красное. Сделав несколько шагов, Лорд стал в изножье моей кровати и глядел на меня. Он, ясен пень, понял, что я притворяюсь, потому как сказал: «Одевайся. У тебя десять минут», и вышел, хлопнув дверью. У него, видите ли, приключилась бессонница, и он подумал, что неплохо бы пойти распечатать люк.

Мы пошли и распечатали. В люке висело оружие. Совсем безобразное, до жути унылое, не стоящее трудов, внимания и времени оружие. Шпаги в потускневших матерчатых ножнах, пара кривых рапир и пара кинжалов. Лорд обнаружил брешь — одного кинжала не хватало. Самого главного. Единственно ценного. У него тогда был вид человека, пришедшего к определённому решению и намеревающегося осуществить его любой ценой. Меня трясло по-чёрному. Бежать, бежать, но бежать некуда. Лорд говорит, по-настоящему убежать можно только в Албанию. Переминаясь с ноги на ногу, я выдержала его буравящий красный взгляд, и когда он резко бросил «возвращаемся», ринулась в выходу. Он мне припомнит каждую не-находку, я это знаю наверняка. Мстительный Гонт.

Дикий дерн обильно перевивал дверь склепа и его терпкий аромат заполнял это тесное пространство, в котором сквозь едва заметную синеву алые глаза прожигали во мне адскую дыру.

Я не могла смотреть на Волдеморта без мучительных корчей — инцидент в моей спальне плавал на поверхности моей памяти, почти как выловленный труп Лугоши. Зачем его выловили, понятия не имею. Почему Эйвери не уничтожил его, ума не приложу. Зачем он наблюдал за мной с моста — почём знать?.. Домыслов много, но всё это чушь по сравнению с такими вот моментами, когда я провожу время наедине с «ужасом и трепетом», от которого всецело завишу, и в которого якобы влюблена.

Атмосфера в склепе была опасная. Я чуяла это даже не сердцем, а каким-то неприкосновенным лоскутком души, тонким, как участок кожи между чешуей, и с опаской поглядывала на кожаное кресло, в котором Волдеморт восседал, трансфигурировав его из сундука. Наверное, в таком же кресле он посиживал часы, планируя захват мира.

Насилу оторвавшись от его взгляда, я трансфигурировала лесенку в прямоугольный стол, чтобы разложить на нём свитки и тетрадь с планом поисков Маледиктуса. Взвесив и перевзвесив каждый абзац очерка с Тенебрисом, я готовилась излагать свой замысловатый план, не вызывающий во мне особого энтузиазма, ведь вся моя учёность может в итоге оказаться мыльным пузырем, но я была готова отстаивать своё... рвение. Собиралась разложить по полочкам необходимые меры предосторожности в Тенебрисе. Нужно учитывать все нюансы, в противном случае крестраж того и гляди обзаведётся собственной личностью.

Однако надобности в письменах сегодня не было.

Задним числом могу сказать, что чернокнижник неспроста рвался в склеп — ему невтерпёж было приступить к практической части обряда. Он обманул меня.

Когда дверь склепа со скрежетом отворилась и вошла маггловская женщина средних лет, в чьей поступи и отсутствующем взгляде угадывался Империус, я уже предвидела всё, что её ждёт. Вернее, так мне казалось.

Следом за женщиной вползла медянка. Даже не медная, а ярко-янтарная. Очень симпатичная.

Я машинально попятилась на несколько шагов, но застыла, когда холодная рука скользнула по моей спине и горячий шёпот потеребил волосы на моём затылке:

— Тенебрис предпочитает грубую силу. — И краем глаза я увидела, как инвентарь чернокнижника вынимается из мешка и раскладывает сам себя по центру склепа.

Женщина между тем обратила на меня взор, блестевший неестественной доброжелательностью и гостеприимностью, словно собиралась налить мне чаю. Я впала в столбняк. От тяжелого предчувствия у меня перед глазами всё поплыло. Усугубилось это и тем, что на женщине был сарафан попугаистой расцветки: сиреневый цвет мешался с режуще-салатовым, розовость — с ярко-алыми сполохами.

Лорд на скорую руку чертил волшебной палочкой большую пентаграмму на полу. Запечатав рисунок, он привёл его в действие, для чего ногтем добавил руны между пятью концами звезды.

— Давай, закатывай рукава и действуй, как я, — сочно прошипел он, немигающе глядя на меня. — А если вздумаешь блевать, разделишь с этой тварью её участь.

Ощущение было такое, словно меня занесло совсем не туда; как будто судьба готовила мне что-то необычайно приятное, подбрасывая мой жребий, но Волдеморт перехватил его.

«И как же я раньше не заметила этого мешка», — я костерила себя, дабы не поддаться всеобъемлющему ужасу.

Крови было очень много.

Сориентировавшись на шипение Волдеморта, медянка выскочила из-за спины женщины и в мгновение ока перекусила локтевую артерию на её левой руке. Та лишь мельком взглянула вниз — и ничего не поняла.

Невербальное заклинание рывком опрокинуло женщину — от её падения сотрясся воздух. Лордовые движения кистью руки пригвоздили её к нарисованной пентаграмме в центре склепа. Был миг, когда она как ужаленная подскочила и попыталась высвободиться. Приподнялась — и снова упала. Изо рта у неё текла кровь, но, судя по её подернутому заволокой взгляду, она так ничего и не поняла.

Чувствовалось, как что-то напирает на центр склепа изнутри, будто пoтенциал настоящего обряда хоркруксии хотел выбраться и с каждым мгновением давил всё cильнее. Пространство заполняла сочащаяся ненавистью, совершенно исключающая свет сила.

— Подумай вот о чём, — обратился ко мне Лорд, на ходу опускаясь на колени рядом с магглой. — Если это не сработает, я впустую потрачу магию, а ты... — в его глазах появился опасный блеск, — для тебя всё будет кончено. Поняла?

— Не рановато ли приступать к практической части, милорд? — ровным тоном спросила я; мой мозг отказывался принимать смысл его последней фразы.

— Благодаря тебе, хвалёная кровинка Годелота, моя подготовка к шестому крестражу продвигается той же скоростью, с какой растут арбузы, — желчно отрезал он и кивком направил меня туда, куда ему было угодно. Мне ничего не оставалось, как встать на колени с другой стороны, всем своим видом вопя о том, что я — его преданная слугиня, ждущая его распоряжений.

Височная вена Лорда заметно подрагивала, когда он нацелил палочку на магглу. Казалось, что он собирается причинить ей всевозможные мучения и вложить в заклинание всю свою силу. Ведая его кровожадности, я ожидала предсмертных пыток, но в следующую секунду голова женщины свалилась в сторону. Авада Кедавра.

С медянкой Лорд был почти что нежен. Вогнав её в сон двумя нотками ритмического шипения, он положил её возле головы женщины, сообразно с церемониалом Тенебриса.

Разрез в грудной клетке женщины был достаточен, чтобы в него проходили обе руки Волдеморта.

Моя роль была довольно плоской: стоя на коленях вплотную к маггле, шептать трансфигурационные заклинания, чтобы Лорд попадал не под внезапно бьющие струи, фонтанирующие из разверстой раны, а под безобидные снежинки. Как мне кажется сейчас, это было лишь предлогом, чтобы я лишний раз воочию увидела то, о чём не напишет ни одна газета.

Он был по локоть в крови. Рукава его сверкающе-белой рубашки были закатаны с вызывающей смутные подозрения аккуратностью. Я с досадой отметила, что кожа на его предплечье так чиста, какой была моя до того, как он запихнул мне под кожу призрака Пифонского змея.

Пока я шептала снежинистые заклинания, Лорд нашептывал пробное заклинание, голыми руками последовательно убирая внутренние органы магглы со своего пути, как того требовал обряд.

Обряд, на котором настояла я.

С неиспытанной доселе ясностью я поняла, что повинна в смерти этой неизвестной женщины. Пару раз я непроизвольно качнула головой, как пьяная, но ведая, что Лорд всё улавливает, обуздала свои нервы и сосредоточенно создавала дурацкие снежинки. Мертвецки-серый свет пробивался из-под щели двери. «Неужели весь мир снаружи погиб?.. — мелькнула мысль. — А у меня только онемели колени».