И случилось в том году, весной, великое событие. Мама, оставив его на попечение соседок по коммуналке, съездила на неделю в роддом и привезла оттуда двух совершенно одинаковых младенчиков – Дашу и Ташу.

Почему двух? И хоть бы разных, а то на одно лицо. Колю так и подмывало посоветовать маме махнуться с кем-нибудь дубликатом.

Они лежали перед ним на маминой кровати, два тугих сверточка с красными кругленькими рожицами. Страшно смешные. Разве такие бывают?

Мама присела с ними рядом и смотрела, смотрела, смотрела. Потом его, Колю, за руку к себе притянула:

– Ну как, а? Сестренки твои… красавицы…

Коля солидно кивнул. Наверно, и вправду красавицы, раз мама так думает.

Мама, сидя, обнимала его и смотрела на младенцев. Это было до того непривычно, чтобы мама так долго его обнимала, до того было тепло и хорошо, что Коля тоже начал радоваться этим красным рожицам.

А они вдруг проснулись. Причем обе сразу. Дружно сморщились, открыли беззубые ротики и смешно запищали. Прямо не дети, а котята какие-то!

Мама вскочила, засуетилась, схватила обеих на руки, растерянно посмотрела на одну, на другую и вдруг сунула один кричащий сверточек прямо Коле в руки:

– Ну-ка держи крепко, не урони.

А сама села, расстегнула кофту, отвернулась от Коли неловко и приложила другую малышку к груди. Та тут же затихла и громко, аппетитно зачмокала.

Тут же затих и Колин сверточек. Ну точно же – дубликат! Один в один.

Затихла малышка и вдруг открыла затерявшиеся в припухлых веках глаза. Взглянула туманно сквозь Колино лицо и удивленно вздернула бровки.

И тогда в Колиной груди будто огромная белая птица взмахнула лохматыми крыльями.

Раздался стук в дверь.

– Светлана, можно к тебе? – заглянула соседка тетя Тоня, опекавшая его всю неделю.

Вошла, деловитая, суровая, по пути подхватила с пола упавшее полотенце, по пути поправила покосившееся зеркальце на стене:

– Ну что, непутевая, кормишь? Корми, корми… Одного без отца выкормила, а теперь и еще двух!

Мама, склонившись над девочкой, молчала. Наворчавшись, соседка положила рядом с мамой на кровать стопку стареньких потертых пеленок и ушла.

А Коля спросил:

– У них тоже папы нет?

Мама все молчала, и Коля понял, что спрашивать не надо.

А девчонки оказались редкостные ревы. И коварные! Быстренько выработали у Коли устойчивый рефлекс: чуть пискнут – хватать их на руки. Бедная мама, дождавшись Колиного возвращения из школы, уже в пальто, передавала дочек ему, а сама бежала отдыхать за мытьем полов в ближайшем гастрономе.

А Коля, пританцовывая, расхаживал по комнате и пел песни, держа на каждой руке по сестренке.

С каждым днем они тяжелели, и к маминому приходу его уже шатало от усталости.

Но он не сердился. После таких плясок вкусно елось и приятно сиделось за учебниками. И так себя уважалось! Мама теперь смотрела на него как на друга и партнера по общему делу.

И в жизни-то все вдруг стало легко складываться. Шел он утром в школу после бессонной ночи, а задачи сами собой решались. И слова все почему-то правильно писались, даже сквозь дрему, если сморит. А другие предметы и вовсе были ерундовые, только сиди и слушай.

Его вдруг сильно зауважали одноклассники и наперебой зазывали к себе уроки вместе делать. Но Коле по гостям некогда было ходить.

А враг, как был с первого класса, так и остался один, но лютый.

Его тоже все уважали, но с большой опаской, уж очень зол был. Хоть ростом был невелик, зато безжалостен, а потому в драках поражений не знал. А на Колю злился он беспредельно, потому что ничего не мог поделать с этим огромным, на голову выше и в два раза в плечах шире, отличником. Где это видано – такие огромные отличники, без очков!

Встретив Колю в первый раз во дворе с широкой двуспальной коляской, он натужно захохотал:

– Морозов ребеночка родил! Да какого большого, толстого! Ха-ха-ха! – выдавливал он из себя так, что глаза выпучились.

– Пупок развяжется, – бросил ему Коля через плечо и не спеша покатил коляску дальше.

И на следующий день в классе враг с таким же радостным надрывом заорал:

– Пропустите женщину с ребенком, а то у нее молоко пропадет!

Кто-то удивленно оглядывался, кто-то сконфуженно хихикал. Коле до этого дела не было, просто голос у вражины был противный, помоечный такой.

И тогда Коля не спеша подошел, так спокойно, что вражина даже боевую стойку не догадался принять, так же спокойно взял гаденыша за затылок и пригнул его вниз, в мусорную корзину головой. Еще удивился, что враг почти не сопротивляется.

Подержал так некоторое время под радостный хохот, пока враг не начал орать, извиваться и лягаться. Потом аккуратно поднял за шиворот, смахнул огрызок яблока с уха и подсолнечную шелуху с волос:

– Тебя умыть?

Враг взвыл, убежал из класса и больше в этот день в школе не был, за что и получил прогул. Коле даже жалко его стало.

Пришло лето и принесло с собой тепло и свободу. Мама с утра собирала их на прогулку, провожала Колю с коляской в ближайший скверик и там оставляла чуть не до вечера.

Девочки копошились с игрушками, кушали кашу, пили водичку из бутылочек, засыпали, опять просыпались. Коля менял им ползунки за ползунками, пока не иссякал весь запас, и опять игрушки, и опять спать.

Частенько к ним приходил лучший друг Серега, и тогда в перерывах между кашей и ползунками они успевали переговорить о разных интересных вещах. А если подходящей темы не было, то Серега пересказывал последний виденный им фильм, например, «Неуловимые мстители»:

– А Яшка, сечешь, им прямо так: выкраду вместе с забором! И глазами: зык, зык! А потом стрелять стали – кх, кх! По бутылкам! А? Ха-ха-ха! А Буба у дверей: о-о-оч-ч-чи ч-ч-черные! И – трах! – гитарой по кумполу. А этот – ык! – вя-а-а-а! – изображает Серега сраженного Бубиной гитарой.

Съедали по-братски и мамины бутерброды, и мороженку, купленную Серегой, запивали чаем из термоса. Благодать!

Так сидели они дальше, сытые, с тающим в животах мороженым, и опять говорили об интересных вещах.

Сережка, таинственно оглянувшись, удивил как-то:

– Мама моя вчера на кухне с подругой говорила, я слышал через стенку. Такое бывает! В какой-то школе у нас в Ленинграде пятиклассница от шестиклассника ребенка родила!

Потрясенное молчание!

Потом Коля, обдумав ситуацию, уверенно объявил:

– Брехня!

– А почему, а почему ты думаешь? – взволновался Серега.

– Не знаю, как пятиклассницы. Может, есть такие… способные. А шестиклассник… Ну вот мы с тобой, считай, уже шестиклассники. Ну?

Они посмотрели друг на друга и сконфуженно заулыбались.

– А может, он второгодник? – вдруг осенило Серегу.

– Ну может. Если в каждом классе по два года. Да она такая же… Тогда может быть, – согласился Коля.

– А я знаешь, чего слышал? – вдруг снова воодушевился Сергей. – Что в науке уже все открыто. Только вот белок искусственный получат – и тогда сразу можно будет к коммунизму переходить.

– Да, верно! С белком сразу всех накормят. Во всем мире. Все голодающие народы накормят, – кивнул Коля. – А что слышно? Скоро белок получат?

– Скоро! – пообещал друг. – Чтобы как раз к восьмидесятому году коммунизм наступил! За двенадцать-то лет чего хочешь можно получить!

А потом еще о чем-нибудь, и еще, и еще. Много всего на свете интересного, на все прогулки хватит.

А в это время на операционный стол положили маленькую худенькую девочку по имени Галя.

Детские воспоминания разделились в Галиной памяти на «до» и «после».

И разделило эти воспоминания какое-то непонятное событие, перевернувшее всю ее пятилетнюю жизнь.

Воспоминания «до» были теплыми и милыми сердцу. Там была Галина комната с игрушками, книжками и картинками на всех стенках.

Все игрушки были любимыми, потому что у каждой были свой мир и своя сказка. На подоконнике, заставленном цветочными горшками, был дремучий лес, где встречались друг с другом резиновые и пластмассовые звери из большой картонной коробки. Звери были добрые, веселые и никогда друг друга не ели.