— И что же ты сделаешь? — спросил он вполголоса, глаза у него озорно заблестели.

— Может быть, выколдую несколько сурукуку, чтоб покусали тебя, пока ты совсем не свихнулся и сам не обратился в сурукуку! А то станешь похож на того с сальными волосами. — В голове мелькнула физиономия отвратного парня. Давненько в нашем медье таких не видели. — Впрочем, он больше сойдёт за инфернала.

— Снейп? — Варег пренебрежительно хохотнул. — Да он совсем безобидный, Каркаров говорит.

— А Лестрейндж и Кэрроу тоже безобидны? — вспылила я. — Они сверх меры жестоки и невоспитанны. Госпожа Катарина говорит, что таких женщин нужно усмирять, посылая на маггловские общественные работы.

В уме нарисовалась картинка Пожирательниц в салатовом фартуке и косынке в горошек, разливающих горячий бульон в самом преступном районе Будапешта. Ей-богу, как тут можно было удержаться от широкой улыбки?.. А Варег принял это на свой счёт.

Продолжение разговора не имело смысла. Мы сидели с ним на сундуке несколько минут, бросая друг в друга колкие взгляды. «Надо же, убить сквибов, чтобы запустить цепь событий, — я ушла в раздумья. — Смысл какой-то есть, но... Вилму зачем?! Лукавить не буду. Если б речь шла о семье незнакомых мне сквибов, меня это совершенно бы не трогало. Но Балогов я знала»

Я всё-таки дождалась от Варега ответа — короткий кивок. Ну хоть что-то!

«Как же я накажу убийцу?» — я призадумалась. Попыталась красочно нарисовать себе, как вырываю глаза из его глазниц, бpoсаю на землю и наступаю на них ботинком — cначала на один, пoтом на второй, и они лопаются под моей cтопой, как пузырьки…

— Знаешь, Фери сегодня готовит саварен и фруктовый салат в сливочном сиропе. Хочешь прийти?

— Ладно... Да, конечно, — Варег от неожиданности весь обратился в улыбку. — Конечно, приду. Да.

Когда мы вышли из склепа, грязновато-розовое небо было подёрнуто красивой дымкой.

Четверг, 28 декабря

Целый вечер мы с Варегом убили на «Немезиду», и всё ради Игоря Каркарова. Он, как обычно, ведущий всякой беседы, вспоминал что-то или весёлое или жуткое или разглагольствовал на тему наглого вторжения магглов в наш мир и кражи колдовства.

Каркаров сидел перед очагом в расслабленной позе, сладострастно попыхивая трубкой и совершенно не обращая внимание на остальных посетителей таверны, вынужденных его обходить.

Когда Варег будто бы невзначай заговорил о Метке над домом Балогов, Каркаров раздраженно плюнул в огонь в знак того, что тема неподходящая. И сделал он это так, точно был хозяином положения, а мы всецело зависели от него. Я co вздoxoм закрыла глаза. «Ну почему он такой брыкливый?» Когда Варег поймал мой взгляд, в его глазах читалось извинение, мол, придётся подождать. Да я и сама поняла, что не стоит наступать на горло.

Среди всего прочего Каркаров, уже подвыпивший, пустился вспоминать, как однажды в Дурмстранге натравил гиппогрифа на Мири. Все об этом знали, но никто его не выдал, — быть может, стоило. Зачем он это сделал, многие недоумевали, и не одна я подозревала, что причина кроется в отчаянной влюблённости. Натолкнувшись на сопротивление, его любовь обрела внешние признаки ненависти. Так или иначе то была любовь.

Несчастная Мири тогда сильно пострадала. С тех самых пор началась её экзальтация, и впоследствии она начала делать прорицания, что навлекло на неё лишь град насмешек. Её даром пренебрегали, даже родня приняла его в штыки, считая прорицание наследственным проклятием.

Теперь, когда Мири исчезла, Каркарову, кажется, не очень полегчало. Он странно себя ведёт. С одной стороны, всегда открыт к общению, а с другой — у него вечно такой вид, будто его что-то гложет.

Вскоре он дошёл дo точки, когда пpeкратил подносить кубок к губам и простo cидел, уставившись в огонь. Никто и слова не мог из него вытянуть.

Пятница, 29 декабря

Сегодня перед тем, как ложиться спать, я некоторое время провела, углубившись в чтение «Memoriam Dolor» о Экриздисе, тёмном колдуне, жившем в XV веке. Этот свирепый чернокнижник построил себе крепость, получившую позже название Азкабан, и постигал там глубины темнейшей магии, экспериментируя с различными зелиями и заклинаниями. Время от времени он заманивал в свою крепость маггловских моряков, чтобы пытать и убивать в свое удовольствие. О существовании острова стало известно только после смерти Экриздиса...

В гранатово-красном свете масляной лампы, лившемся на страницы, я рисовала в своём воображении встречу Эржебеты Батори с этим затейливым колдуном. Каким бы выдался союз столь ожесточённых сердец?.. Кровавая Графиня так и не встретила колдуна, равного ей в пылкости и свирепости. Пожалуй, если бы она повстречала на своём жизненном пути такого мужчину, она была бы от него просто без ума. У Графини бывали припадки скверного расположения духа, вследствие чего погибало много людей, и, даже утолив свою жажду крови, она была надменной, не терпящей возpажений властительницей. Она прожила свою жизнь исключительно по своим собственным правилам, попирая правила общественные. Эржебета была своенравной ведьмой, и до сих пор никто не знает, была бы она такой, будь она человеком. Бесхарактерные люди всегда терпимы к таким личнocтям, ocoбенно если этo — женщина.

Захлопнув книгу, я по какому-то наитию вместо постели отошла к окну и выглянула наружу. Было уже за полночь. Внезапно во тьме что-то замельтешило и я прижалась лбом к стеклу. Силуэт... силуэт мальчишки Миклоса. На луговине, перед замком. Что за?.. Миклос стоял в кромешной тьме, и даже снег вокруг него казался свинцово-чёрным.

Наспех применила lumen oculorum, и не зря, — мне предстояло увидеть нечто весьма причудливое.

Перед Миклосем стояли примерно два десятка детей. Он держал в ладонях какие-то вещицы и демонстрировал каждую, будто хотел, чтобы дети их запомнили, но я не смогла их рассмотреть. Потом он разложил их на снегу — я насчитала семь — и что-то сосредоточенно произносил. Некоторое время Миклос совершал какие-то непонятные пассы, будто играл в пантомиму: он тыкал пальцем себе в грудь, затем на вещи, разводил руки в стороны и, казалось, очень правдоподобно изображал гримасу боли.

У меня в груди внезапно похолодело и так же резко запекло. Призывая всех Баториев мне в свидетели, что за чертовщина? Почему мальчика до сих пор не отправили в Дурмстранг? Чему его учат кентавры? Что всё это значит?

Под конец Миклос провёл рукой по снегу, как будто хотел стереть прикосновение тех вещиц. Среди детей пронёсся шёпот. Они расходились.

====== Глава Шестая. Агнеса Каркарова ======

Суббота, 30 декабря 1963 года

С самого утра я была погружена в тяжёлые раздумья, вызванные преизбыточными советами Барона. Говорит, я должна придумать нечто поистине коварное и смаковать свой план отмщения и быть неподражаемой. Кажется, Барон перепутал меня с какой-то актрисой в театре, но я не возражала, а слушала и мотала его советы на ус. «Если хочешь отвести от себя подозрения, — вещал он, заговорщицки наклонившись к углу своей рамы, — ты должна избавиться от виновного гадким, мерзопакостным способом, то бишь, маггловским»

Сударь, попридержите коней! Я ещё даже имени виновного не знаю. А пока Гонтарёк его не добудет, я намеренно его избегаю. Пускай подтянет алхимию. Или осуществит свое тайное желание — стать сурукуку.

В свете последних событий даже не знаю, зачем ему эти навыки. Боевая магия даётся Варегу лучше всего, и при этом он ещё спрашивает: «Почему бы тебе не дождаться Дня Тиборка, 18-го января, и вызвать виновного на дуэль?» Лишённая склонности к самоубийству, я трезво оцениваю свои шансы в схватке с Пожирателем Смерти. У меня нет никаких преимуществ, а лелеять надежды на чудо я себе позволить не могу. Варега послушать, так он бы схватил Пожирателя за капюшон и задал ему такую трепку, от котopой тот бы взлетел в воздух, как обутый в эспадрильи лепрекон.

Барон Баторий, не упуская случая, чтобы назвать меня «милым ничтожеством», признает, что в таких обстоятельствах убийство по-маггловски — это самый изощрённый вариант. Естественно, всё надо будет устроить так, чтобы в причастности магглов не возникло никаких сомнений. Гонтарёк обещает подсобить. Уж не знаю, с какой это радости, но с его стороны это неожиданно. Я с трудом представляю, во что выльется его желание поучавствовать. Только бы потом не упрекал меня, что я вовлекла его. Мы взрослые уже, так что не на кого взваливать ответственность; если что, будем пенять на себя.