Шиндер внезапно издал какой-то забористый хрюк, чем несказанно меня напугал, а потом со стаканом в каждой руке двинулся в сторону буфета.
Позже Эйвери показал мне нож — тот самый, что оставил ему шрам, похожий на борозду. Ни дать ни взять — животрепещущая тема! Острый, как бритва, клинок, с грядой семи идеально симметричных зазубрин, гоблинская сталь. Я вертела в руках этот красивый нож; алкоголь огнём бежал по жилам, мышцы расслабились. С Эйвери просто невозможно вести себя, э-э, респектабельно... Он между тем откинулся назад, вытянув ноги вперед и задев ими Алекто, от чего та разразилась такой бранью, что хрусталь задребезжал и на столе и в буфете. Каркаров нервно ковырял в зубах, не сводя глаз с Эйвери, потом выплюнул и начал подниматься в замедленном темпе, словно доисторический монстр из пучин бездонной пропасти.
Только задорный смех Алекто смог усадить его обратно. А когда она подалась вперёд и похлопала его по щеке, у него рассудок будто бы прояснился.
Фух! Ну сколько можно?!
Стоя на балконе, мы с профессором Сэлвином говорили о Миклосе. Я многое слышала о нём в последнее время, включая и новость о том, что его частенько видят в амбаре в лесу неподалеку от зелёного соснового холма, где раньше располагался лагерь кентавров. Профессор серьёзно воспринял мою просьбу помочь мальчику, но мы, кажется, опоздали. Миклос уже не мальчик — он стал на голову выше Исидора. Он теперь носит чёрные брюки и что-то похожее на синий солдатский мундир времён Габсбургов.
Сверчки вокруг дома стрекотали до одури, а я чувствовала пустоту в груди. «Неужели Миклос так привязался к кентаврам, что возненавидел нас всех?»
— Зачем он только вляпался в эту историю?! — горячо возмущался профессор. — Я в общих чертах поведал ему о том, как мы веками пытались избавиться от риг-латноков, а Тёмный Лорд взял и избавил. Объяснил ему, что нет смысла цепляться за прошлое, но он ни в какую! К черту ваш Дурмстранг, так и сказал!
— А он сказал, что будет делать дальше, профессор?
— Сказал, что вернётся к кентаврам.
— Но куда???
— Наши воссоединились со стадом Албанского леса, а куда те откочевали, никто не знает. Они могут быть где угодно. Миклос найдёт их, я уверен. А что касается учебы в Дурмстранге, то здесь я бессилен, все наслышаны о его фокусах и повадках. Если бы школа начала принимать тех, кто без дела околачивается с кентаврами...
— Но вы должны принимать во внимание, что на характере Миклоса сказалось...
— А-а-а!!! Миклос? Крутой парнишка! — заорал Каркаров, неожиданно возникший за нашими спинами. — Эпохе пай-мальчиков пришёл конец! Ручаюсь, пойдёт по моим стопам!
Профессор поправил галстук с таким видом, будто только что прозвучало чистосердечное признание.
— Мерлин окаянный! Ты хоть что-нибудь говоришь на полном серьёзе?
— Я что-то не припоминаю, профессор, чтобы вы мне в Дурмстранге нотации читали. А теперь уж поздно начинать, — забросив в рот горсть миндальных орешков, Каркаров беспардонно рассмеялся.
Его развитая мускулатура нависала над нами огромной глыбой. Я не стала спрашивать Каркарова, известно ли ему месторасположение министра Дженкинс. Кому как не ему. А Лорду безразлично, что тот вытворяет, покуда дело не затрагивает интересов его или других Пожирателей.
— Эй, пошли вниз, послушаем Шиндера, — подмигнул он мне. — Старик сейчас будет объяснять, зачем мы делаем то, что мы делаем. Будет интересно.
Воскресенье, 15 мая
Сегодня мы с Агнесой пошли искупаться. Вообще-то мы надеялись вытащить с собой Берту, но Мальсибер не отпустил её.
Босая, в вишнёвом пеньюаре с пуговичками спереди, Берта стояла в холле и недоуменно хлопала ресницами. Она даже не поняла, что у нас там из-за неё разразилась битва. Мальсибер с лучезарной улыбкой шепнул, что пора принимать «пилюли счастья», на что Берта прильнула к нему со страстью, присущей только жертве.
«Вы окажете дурное влияние на мою невесту, незамужние своенравные барышни!» — заявил Мальсибер во всеуслышание госпожи Катарины и всех духов Ньирбатора, когда мы повторно попытались вытащить Берту. Больной ублюдок. Мы оставили его пыхтеть над Бертой, когда она устроила в замке исступлённо-псилобициновую примерку своих туалетов.
Была и другая причина, по которой мне хотелось выбраться из замка. Шлейф госпожи Катарины ежедневно отравляет воздух испарения розовой воды. Одинокая вдова теперь души не чает в английском лорде. Но на сей раз она полностью отдаёт себе в этом отчёт. Боюсь, что одними перчатками госпожа не ограничилась; что-то мне подсказывает, что Лорд регулярно получает подарки. Госпожа мне в этом, конечно, не признается, потому как мы с ней почти не разговариваем, — покуда речь не заходит о Мальсибере. Осадить её я не могу, чтобы не навлечь на себя немилости.
— Мне-то розовой воды не надо. Я попросту Приска, душенька, глупая девчонка. Но не дитя в лесу. Я многое понимаю. И что за дурацкое сравнение? А он кто — король акромантулов? — рассуждала я вслух, пытаясь опровергнуть вердикт Агнесы, но у меня не очень получалось, судя по её скептическому наклону головы.
По пути на Пешту я вспомнила о Метке и в отчаянии готова была броситься назад. Агнеса была к этому готова. Она тут же наколдовала мне на предплечье широченный браслет, на вид из платины. Выглядело уродливо, но это не суть важно.
Важно совсем другое. После сегодняшнего купания я зареклась больше не ходить на Пешту.
Поплескавшись в воде, мы развалились на песке, томясь в лучах солнца.
А вскоре на берегу сгрудилась кучка зевак.
Центром общего внимания был обезображенный труп. Он лежал, уткнувшись лицом в песок. Когда его перевернули, я увидела, что глазницы у него и вправду пусты. Лацканы жакета, носки и штанины уже сожрали пухлые заглоты.
Я смотрела на Лугоши, ничего не чувствуя, кроме омерзения. Стукач. Смерти мне желал. А я покупала у него круассаны.
Милорд убил его.
Благодарность. Обида. Злость. Благодарность. Противоречивость моих чувств, как быстрая чешуя, пустила холодок вдоль моей спины. Горы вдали рисовались сплошной чернотой на голубом небе.
Мёртвые тела в самыx неожиданныx местах давно стали для Сабольча привычным зрелищем. Толпа взирала на труп с лeнивым любопытcтвом. Потом подключились ведьмы — преимущественно те же, что раньше торчали на развалинах ломбарда Розаски. Какой-то союз трагических бездельниц?..
Плававшие под мостом утки хрипло крякали, равнодушно глядя лодочника, бросающего им крошки хлеба.
На мocту cтоял Эйвери. Положив локти на каменный паpапет, oн cмотрел на меня.
— Вот те приключений привалило... — внезапно сказала Агнеса и дотронулась до моего лба: — Да у тебя жар, подруга!
Комментарий к Глава Двадцать Первая. Берта Джоркинс https://youtu.be/dSQvqnHKTp0
Песня — тема Берты и Криспи.
====== Глава Двадцать Вторая. Feminine Doom ======
Среда, 18 мая 1964 года
— А как насчёт того, чтобы Мальсибер присмотрел за Ньирбатором в наше отсутствие?
Тяжело вздохнув, я лишь помотала головой.
— Как предсказуемо. Впрочем... я могу позволить тебе взять его с собой — сколь приятной будет такая компания? А? Мы расположимся, разумеется, в спальном вагоне, а Мальсибера... — длинные паучьи пальцы потерли мертвецки-бледный подбородок, — забросим в какое-нибудь менее уютное местечко. Что скажешь? Я бы даже не прочь принести его в жертву... Но сперва пусть хотя бы окрестностями полюбуется...
Я молчала, теребя цепь от лампочки, которая некогда свисала с потолка склепа. Тон Волдеморта отдавал испытующей игривостью, и сложно было сказать, чего он добивался, задавая вопросы с заковыркой. Интуиция подсказывала, что неверный ответ побудит его пойти в наступление, а ещё одной тесной возни с ним в замкнутом пространстве я бы не вынесла.
Иногда мне кажется, что я могу читать его мысли — например, когда он смотрит на моё платье и высокомерно вскидывает брови, — а иногда совсем не могу догадаться, что у него на уме. Вчера, когда мы распечатали люк на втором этаже, в его взгляде я прочла всё предельно ясно.