— Видишь, что Ньирбатор мне позволяет? — Лорд буквально лоснился от самодовольства. Я неуверенно кивнула. — Как ты считаешь, это хорошо?

— Если... если вам от этого хорошо, значит...

— Значит, тебе от этого тоже хорошо. — Лорд нависал надо мной, а в его взгляде вдруг проскользнула тень прежней враждебности. — Думаешь, меня заботит что-то другое? Думаешь, мне есть дело до того, от чего тебе хорошо?

Похоже, это был риторический вопрос. Я заметила, как напряглись мышцы егo искаженного лица. Сокращение мышц былo кратким, почти мимолётным, нo чувствo надвигающейся катастрофы мёртвым грузом легло на моё сердце. Его слова теснились в моём мозгу и жужжали, как мухи.

То и дело мне бросается в глаза двойственность его натуры. У него два лица — одно благосклонное, другое угрожающее, два голоса — один высокий, другой шипящий, словно исходящий из груди, снедаемой огнем.

— Есть всего две аксиомы, выполнение которых гарантирует тебе положение подле меня, — Лорд выждал паузу, сверля меня взглядом, и продолжил: — Повиновение и холодный ум. Никто, имеющий хоть какие-то надежды задержаться подле меня, никогда не должен позволять чувствам преобладать над умом и расчетом.

Я с трудом оторвала от него взгляд. Несмотря на его «откровение», меня одолевал убийственный испуг. Волдеморт гладил меня по голове. Волдеморт соорудил алтарь в неположенном месте. Этот чужак — настоящий чернокнижник. Кто знает, чего он там нахватался в Албанском лесу у колдуна, приютившего его. Необратимый опыт хоркруксии отрезал для него пути отступления. Не сказать, что я предполагаю возможность воссоединить разорванную душу — нет, я просто боюсь его непредсказуемости и внезапных перепадов настроения. Холодному уму нет места там, где царит испуг. Как же я могу мыслить хладнокровно, если боюсь до чёртиков? Теперь же страх мой усугубился тем, что он гладил меня по голове. Проклятье.

— У тебя на лице такое благоговейно-испуганное выражение. Я всё чаще вижу его, — вкрадчивый голос заставил меня медленно повернуть голову. — Как думаешь, Приска, что это?

— Повиновение? — Я смотрела не мигая в красные всполохи абсолютной пустоты его глаз. Низкий гортанный смешок отозвался в позвоночнике дрожью. И прозвучал как оскорбление.

— Теперь можешь идти к Катарине.

Госпожа Катарина сидела в ярко-синем платье, в которое любила когда-то наряжаться в оперу на «Синюю Бороду» Белы Бартока. В те дни на её груди льдисто блестел ручей бриллиантов.

Теперь на меня смотрела усталая женщина. Кожа на её скулах потоньшала, будто протёрлась. Бескровные губы были приоткрыты, чтобы не пропустить очередного глотка воздуха. На верхней губе — капельки пота. Спальню госпожи заполнял истошный запах гвоздики и цитрусовых.

— Душенька, тебе что-то нужно? — спросила она, удивлённо на меня воззрившись. Она даже не помнила о выпитом зелье.

— Просто зашла поздороваться, госпожа. — Я была готова расплакаться от отчаяния. — Я соскучилась по нашей прошлой жизни, когда... когда мы были свободны... в своём доме. Соскучилась по нашим разговорам.

— Мы всегда можем поговорить, душенька, — госпожа улыбнулась, с недоумением проследив за слезой, скатившейся по моей щеке. — Что с тобой происходит? Это Тёмный Лорд так влияет тебя?

Её слова застали меня врасплох. Я не ожидала, что госпожа сама затронет эту тему, тем более в негативном ключе.

— Я... меня... что вы, госпожа! Тёмный Лорд... может быть добр. Когда пожелает.

— Ты гораздо больше встревожена, чем хочешь себе признаться, Приска. Я знаю, всё дело в нём.

— Простите, госпожа, но я вас тоже хотела спросить о нём. Вы виделись с ним вчера? — Она утвердительно кивнула. — А он что-нибудь говорил вам? Спрашивал вас о самочувствии?

— Ну да, — госпожа как-то нервно передёрнула плечами. — Знаешь, что я заметила, Приска? В его присутствии меня одолевала тяжкая хандра, а после того, как он удалился, я испытала невероятное облегчение. У меня было такое чувство, будто я изгнала из себя дьявола.

У меня челюсть отвисла. Если навязчивую глупую влюблённость можно сравнить с дьяволом, то какой же он незатейливый.

— Ты не поверишь, душенька, — куртуазно продолжала госпожа, — но когда я увидела, как он стоит на пороге моего салона и смотрит со своей наглой ухмылкой на мой комод для шитья с тридцатью катушками, у меня мелькнула мысль, отчего же этот демон, прибывший поездом из далёкой Англии, решил на столь продолжительное время задержаться в нашем Ньирбаторе... — На это я лишь кивнула, пытаясь сдержать слёзы. — Я, конечно, помню о письме моего дражайшего Криспина, но всё же я питаю огромные сомнения насчёт того, подобает ли гостю быть в гостях так долго, что кажется, будто он обосновался. — Выговорившись, госпожа испустила вздох глубокой измождённости.

«Ещё как обосновался, — подтвердила я, из трусости оставляя эту мысль при себе. — Он присвоил себе целый этаж с детскими комнатами Баториев. У него Железная Дева нашей Графини и её драгоценности. У него здесь свой алтарь. В подвал теперь ни ногой, потому что там сидит его маггл...»

— Но, в конце концов, он не какой-то там демон, а человек из плоти и крови. Он же мужчина. А от мужчин всего можно ожидать! — воскликнула она, подчёркивая каждое слово наклоном не головы, а всего корпуса. — А девушкам, имей в виду, всегда тяжелее! На долю мужчин в непредвиденных обстоятельствах выпадает куда меньше хлопот.

Я ошарашенно выпучилась на госпожу.

— О чём вы, помилуй Мерлин?..

— А ты сама посуди, Приска! Незамужняя девушка. Фамильное проклятие. Гонтарёк — милый мальчик, надёжный и воспитанный, но пользы-то от него никакой! Ты живешь под одной крышей с другим мужчиной! Видано ли такое! А вдруг его пребывание в Ньирбаторе погубит все надежды на костёр? А без костра союза не будет. В роду Грегоровичей без костра брачный союз укладывали только бастарды! Это... — госпожа лихорадочно глотала воздух, — это падение в глазах общества!

От обвинительной речи меня начало подташнивать, и я cтрадальчески вoзвела глаза к пoтолку. Довольно-таки щекотливый момент. Меня как ножом резанула мысль, что, пади я в глазах общества, госпожа не позволит себе завещать Ньирбатор изгою.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, госпожа. Ваши опасения беспочвенны. Кто я, а кто Тёмный Лорд... Он самый великий тёмный маг, у него в подчинении тысячи волшебников и волшебниц, английская мафия в лице Малфоев у него на побегушках, пол-Европы открыто присягнули ему на верность, у него титул, а вы примешиваете сюда меня, обычную ведьму... В его глазах я ничтожество. — Я старалась как могла. Стало быть, перестаралась; госпожа недоверчиво покачала головой, и на её губах промелькнула недобрая усмешка.

— Не торопись с выводами, Приска, — промолвила она. — Наверняка у него имеются какие-то циничные причины, которыми объясняется его продолжительное пребывание в нашем доме.

«Да, причина имеется — шестой крестраж, да помогут мне все падшие силы поскорее его сварганить!»

Вдруг явился Фери. Гаденыш всё чаще появляется, когда его не зовут. Он жаждет подслушивать, другого объяснения нет. Подойдя к камину, он принялся кочергой разгребать жар и отбрасывать в сторону прогоревшие уголья.

— Фери, что ты творишь? Апрель на дворе! — Госпожа потребовала объяснений. Это окончательно убедило меня в её выздоровлении. Она больше не мёрзнет от неразделенной любви.

Фери тоже это понял — на его болотистые глаза навернулись слезы, и он ущипнул себя за ухо, чтобы удостовериться, что ему это не снится.

Я сидела молча, пытаясь особо не вникать в смехотворные подозрения госпожи. Упоминание Варега меня взбесило. «Милый мальчик». Жалкий трус. Багровые сумерки быстро сгущались, скоро уже должно было стемнеть. С позволения госпожи я вернулась к себе.

У себя в комнате, не находя выхода душившей меня злобе, я бросила Депульсо в любопытную ворону, которая сидела на ветке вяза в нескольких дюймах от моего распахнутого окна. Она напомнила мне о летучей мыши. А вдруг это — анимаг? Троица Лестрейндж отослана, но вдруг ещё найдутся Пожиратели, желающие мне смерти? Например, Крауч, соисполнитель самых грязных дел?