«Культ местной или родовой исторической символики был достаточно широк… во многих старинных усадьбах России трепетно сохранялись исторические реликвии. Прежде всего это были многочисленные мемориальные памятники – усадебные храмы с могилами предков (напомним, что у храма Покрова был погребен Фёдор Петрович Глебов-Стрешнев – А.П.), парковые монументы в честь посещения той или иной усадьбы коронованными особами или в честь великих людей России, памятник родственникам, друзьям, няням… и даже любимым коням, собакам и т.д. (взять хотя бы обелиск перед входом, некогда венчавшийся фигуркой преданно служащей собаки – талисманом рода Стрешневых – А.П.).

Один из первых усадебных мемориалов появился в усадьбе Лукино – родовом подмосковном имении бояр Колычевых, потомок первых владельцев барон М.Л.Боде-Колычёв создал настоящий мемориал своей семьи, помещавшийся в здании, напоминавшем своими формами Московский Кремль. В усадьбе были выстроены крепостные стены, башни…». Всё то же мы видим и в Покровском-Стрешневе.

Иными словами, «…одним из самых отличаемых и ценимых свойств усадьбы Серебряного века стала ее принадлежность истории. «Связь времен», воплощенная в старинных постройках, старом парке, фамильных портретах (!!!– А.П.) или картинных галереях и собраниях, библиотеках, предметах старины и семейных преданиях, непосредственно воплощала историзм мироощущений человека того времени и представляла собой еще одну его грань. Строения, парковые дорожки, сады, пруды были не столько функциональны, но и служили для их создателей и владельцев своеобразными знаками преданий данной местности, вехами в истории отечественной культуры, наконец, символами связи с историей государства». «Усадьба воплощала собой и связь поколений, историю рода, издавна освоившего ее пределы. История русской семьи и история государства Российского всегда были взаимосвязаны». Понятное дело, какое важнее, даже сакральное значение это все имело для Евгении Фёдоровны Шаховской, которой вновь была передана дважды утраченная по мужской линии фамилия Стрешневых, чтобы сохранить в истории роль этого рода!

«Главный дом, его образ, архитектурный стиль, величина, размещение в ландшафте во многом определяли облик русского усадебного комплекса в целом. – продолжает М.В.Нащокина. – Именно в его архитектурных формах и оформлении интерьеров, как правило, наиболее полно отражался и содержательный замысел владельца. Ведь собственный дом – это воплощение его представлений о семейном гнезде, о прекрасном, отражение его образа жизни, индивидуальных привычек и предпочтений. Дом – портрет своего хозяина, еще в больше степени, чем усадьба в целом. Он полновластно определяет его масштаб, набор помещений и облик». «Образ усадьбы, прежде всего, задавал главный усадебный дом. Строя его, владелец выбирал тот архитектурный стиль, который в наибольшей степени отвечал его внутреннему «я».

Образно-стилистическую многоликость усадеб серебряного века исследовательница сводит «к пяти основным образам-символам или архетипам, к которым тяготело общественное сознание и, в той или иной степени, относится большинство известных примеров». Для нас особенно интересны два, поэтому мы остановимся на них чуть подробней. «Одним из способов обнаружить свои художественные вкусы, – пишет исследовательница, – стало довольно широкое использование «архитектурных цитат», а «многостилье приходило в этом на помощь, как бы проявляя индивидуальность владельца». Помимо английского стиля, стиля «модерн» и «неоклассицизма», имеются в виду распространившиеся в обществе увлеченность русской стариной, способствовавшие возрождению в усадьбах образов древнерусского зодчества, подобий боярских теремов, а также мода на средневековые рыцарские замки (присущая «многочисленным обрусевшим иностранцам»). На примере Покровского-Стрешнева мы можем увидеть оригинальное сочетание как минимум двух (а если мысленно воссоздать утраченные фрагменты – то и трёх) тенденций. Фактически на нём отразилось увлечение историей в архитектуре, стилизация построек как под «боярские хоромы» (в результате чего расцвел так называемый «псевдорусский» стиль, как в кирпиче, так и в дереве) – а мы знаем, какое значение придавали представительницы этой ветви рода Стрешневых XVII-му веку, когда их захудалый род в результате поворота судьбы стал наравне с царствовавшим родом Романовых, так и под рыцарские средневековые замки (а здесь уже проявились, по всей видимости, вкусы самой Евгении Фёдоровны, как мы помним, бывшей по отцовской линии немецкого происхождения, налицо те самые «обрусевшие иностранцы»). Не говоря уже о том, что в Стрешневе всё это было нанизано даже не на нео-, а на самую что ни на есть классицистическую основу.

Относительно увлечения стилизациями «боярских хором» М.В.Нащокина отмечает, что заказчиков и хозяев усадеб «манили узорочье и роскошь отделки интерьеров царского теремного дворца в Кремле, проникнутое историей отечества воображение увлекали полумифологические средневековые боярские хоромы древней Москвы… Привычным и узнаваемым обликом своих усадебных построек владельцы как бы подчеркивали свою кровную и духовную связь с историей Древней Руси». «Образы древней Руси, воплощенные в загородных усадьбах, были многолики. Среди них заметное место занимали стилизации построек Московской Руси XVI-XVII веков, в частности Московского Кремля. Они привлекали своими нарядными, богато украшенным докром формами, своим многоцветьем, выразительным островерхим силуэтом… Несмотря на обилие копийных деталей, выверенная живописная композиция, широкие проемы окон, их четкий ритм, аккуратная симметрия отдельных элементов, тщательность выполнения целого и деталей – все это чётко свидетельствовало о современности постройки. Древнерусский язык ее архитектурных форм был наложен на привычную (ордерную) систему западноевропейской архитектуры». Евгении Фёдоровне же никакой стилизации и не нужно было. В отличие от других усадеб, где это веяние было просто модой, в Покровском для этого были все основания, живая, непосредственная историческая память о собственных предках, в XVII-м веке активно включившихся в строительство новой государственности, стоявших у колыбели новой династии на престоле. Можно только в очередной раз вспомнить дворец царя Алексея Михайловича к Коломенском с его нагромождением объёмов и значимость самого факта его рождения от Евдокии Стрешневой…

Кстати. М.В.Нащокина в своем исследовании указывает и на такую тенденцию в архитектурном строительстве: перелицовывая на новый лад усадебные постройки, в основе которых лежали «ранние классические дома», «архитекторы путем пристроек старательно придавали постройкам асимметрию и живописность. Обращая особое внимание на завершения пристраиваемых частей, они использовали башенки-пинакли по углам… или трактовали пристройки как башни с шатровыми кровлями… Стеновая декорация включала привычные оконные обрамления, машикули и зубчики». Как видим, всё то, что донесли до нас предреволюционные фотографии стрешневского дворца. И далее о самом Стрешневе: «Поразительное нагромождение деревянных башенок в готическом стиле появилось в 1910-1914 годах над ампирным портиком усадебного дома в Покровском-Стрешневе. Тщеславная владелица сначала мечтала превратить свою прелестную классическую усадьбу по проекту А.И.Резанова в средневековый «терем бояр Стрешневых», но, оставшись, видимо, недовольной незаконченной реконструкцией, решила еще раз «перепрофилировать» дом в западноевропейский замок, а потому не посчиталась с очевидными достоинствами архитектуры своего старого дома». С выводом, впрочем, решимся не согласиться: как раз благодаря отказу от полной перестройки под «терем бояр Стрешневых» именно классическая часть дома была в основе своей сохранена, просто «нанизана» на новый объём.

Говоря о тенденции строительства усадебных домов в стиле средневековых рыцарских замков (от себя: более поздняя стадия перестройки дома в Стрешневе, когда хозяйка отказалась от проекта «боярских палат»), исследовательница замечает: «конец XIX века – время необычайной популярности готических форм в европейской архитектуре. Постройки, слизовавшие всевозможные готические башенки. Ступенчатые щипцы, машикули, стрельчатые арки и химер можно найти в Англии, Франции, Германии, Голландии, Австро-Венгрии и Швейцарии, словом, практически по всей Западной Европе. Формы западноевропейской готики были едва ли не самыми устойчивыми и в русском усадебном строитеьстве с 1880-х по 1910-е годы. Они символически обозначали для своих заказчиков не только художественные образы из рыцарских романов, которые принято читать в юности, но были неразрывно связаны с воображаемыми морально-этическими идеалами средневекового рыцарства, а также современными представлениями о стабильности и буржуазной респектабельности, которые воплощали Франция, Германия и «старая добрая Англия». Владельцы усадебных домов «интуитивно «приспосабливали», «примеривали» к себе, адаптировали саму европейскую культуру. Усадебные замки, отсылавшие к формам французской или английской готики, или к более редким для страны формам европейского Ренессанса и барокко становились своеобразным воплощением идей синтеза культур Европы и России».