Предположительные остатки «Княгинина вала». Фото автора
Е.Ф. Шаховская была очень богата, но в обществе её не любили и не уважали. Мимо Покровского проезжали в свои имения многие аристократы, но никто из них не горел желанием наносить визиты его владелице. Переделывая классическую усадьбу в «терем бояр Стрешневых», она хотела в очередной раз громко заявить о знатности своего семейства, его древности, родстве с царской династией.
Уже после революции И.В.Евдокимов писал о княгине:
«Злая и ничтожная княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева населила парк ингушами, которые хватали каждого, осмелившегося преступить заповедную черту парка, и представляли перед «светлейшие очи княгини». Сто лет прошло недаром – били исподтишка, законно же брали выкуп за посягательство на «священную» частную собственность. Так продолжалось до самой революции 1917 года.
Княгиня была ненавистным пугалом для окружающего населения, с тяжелым чувством глядящего на красные стены, закрывающие чудное по красоте парковое насаждение из сосен, елей, лиственниц, пихт с перемежающимся березняком и ивовой зарослью у пруда».
В самом деле, после событий 1905 года и первой волны «красного петуха», пронесшегося по России, перепуганная княгиня обзавелась личной охраной – двумя дюжими кавказцами в черкесках и с кинжалами, всюду сопровождавшими её.
Словом, выходило так, как написал впоследствии Маршак:
Нам в этот сад закрыт был вход,
Цвели в нем розы, лилии.
Он был усадьбою господ -
Не помню по фамилии…
Сад охраняли сторожа.
И редко – только летом -
В саду гуляла госпожа
С племянником-кадетом.
Возник конфликт и с крестьянами. Со временем старая церковь стала мала для того, чтобы вместить всех желающих, и княгиня с 1876 года под тем предлогом, что «не желает» ее расширять, добивалась перевода прихожан в церковь села Аксиньина, во многих верстах от Покровского, возле нынешней станции метро «Речной вокзал». Но церковные власти разрешили прихожанам расширить церковь, и П.П.Боткин (которого супруг грозной владелицы готов был выжить с дачи за недовольство установленными порядками) охотно оплатил строительство по проекту архитектора А.А.Кайзера. В 1897 году в новом храме были освящены два придела: правый – во имя Петра и Павла в честь Петра Ивановича Стрешнева, а левый – во имя Николая Чудотворца, в память об упраздненной еще в 1830 году церкви в селе Никольском.
Проект Покровской церкви. Архитектор Г.А. Кайзер. 1897 год
Вот как об этом пишет «Пешеград»:
«Рьяно видоизменявшая и благоустраивавшая усадебный дом и парк Евгения Федоровна никак не желала перестраивать и расширять Покровский храм, давно уже переставший вмещать всех прихожан, число которых особенно возрастало в летний период за счет приезжих дачников. У нее даже возник затяжной конфликт с крестьянами на этой почве. С 1876 года она пыталась решить проблему наименее затратным для себя способом – добиваясь перевода части молящихся в Знаменский храм села Аксиньина, находящийся за много километров от Покровского. Но крестьяне протестовали против необходимости посещения дальнего храма, и церковные власти поддержали их, разрешив расширить церковь Покрова.
Местный состоятельный дачник П.П. Боткин охотно взял на себя все издержки по перестройке храма. При его финансовой помощи архитектором Г.А. Кайзером был разработан проект расширения церкви и осуществлено строительство. После проведения работ помещение храма увеличилось почти вдвое. Приделы, находившиеся когда-то в небольшой трапезной и в XVIII веке упраздненные ради экономии места, теперь снова появились в боковых частях храма. В 1897 году правый придел был освящен во имя апостолов Петра и Павла (в честь П.И. Стрешнева), а левый – во имя Николая Чудотворца (в память упраздненной церкви села Никольского, иконы из которой были перенесены сюда).»
Мало того, волею Евгении Фёдоровны и сама усадьба была перестроена в подобие сказочного средневекового замка. Вполне вероятно, что на эту мысль ее подвигли впечатления, полученные от поездок с покойным мужем по Европе. Она любила искусство, обладала неуёмной фантазией, творческой энергией и особой страстью ко всему новому. Правда, вкусы ее не отличались тонкостью, познания были весьма поверхностными, а отношение к предметам искусства порой граничило с вандализмом. Так, например, рассказывали, что приобретенные у европейских мастеров картины она, ничтоже сумняшеся, могла переделать по своему усмотрению, что-нибудь пририсовав к ним. Поездки по загранице и знакомство с европейской архитектурой пробуждали в ней неукротимый творческий пыл. Она могла, впечатлившись каким-либо средневековым замком, задумать в Москве грандиозную стройку по его мотивам или уже на этапе проектирования или строительства отправить своему архитектору открытку с изображением приглянувшейся ей европейской достопримечательности, сопроводив её распоряжением внести изменения в проект или воссоздать в натуре ту или иную часть сооружения.
Но решение о средневековом замке пришло не сразу. Когда Евгения Фёдоровна обосновалась в Москве и приступила к перестройке усадебного дома в Покровском, она вначале решила превратить его вначале в некое подобие сказочного терема, боярских хором древней Москвы. При этом княгиня не просто шла на поводу у архитектурной моды того времени, тяготеющей к древнерусским стилизациям. Здесь, в Покровском, это имело принципиальное значение как фамильная память. Чтя и тщательно оберегая фамильные традиции и прошлое семьи, она ещё и желала подчеркнуть свою кровную и духовную связь с историей Древней Руси, напомнить об истоках славы рода, о XVII веке.
Для этого она в 1880 году она приглашает архитектора А.И.Резанова, академика архитектуры, известного постройками великокняжеских дворцов в Петербурге, Москве и Ливадии. А.И. Резанов создал очень необычный проект перестройки господского дома в популярном в те годы псевдорусском стиле. Он предполагал практически без изменений пространственной композиции, но с переделкой элементов фасада существующей основы – ампирного особняка – сделать к нему боковые пристройки, создать новую асимметричную композицию расширенного здания и оформить все в единой стилистике, фактически наложив древнерусские формы на имеющуюся ордерную систему. Тем самым предусматривалась опредёленная стилистическая целостность дома, своего рода «палат бояр Стрешневых».
Сохранившиеся чертежи А.И. Резанова демонстрируют нарядный и своеобразный теремной дворец с башенками, шатрами, двойными окнами в арочном обрамлении, ажурными решетками на гребнях крыш, выразительным островерхим силуэтом… Островерхая башня, примыкающая к дворцу слева (если смотреть из сада), и правый корпус, оформленный в стиле древнерусского узорочья, существующие и сейчас, восходят как раз к проекту Резанова, несмотря на то, что он впоследствии был радикально пересмотрен.
На эскизе проекта видно, что практически весь существующий объём дворца предполагалось обрамить декором в стиле «а ля рюсс». Мансардный этаж предполагалось украсить стрельчатыми окошками и завершить высоким шатром в том же стиле, который бы перекликался с шатром на новом кирпичном корпусе, обращённом к воротам. Более значительные переделки предполагались по прежнему главному фасаду. В классической части особняка на оси между центральным входом и выходом в сад ещё при Елизавете Петровне были выведены низкие своды. Позднее Шаховская подпёрла их кирпичными бочкообразными колонками, в той же манере русских средневековых палат, и ещё пару таких же колонок вынесла на фасад, в обрамление главного входа. Но совершенно по-иному смотрелось в проекте первоначальное заполнение арки, да ещё и нарощенной по мансардному этажу. Должен был быть также пристроен корпус-теремок с торцевой, северо-восточной части дома, стыкующийся с островерхой башней и закрывший бы оставшийся второй торец дома. Так что главным недостатком проекта было то, что в результате его воплощения от классического стиля, от мастерства неизвестного архитектора (Н.А.Львова?) практически не оставалось бы и следа.
