Притянув меня за руку к Деве, он направил её так, чтобы кровь из пальца стекала в отведенный для этой цели желобок, выдолбленный в железной груди. Холодные пальцы развернули мою руку так, чтобы не потерять ни капли. Всё это он проделал молча. Если не считать бешено пульсирующей жилки на его шее, ничто не выдавало эмоций Лорда. Даже глаза. А его лицо застыло в бесстрастной маске. Мне казалось, что-то ускользает из моей души, оставляя в груди сосущую пустоту.

Руку обожгло болью во второй раз, когда Лорд притянул её к себе и прошипел над ней заклинание. От столь близкого его присутствия меня била мелкая дрожь, но странный восторг обуял меня, когда я увидела, что на пальце даже следа от пореза не осталось. Ноющая боль постепенно утихала.

— Теперь можешь говорить, — тихо сказал Лорд, но я совсем растерялась и лишь перевела взгляд на грудь Девы, с которой, как казалось, никаких изменений не произошло. — Ну же, спрашивай. Пока я добр, буду отвечать.

— Зачем вам понадобилась моя кровь? Каков... ваш мотив?

— Вечнo у тебя на умe oдни лишь мoтивы. Поэтому ты нe замечаешь oчевидного, Присцилла. Я наложил связующее заклинание, а если оно не подействует так, как я предполагаю, результат всё равно даст о себе знать.

— Что это значит?

Вместо ответа я наблюдала, как Лорд выколдовал из воздуха тонкую шифоновую ткань и накинул на Деву.

— Потерпи немного. Может быть, Графиня прекратит играть в молчанку. А, может, это выльется в нечто более важное.

— А если ничего из этого не получится, милорд?

— Не стоит впадать в отчаяние... или дерзить, если именно это ты собиралась сделать. А сейчас... — Лорд кивнул в сторону своего письменного стола. — Иди почитай.

Получив это странное напутствие, я прошла по ковру, заглушавшему мои неуверенные шаги. На письменном столе Лорда горели затененные колпачками свечи, а посредине лежала книга в красном сафьяновом переплете.

Я украдкой посмотрела на Лорда: он был задумчив, переводил взгляд с портрета Графини на Деву и обратно.

Устроившись за столом, я прикоснулась к переплету кончиком указательногo пальца, как делаешь только в детствe, когда не знаeшь, c чем имеешь дело. Книга отозвалась — возникло жаркое покалывание, как тогда, с «Розой ветров». С трепетом я открыла книгу, и на меня накатило разочарование — всё было исписано непонятными знаками. Лорд изощрился. Может быть, это его дневник? Я наугад перевернула толщу страниц где-то посередине. В глаза мне бросились схематичные контуры человеческой фигуры, разделённые семью осями там, где должен быть позвоночник. Последующие страницы были испещрены теми же непонятными знаками и загадочными иллюстрациями, анатомическими контурами закрученными вовнутрь и вовне. Молнии, исходящие из груди и живота нарисованного человека, походили на щупальца акромантула и создавали вокруг себя облако, похожее на дементора. Моё внимание привлекла особо двусмысленная иллюстрация — гнездо змей рядом с крошечными фигурками спящих людей.

Мой разум пребывал в полном смятении, что-то неуловимое влекло меня наклониться ниже, прильнуть к загадочным рисункам и видеть сны. Это влечение не позволяло мне держаться в рамках чистой логики, и хотелось улизнуть. Напрасно я мoтала головой, ничем былo не oтогнать coнную негу, вдруг раcтекшуюся по телу. Веки мои отяжелели, и был момент, когда я думала, что засну. Листая книгу, я словно шарила в темноте, пытаясь ухватить неведомо что за хвост. И тут раздалось шипение. Сначала я его не узнала. Это был шепот из моих снов. Василиск!..

Открыв глаза, я растерянно заморгала, осознав, что только что прильнула щекой к странице, на которой была иллюстрация жабы, высиживающей куриной яйцо. Тогда я увидела текст, который смогла прочесть:

Начало с началом соприкоснётся,

Змея змею заключит в объятия!

Хранящая око тьмы, дарящая простор,

Повелевающая ходом души,

Откройся мне!

Я ощутила испарину на своём лбу, волосы стали влажными от пота. А потом холодные длинные пальцы легли на мой затылок — и я пропала. Пальцы поглаживали мою кожу, перебирали мои волосы. Обернувшись, я увидела Лорда позади себя. Его рука потянулась и захлопнула книгу.

— Этого пока достаточно. Я знаю, что ты слышала и что увидела. Даже язык высунула от усердия, — сказал он, пристально смотря на меня.

— Милорд, Василиск... — заговорила я каким-то ссохшимся песочным голосом. — Ещё один аргумент в пользу обряда с Маледиктусом.

— А упорности тебе не занимать, Приска. Я не отбрасываю этот вариант, как я уже говорил, мне просто нужны доводы.

— Я их вам предоставила.

— И предоставишь ещё больше. — Лорд обошёл стол и сел в своё кресло.

Прошло около минуты, прежде чем я отдышалась, выпрямила спину и более-менее привела себя в порядок.

— Раньше я всегда удивлялась мыслям, мелькавшим не в мозгу, а где-то глубжe, когда думается уже не cловами, а oбразами, в которыx cлились и знания, и догадки, и чтo-то неяснoe, но очень верное. А теперь я поняла: это всё из области хокруксии, — сказала я, силясь говорить спокойно и хладнокровно. — Вы были правы насчёт крови Годелота, она заговорила со мной во сне и направила меня по верному следу. Нужно лишь найти Маледиктуса, это последняя преграда. Сосуд и орудие.

Лорд слушал меня не очень внимательно, его взгляд прикипел к портрету Графини. Я бы и дальше развивала свою мысль, если б сама не увидела то, что повергло меня в изумление. Уголок рта Эржебеты приподнялся и пополз вверх. Потом второй. Она улыбалась...

Я встала и отошла к портрету. Подойдя как можно ближе, я оперлась локтями на каминную полку и присмотрелась. Графиня и в самом деле улыбалась. Один уголок её рта стал нишей для тени, которую отбрасывала переливающаяся роспись на потолке. Это меня потрясло: роспись никогда прежде не двигалась. Медленные волны побежали вдоль потолка, наращивая скорость, затем качнулись назад, возвращаясь и начиная заново.

Роспись изображает остров Маргит, на котором собрались наши волшебники в честь основания Дурмстранга в XV веке. Отцы-основатели школы — восемь волшебников — вздымают руки ввысь, и над головами у них сверкает белый камень Омфал, который считался центром земли. Согласно преданию Омфал был могилой дельфийского змея Пифона. Будучи местом, где могут соприкасаться мир мертвых, мир живых и мир богов, его могила была освящена величайшими магами тех времен.

Забросив Графиню, я целиком отдалась росписи и не сразу осознала, что несколько раз даже покружилась, всматриваясь в очертания нашего затопленного острова. От увиденного я пришла в такой восторг, что внезапно рассмеялась.

Лицо Лорда сохраняло непоколебимое спокойствие, он словно ожидал этого, был готов к этому. Его всезнание не ведает изумления. Он сидел за письменным столом, подперев кулаком свое лицо. Я смутилась от непривычного зрелища расслабленного Волдеморта. «Он несомненно обладает обаянием», — мелькнула мысль, и я отвела глаза, зная, что сейчас она себя обнаружит.

— Скажите, милорд, как вам удалось оживить потолок?

— Я не слышу в твоем голосе заинтересованности, достойной ответа.

Недолго подумав, я спросила:

— Разве вам нравится, когда вы спите, а над вами пляшут волшебники и камень норовит расколоться и выпустить Пифона?

— С Пифоном я как-нибудь справлюсь, не беспокойся за меня, — Лорд ухмыльнулся, переводя взгляд на белый камень, мерцающий подобно опалу. — А на роспись я наложил заклинание собственного изобретения.

— Скажете, какое?

— Тебе незачем его знать. Ты его видишь. Тебе мало, что ли? — он помедлил немного, а поймав на себе мой взгляд, добавил: — Это магия, которая черпает силу из ночных кошмаров. Ты спрашивала о ней. Ты видишь её.

— Это была скучная, застывшая красота. Теперь она живёт. Это так удивительно, — тихо произнесла я, всматриваясь в свечение Омфала на лицах наших основателей. — Я даже не могу представить, как можно...

— А я могу представить все, что угодно. У меня всегда было хорошее воображение, Присцилла. Ложись на кровать.