— Рудольф, когда ты сказал, что твоя дочь настроена серьезно, ты мне солгал… — Я неверяще замерла, слепо уставившись на каменный парапет балкона. Что? Это я-то настроена не серьезно?! Я, едва сдерживаясь от злобного шипения, стараясь подавить рвущийся на волю резкий выдох, подняла взгляд на Марьям. — Она не просто настроена серьезно... Она же готова глотку Ариману перегрызть. Я бы на его месте трижды подумала, стоит ли вообще подходить к принцессе, про брачную ночь даже говорить не стану, — герцогиня, закончив фразу, сделала глоток из своего кубка и отсалютовала мне им, а я ощутила себя воздушным шариком, из которого медленно стравливается воздух.

— Я дам войско. Но, — «королева пиратов» сделала многозначительную паузу, а потом продолжила, глядя уже больше на Рудольфа, чем на меня, — не просто так. Снабжение столицы для меня достаточно хлопотно, так что, если вся ваша военно-политическая кампания увенчается успехом, я хочу пятнадцатую часть от всех доходов, что будет приносить Фиральское герцогство в королевскую казну, в течении десяти лет.

Допив вино из кубка, герцогиня улыбнулась мне довольно и чуточку лукаво. Так вот откуда были эти неустановленные поступления средств в гроссбухе! Все эти годы Марьям поддерживала корону на плаву! Но как? Откуда такие средства?

— С вашего позволения, я оставлю вас обсудить этот маленький нюанс. Ваше Величество, Ваше Высочество… — герцогиня Васконская присела в грациозном реверансе и покинула балкон, на прощание по-матерински потрепав растерявшегося Альвина по щеке.

Повисла пауза. Рудольф молчал, выжидающе смотря на меня. Я отвечала ему тем же.

— Пятнадцатая часть, это много? — я не выдержала первой и нервно прошлась по балкону, от края до края, чувствуя, как пальцы сами по себе начали теребить рукав роскошного платья.

— Это у тебя надо спросить, ты у нас финансовый гений, не я, — король усмехнулся на мое немое возмущение и тут же примирительно поднял ладони перед собой. — Ладно-ладно. Я не особо хорош во всех этих счетоводческих делах, но пятнадцатая часть — это обычная компенсация за участие в военных действиях. Конечно, никто не платит ее десять лет, она высчитывается с захваченных средств, но так как мы никого не захватываем и не грабим, то я считаю подобное предложение достаточно уместным.

Я кивнула, мотая на ус ценную информацию не только о местных порядках совместных грабежей, то есть, военных кампаний, но и о том, что мой отец расписался в собственной экономической беспомощности.

«Нет. Так не может продолжаться вечно. Но разговор о том «а дочь ли я тебе, или где?» стоит отложить до более приватной обстановки. Нельзя даже допускать возможности, чтобы кто-то услышал подобные вопросы!»

Поправив рукав, я еще несколько мгновений смотрела на лежащую у подножия замка столицу, а потом — кивнула.

— Значит, мы принимаем это предложение.

— Отлично, — Рудольф моментально откликнулся, а мне от чего-то стало не по себе. Он так легко отпустил меня, словно бы не было того разговора, не было всех его переживаний… Я невольно попыталась вглядеться в лицо короля, найти там что-то, что подсказало бы мне, а переживал ли он за меня на самом деле, как за свою дочь. Мой взгляд, конечно, не остался незамеченным. Рудольф хмыкнул, подошел и встал рядом, опираясь локтями на каменные перила, как это не так давно делала я сама.

— И что теперь тебе не так, Эва?

Я, покусывая губу, начала ощущать себя дурой. Весьма неприятное чувство, между прочим, но достаточно правдивое: то требую отпустить меня воевать, то недовольна, что меня отпускают. Как говорил персонаж моего любимого ситкома: «Не можешь сдержать эмоции — иди в чулан, никто не любит истеричек». В чуланах сидеть принцессам не полагается, а второй забег по замку мог и не сложиться так удачно, как с Альвином.

— Все в порядке, я… — я тут же замолкла, натыкаясь на насмешливый взгляд короля. Ну да. Я врала, вернее, пыталась врать ходячему детектору лжи. К успеху шла, угу. — Ладно. Меня просто зацепил тот разговор… не идет из головы, — я опустила голову и начала старательно исследовать взглядом пространство под балконом, надеясь, что ощущение неловкости не выльется стыдливым румянцем на щеках.

— Забудь, Эва. Я… вспылил. Прости. Не надо было мне это говорить, — голос короля звучал чуть глухо, и я, бросив на того короткий взгляд, заметила болезненно-тоскливое выражение на его лице.

— Я тоже очень по ней скучаю, — все же я не решилась протянуть к его плечу руку, хотя мне этого очень хотелось. Рудольф кивнул, зажмурился на мгновение, а потом я снова увидела его таким, каким уже привыкла: доброжелательным, насмешливым и чуточку уставшим.

— Ну, Ваше Высочество, ваша миссия на сегодня окончена, а моя еще только начинается. Отдохни как следует, видит Светозарная, ты этого заслуживаешь, — король улыбнулся мне, и я невольно улыбнулась в ответ. В пару размашистых шагов Рудольф оказался у портьеры и, в сопровождении Альвина, ушел через расступившееся перед ним людское море.

«Что он там сказал? Отдохнуть как следует? Понятия не имею, как следует отдыхать принцессе, но вот вино мне сейчас точно не помешает. Все же, я — молодец! И заслуживаю определенной награды. Осталось теперь только узнать, предполагается ли на этом празднике жизни еда?»

Глубоко вдохнув, я почувствовала, как на лицо наползает довольное и благостное выражение, и приступила к выполнению новой поставленной цели — отдыхать как следует.

…Уж лучше бы Рудольф велел мне идти в библиотеку и просидеть там до самого утра!

Медленно открыв один глаз, я тут же закрыла его, ощущая ломоту в висках и легкое покачивание всего окружающего меня мира.

Голова болела, во рту была настоящая засуха, глаза реагировали на свет так, словно мне пытались их выколоть каждый раз, когда я приоткрывала веки. Попытка оторвать голову от подушки принесла мне вихрь новых ощущений в виде стремительно подкатывающей к горлу тошноты, одновременно с этим — чувства острого голода и желания умереть. Прямо сейчас и, желательно, не совершая более никаких телодвижений. Как там было? «Мама, я не могу больше пить»?

— Ваше Высочество, вы...

— Тшшш..., — я, тихо зашипев, поморщилась не только от голоса Миры, но и от звуков своего собственного и очень аккуратно приоткрыла один глаз.

Служанка смотрела на меня, как смотрят на нерадивую дочь-старшеклассницу, пришедшую со школьной дискотеки подшофе и недоползшую до собственной кровати. Где-то глубоко в душе у меня зашевелился червячок стыда, но я волевым усилием загнала его поглубже — я взрослая женщина, имею право пить сколько хочу! Особенно, учитывая все текущие обстоятельства.

— Я принесу вам отвар из трав, — видя, что я сейчас мало приспособлена к активной жизнедеятельности, Мира сжалилась и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собою дверь. Я, никак не отреагировав на ее выход, лежала в кровати, преисполнившись жалости к самой себе и заодно — пытаясь восстановить ход вчерашнего «банкета». Память услужливо подкидывала мне вполне безобидные фрагменты моего маленького алкогольного срыва. С течением времени все великосветское общество разделилось на две неравные группы: меньшую — постарше и основную — «молодняк», в который вошла и я. Мы обсуждали моду, и, кажется, я весьма впечатлила Фрея Маривского своими познаниями в конной езде... На этом месте моя память давала некий сбой, а так как активное шевеление извилинами сейчас приносило мне весьма ощутимую боль, я решила, что вряд ли там могло произойти что-то действительно существенное. В памяти плавали обрывочные воспоминания о весьма невинных играх: местное подобие ручейка, потом, кажется, прятки... Я, наморщив лоб от нахлынувшего головокружения, перетерпела пару особо неприятных мгновений и, медленно выдохнув, приняла для себя строгое решение не пить больше ничего, крепче травяных отваров. Очевидно, это тело было куда более восприимчивым к алкоголю, чем мое, родное. «Эх, кажется, мне стоит привыкнуть к тому, что оно больше не мое, по крайней мере — на какое-то время. Ладно, главное, что я, вроде бы, ничего не натворила, да и что-то подсказывает мне, что остальная молодежь пошла вразнос вслед за своей принцессой, если даже не впереди нее».