Эти странствия «по Европам» были не только праздным времяпрепровождением и купанием в роскоши – пошатнувшемуся здоровью Михаила Валентиновича требовалось лечение. В Аахене, как мы помним, он и умер. Евгения Фёдоровна похоронила его в Висбадене, там же, где и своих родителей. После смерти супруга Евгения Фёдоровна, как мы уже говорили, большую часть времени проводила в своем загородном дворце, тем самым храня верность выбору своей прабабки.

––

Михаил Валентинович остался в истории разве только что не «просто мужем», своего рода князем-консортом своей жены – властной хозяйки Покровского, намного пережившей своего супруга. И в этом смысле она повторяла судьбу своей прабабки Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой, владевшей усадьбой в конце XVIII – начале XIX веков. Напомним, что Фёдор Иванович Глебов умер еще до постройки современного дворца, прожив 65 лет (1734-1799), а Елизавета Петровна пережила его практически на сорок лет. Евгения же Фёдоровна Шаховская, в девичестве фон Бреверн, придавшая Покровскому современный, столь экстравагантный вид, овдовела вскоре после перестройки дворца под средневековый замок и умерла в середине 1920-х во Франции, в весьма преклонные годы, пережив мужа более чем на три десятилетия (1892-1924). Более того, Елизавета Петровна, на которой оборвался род Стрешневых, была правнучкой первого владельца Покровского из этого рода – Родиона Михайловича, а Евгения Фёдоровна, на матери которой пресекся род Глебовых-Стрешневых, в свою очередь – правнучкой самой Елизаветы Петровны. Обе хозяйки владели усадьбой в общей сложности больше полувека, практически половину из которых – уже будучи вдовами. Велико искушение увидеть в натуре Евгении Фёдоровны и результатах ее деятельности, масштабы которой поражают до сих пор, – передавшуюся ей от отца немецкую практичность, а в теперь уже тройной фамилии, все составные части которой просто «насаживались» друг на друга, как на стержень – подобие немецкого же принципа словообразования, в результате которого образовывались знаменитые бесконечные слова-цепочки, «конструированием» которых в свое время развлекался Марк Твен. Трудно также отделаться от веры в переселение душ, в то, что в натуре Евгении Фёдоровны воскресла ее грозная прабабка Елизавета Петровна… Впрочем Евгения Фёдоровна намного превзошла её практически во всём…

Сама княгиня, как и её прабабка, за свою долгую жизнь не была обделена знаками внимания и почестей. Например, в 1869 году она была удостоена Ордена Терезы. Это был женский орден, учрежденный 12 декабря 1827 года королевой Терезой Баварской для незамужних малоимущих женщин знатного баварского происхождения, отличившихся своей деятельностью в области милосердия и благотворительности (пикантность ситуации была в том, что Евгения Фёдоровна уже была замужем), а 22 июля 1913 года она же была удостоена малого креста Ордена Святой Екатерины (это был орден Российской империи для награждения великих княгинь и дам высшего света, формально второй по старшинству в иерархии наград с 1714 по 1917 год; «малый крест», или кавалерственный – для претенденток из высшего дворянского сословия. Награжденные именовались соответственно «дамами большого креста» и «кавалерственными дамами»). Интересно, что этого же ордена ещё в 1797 году была удостоена супруга Фёдора Андреевича Остермана, сына знаменитого временщика; сам же Фёдор Андреевич был двоюродным братом Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой, ну и сама Елизавета Петровна не была обойдена наградой 12 декабря 1817 года…

Но оставим мистику и снова обратимся к истории.

Особняк становится замком.

Не удовольствовавшись унаследованными ею и ее мужем владениями, Евгения Федоровна выкупила со временем у своей сестры Варвары за 120 тысяч рублей имения, которые достались той при разделе фамильного состояния. Таким образом, все земельные владения Глебовых-Стрешневых оказались в руках у княгини. А сама покровская усадьба вновь оказалась в руках властной хозяйки, но на этот раз ещё более энергичной и уже откровенно экстравагантной в своих вкусах.

С редкостным рвением она взялась за дела. Из веками бездоходного имения она стала извлекать серьезные доходы. На месте зверинца была построена большая дача Гришино, которую вначале, с 1874 года, арендовал граф П.А.Зубов, а с 1886-го – банкир А.П.Каютов. Его женой была модельер Надежда Петровна Ламанова, ставшая впоследствии фактически модельером княгини. О ней мы еще расскажем, пока отметим только, что её работы до сих пор хранятся в музеях, а В.Пикуль написал о ней рассказ «Закройных лет мастерица».

Княгиня сдавала бывшие мельницы на правом берегу Химки, в Иванькове, под фабрики (об этом мы ещё расскажем), а земля пошла под строения. Фабриканты Прохоровы арендовали два участка в парке над Химкой (кстати, из рода Прохоровых была мать известного шахматиста Алёхина и его сестры – актрисы «немого кино», сыгравшей в фильме «Медвежья свадьба», который снимался в усадьбе в 1925 году, роль безумной графини Шемет). Вдоль Иваньковской дороги было построено в общей сложности более тридцати дач.

Как и всякий крупный собственник, Евгения Фёдоровна главной целью ставила оградить себя от «черни». Именно поэтому территория усадьбы была разделена на три части с разным режимом «защиты». Окрестности дома с регулярным парком и оранжереями и дорожки в Елизаветино предназначались только для личного пользования семьи и специально приглашенных гостей, «только по особому распоряжению»; а в местность над Химкой и за Иваньковской дорогой, громко названную «Карлсбад» и восточную часть парка, ближе к Никольскому и Коптевским выселкам, проще говоря, к теперешней Ленинградке, где можно было ловить рыбу в реке, кататься на лодках, собирать грибы, опять-таки можно было попасть только «по билетам». Теперь попасть в усадьбу могли только лица из высшего общества. Причем дачники тоже должны были покупать билеты. Дача коммерции советника П.П.Боткина находилась почти в центре парка. Он попробовал было возмутиться таким положением дел, но князь ответил, что если ему что-то не нравится, он «может очистить дачу». Тем не менее, на средства именно П.П.Боткина была перестроена в 1886 г. Покровская церковь.

Всю территорию княгиня огородила колючей проволокой, закрыв древнюю дорогу из Никольского. При этом у границы парка близ этой дороги лесопромышленником Ф.М.Наживиным, отцом известного в начале Хх века писателя, уже были построены 26 дач, обитатели которых прогуливались по этой дороге. Дело дошло до судебного разбирательства, затеянного княгиней, но в итоге она дело проиграла, поскольку даже адвокат, нанятый ею (а это был не кто иной, как знаменитейший Ф.Н.Плевако), был настроен против неё. А мастерство Плевако, впрочем, формально часто выходившее за рамки собственно процессуальные, вошло в историю.

Кроме колючей проволоки, со стороны парка княгиня распорядилась обнести территорию, примыкающую к дворцу, земляным валом. Какие-то его остатки, вероятно, сохранились до нашего времени. Во всяком случае, в задней части огороженной территории, по обеим сторонам от футбольного поля вдоль современной ограды сквозь ее прутья просматривается характерная неровность в рельефе – несколько отрезков вытянутого возвышения, поросшего деревьями. Наиболее заметный отрезок идет вдоль ограды от места, где стоял сгоревший подсобный домик, в одном месте переламываясь под углом в 90% (так же переламывается в этом месте параллельно валу и нынешняя ограда) в направлении оранжереи.. Это либо остатки «княгинина вала», либо того вала, который окружал усадьбу параллельно рву ещё в середине XIX века – во всяком случае, изображение на карте и характерный перелом под прямым углом совпадают с нынешним его расположением).